– Как-то вы не очень веселы, – продолжал незнакомец. – Ну ладно, я вижу, вы еще не отошли от долгого путешествия. Все по порядку, или, как говорите вы, русские, все своим чередом. Меня зовут Джордж, а ты Леша, так?
– Откуда вы знаете мое имя? – наконец разлепил сухие губы Рубич и попытался сесть в койке.
Теперь он увидел, что его успели переодеть в приличного вида трусы и футболку защитного цвета. Почему-то он сразу понял, что белье не российского производства, хотя футболка, видимо, армейского образца.
– Странный вопрос, – усмехнулся Джордж. – Тебя привезли с документами. Тебя взяли в плен с документами, и они путешествуют с тобой все это время. Хочешь узнать, где ты сейчас?
– Это не Россия, – выдавил из себя Рубич, которому было еще сложно говорить.
– Это Афганистан, – уже без улыбки ответил Джордж. – Лагерь по подготовке боевиков, в этом я признаюсь честно. Только не надо искать политических фактов, лагерь частный, я – лицо частное, финансируется он на частные деньги. Точнее, сюда присылают бойцов для подготовки и платят за это деньги. Хорошие деньги.
– Богатая организация, – кивнул Рубич, оглядываясь по сторонам в поисках одежды. Он очень неуютно чувствовал себя раздетым в присутствии врага.
– Богатая. У нас хорошо платят.
– Я к тому, что меня везли, кажется, на самолете. Роскошь – гнать самолет из-за одного человека с Кавказа через границу.
– Не все так, Леша. Через Дагестан тебя переправили на побережье, потом через Каспийское море в Среднюю Азию. А уж оттуда самолетом. Только не думай, что все это проделано ради тебя одного. Ты не настолько ценен. Вместе с тобой пришел кое-какой груз в виде новых российских передвижных ракетно-зенитных комплексов, кое-какое ваше оборудование из категории секретных. А еще три десятка наемников для обучения. Видишь, я честен с тобой. Самолет летел не из-за одного тебя.
– Я вам зачем?
– Скоро узнаешь, – небрежно бросил Джордж, поднимаясь. – Сейчас тебе принесут одежду, накормят, а потом мы поговорим о твоей дальнейшей судьбе.
Это был типичный учебный лагерь. Типичный для любой военной или полувоенной организации. Такова была «учебка», в которой Рубич когда-то проходил первоначальную подготовку и принимал присягу. Таким же примерно был и учебный центр по подготовке снайперов, в котором он учился, уже будучи контрактником. Размеренная напряженная жизнь, заполненная до отказа учебными занятиями и дающая очень короткие передышки для личных надобностей: постирать белье, зашить порванные штаны, купить что-то из туалетных принадлежностей в здешнем магазинчике. Писем тут, скорее всего, на родину не писали.
До русского парня тут никому не было дела. Или никто не знал, что он русский, или тут привыкли к большому этническому разнообразию и наличию среди проходивших обучение и русских, и украинцев, и прибалтов. Хотя большая часть «курсантов» имела внешность азиатскую, речь слышалась тут в основном английская. На фарси и других языках разговаривали лишь между собой и в узком кругу. Все команды, все обучение шло на английском, и никого не волновало, что ты не знаешь языка. Учи, или будешь получать пинки и удары стеком от инструкторов, постоянно подгонявших курсантов.
Молчаливый афганец принес Рубичу одежду – обычную полувоенную форму без знаков различия, – дождался, пока тот оденется, и махнул рукой, чтобы русский шел за ним. Привел он его в столовую. Это был небольшой барак, собранный из неструганых досок. Внутри стояли длинные столы и лавки из таких же досок. В лагере вообще все было каким-то временным, собранным на скорую руку. Рубич подумал, что это может говорить о том, что подобного рода лагеря часто меняют место своего расположения, и нет смысла строить капитальные здания. Да и «курсанты» должны привыкать к спартанским условиям. Им ведь предстоит именно в таких условиях «работать».
– Ну, осмотрелся? – поинтересовался Джордж, когда к нему привели Рубича в такой же барак, только внутри поделенный на несколько комнат деревянными перегородками. – Как тебе у нас?
– Что вам от меня нужно? – ответил вопросом на вопрос Алексей.
– Вот это деловой подход, – похвалил американец. – Ладно, давай о делах. Ты уже понял, что остался жив не по божьему провидению и не по причине невероятного везения. Все, что с тобой происходило, имело одну цель – показать, что с тобой будет в случае отказа. Ну, и помочь тебе принять правильное решение. Ты – снайпер, хороший снайпер, как нам удалось установить. Ты просто талант, мастер в своем деле. Тебя продали нам. Да-да, продали, и нечему тут удивляться. За тебя заплатили хорошие деньги, и ты их должен отработать.
– Стрелять в своих? – бесцветным голосом пробормотал Рубич.
– В своих? – искренне удивился американец и даже вскочил со стула. – Кто тебе свои? Что значит, свои? Тебе сколько платили за твою работу, кому ты там был нужен? А тут тебе будут платить столько, что через несколько лет ты сможешь купить себе дом на побережье, хорошую машину, открыть бизнес и жить, поплевывая и на своих, и на чужих. Свои для тебя только те, кто тебе хорошо платит, кто о тебе беспокоится.
– Есть понятие родина, присяга, боевое братство, – машинально говорил Рубич, понимая, что его лепет тут никого ни в чем не убедит. Тут вообще словам придают мало значения.
– Если тебе так спокойнее, если это заткнет твое больное понимание этих слов, то скажу, что тебе не придется стрелять в «своих». Ты будешь учить местных головорезов. Готовить снайперов! Вот и вся твоя работа. Ты их учишь, по ночам спишь в теплой постельке, хорошо питаешься, а на твой счет в банке ежемесячно капают звонкие монеты. И все зависит от тебя. Будешь хорошо учить – через год миллионером станешь. Хочешь через год иметь на счету миллион? Это реально, только надо хорошо работать, и тебе будут платить. Для этого тебе надо получать чуть больше восьмидесяти тысяч долларов в месяц. А ты можешь получать и сто, и двести, но все зависит от тебя!
Рубич стоял, опустив голову, а перед ним чуть ли не из штанов выпрыгивал Джордж и доказывал, что все зависит от самого себя, что в их мире вообще все зависит только от себя. И можно… И он в десятый раз стал перечислять, что можно на эти деньги. Алексея подмывало спросить, а чего это Джордж так часто об этом говорит? Нравится слушать, срабатывает комплекс неполноценности, будоражат нутро несбывшиеся мечты? Но злить этого человека не хотелось.
План в голове Рубича сложился в первые же часы. Уж чего-чего, а работать на террористов он не хотел ни в каком виде. Тем более стрелять самому. Это может всплыть в любой момент, и как ты будешь выглядеть в глазах своих товарищей по оружию, которые тебя помнили, в глазах своих командиров, в глазах близких?
План Рубич реализовал на четвертые сутки. Трое суток он добросовестно готовился к работе инструктора по снайперскому делу. Спал он в отдельной комнате, очень маленькой и отделенной от общего помещения казармы тонкой перегородкой в одну доску. По вечерам старательно и правдоподобно писал программу обучения с почасовой раскладкой, методикой упражнений и тому подобным. А днем готовился к побегу.
Собственно, днем он осматривал лагерь и распоряжался, что и как нужно сделать, чтобы получился нормальный полигон для будущих снайперов. Ему сразу объяснили, что за территорию на учения со своей группой он сможет выйти не раньше, чем через полгода. И пришлось ему на месте, в пределах лагеря придумывать участки для тренировок в маскировке, тренировок чисто стрелковых, дальномерных и тому подобного. Естественно, что самой серьезной стороной всей этой подготовки было знакомство с периметром лагеря, системой охраны и определением возможности побега. Желательно незаметного.
Случай представился на четвертые сутки. Группу для Рубича еще не собрали, а его помощник, все тот же немногословный афганец по имени Шаббо, ходил по пятам и спал за стенкой. В такой ситуации сложно остаться без внимания даже на минуту. Но Рубич нашел такую возможность.
Лагерь представлял собой огромную ровную площадку на краю небольшого горного плато. На юге – обрыв и перепад высот метров в пятьдесят, на севере и востоке – скалистые участки и осыпи, переходящие в каменные стены. На юг плато сужалось и опускалось узким языком к небольшой извилистой речной долине. Здесь пролегала единственная дорога, доступная для использования автомобильного транспорта.
Сам лагерь был огорожен деревянными столбами и опутан ржавой колючей проволокой. Эти изгороди уходили на север и на восток почти на километр. Дальше простиралась практически безжизненная каменистая поверхность, с чахлыми кустиками и вездесущими ящерицами. И внутри этого огромного загона каменными стенами в два метра высотой была огорожена собственно жилая территория. Здесь стояли жилые домики, здесь была кухня и все подсобные службы. А за пределы каменных стен «курсантов» выгоняли во время утренних зарядок и многокилометровых пробежек. Там же были оборудованы полигоны для тренировок.
