– В Праге учился, – сказал Алексей. – Но только год, по заданию уже, чтобы биографическая достоверность была. А вообще-то я медицинский в Москве еще закончил. Перед разведшколой.
Он неожиданно замолчал. Ольга со страхом заметила, что любовь к ней снова сменяется в его глазах отчаянием.
– Что ты? – спросила она.
– Я не знаю, что мне теперь делать, Оля, – тихо сказал он. – Впервые – не знаю.
– Из-за меня?
– Нет, все-таки не из-за тебя. Сегодня я встречался с… Ну, неважно, с кем. С одним человеком из Москвы. И получил от него задание. Которое выполнить не могу.
– Это опасно?
– Не в том дело. Все опасно. Ничего безопасного в моей жизни давно уже нет. А это задание я не могу выполнить, потому что… Против меня всего оно! – горячо проговорил Алексей. – Мне надо перестать быть собой, чтобы его выполнить.
– Успокойся, Алеша, – сказала Ольга. Она села на табурет и потянула его за руку, чтобы он сел тоже. – Тебе не надо переставать быть собой. В чем состоит это задание?
– Понимаешь, – сказал он, послушно опускаясь на стул напротив жены, – я, конечно, передал в Центр то, что узнал тогда от Грюнлиха. Ну, что война начнется в июне. И меня удивило, что реакции на мое сообщение не было. Я спросил… того, с кем обычно связываюсь здесь, в Софии, что это значит. Он не смог мне ответить. А потом немцы перешли нашу границу… Как это выдержать, Оля? Я все время думал: наверное, я не сумел быть убедительным, наверное…
– Ты не должен себя винить. – Ольга коротко коснулась ладонью его руки. – Ты сделал все, что мог. Не в твоих силах было предотвратить войну. А что сказал тебе человек, с которым ты встречался сегодня? – напомнила она.
– Сказал, что я должен через фон Дидерикса передать в немецкое посольство предложения советского руководства Гитлеру.
– Как?! – ахнула Ольга. – Какие же могут быть предложения? Ведь война!
– Вот именно, – кивнул Алексей. – Мне тоже кажется, что никаких предложений быть уже не может. И тем не менее советское руководство предлагает Гитлеру остановить наступление и объявить случившееся приграничным инцидентом. Далеко зашедшим инцидентом, – зло усмехнулся он. – В обмен на это СССР готов передать Германии Карелию, большую часть Украины и другие советские территории по взаимной договоренности. Вот так вот.
– Этого не может быть! – расширенными глазами глядя на мужа, проговорила Ольга. – Да нет же, это он сам такое придумал, я уверена, этот твой… собеседник! И что ты ему сказал?
– Сказал, что рассматриваю это как провокацию. Что не верю, чтобы руководство СССР могло пойти на такой сговор с Гитлером.
– А он?
– А он мне сказал, что я не в церкви и веры никакой от меня не требуется, а требуется срочно встретиться с Дидериксом и выполнить задание.
– И ты встретился с Дидериксом? – замерев, спросила Ольга.
– Нет. Я не знаю, что мне делать. Впервые – не знаю, – повторил Алексей. – И к тому же…
– К тому же – я? – Ольга выразительно взглянула на свой живот. – То есть – мы?
– Выполню я это задание или нет, в живых меня не оставят, – помолчав, сказал Алексей. – Или немцы, или… свои.
Теперь замолчали оба. Молчание было пронзительным, невыносимым.
– Алеша… – наконец произнесла Ольга. Она сама удивилась тому, как спокойно звучит ее голос. – Я никогда тебе ничего не советовала, ты знаешь. Твоя работа – это не то, в чем я могу подавать тебе советы. Но теперь я все же… Ты должен просто поступить по совести, – глядя ему прямо в глаза, отчетливо произнесла она. – По своей совести, без оглядки на какие бы то ни было обстоятельства. Прости за банальность, но это единственный верный путь. Для тебя – единственный.
Он взял ее руку в свою и быстро сжал. И тут же улыбка – та самая, которую она так любила, беспечная, мальчишеская какая-то, – мелькнула по его лицу.
– Что ты? – Ольга тоже не сдержала улыбку. – Я смешно говорю, да?
– Я не от того совсем, – покачал головой он. – Мне просто интересно: очень ты разочарована?
– Чем? – не поняла Ольга.
– Что я не дворянин.
Ольга рассмеялась так, что почувствовала, как ребенок завертелся у нее в животе.
– И еще! – пока она смеялась, вспомнил Алексей. – Вот скажи мне просто для информации: привили мне правильные манеры или нет? У нас в разведшколе старушка этикет преподавала, дворянка. Вроде она меня хвалила. Но мало ли!
– Привили, привили, – успокоила его Ольга. – Правда, в тамбовских имениях каких-то особенных церемоний я не припоминаю. Но у тебя манеры безупречные. Прирожденный аристократ!
– Ты сняла камень с моей души! – торжественно объявил Алексей.
И все время, пока они целовались, смех, счастливый любовный смех, щекотал им губы.
Глава 8
До родов оставался еще почти месяц, но, накрывая стол к обеду, Ольга чувствовала, как потягивает у нее в животе. Она старалась не обращать на это внимания – на завтра записана на прием, вот врач и скажет о состоянии ее здоровья, и нечего гадать на кофейной гуще.
Алексей задерживался, и это тревожило Ольгу куда больше: он всегда приходил обедать вовремя. Утром, провожая его на работу, она сказала, словно продолжая вчерашний разговор:
– Не волнуйся, ты все решил правильно.
Но сама волновалась теперь и ничего не могла поделать со своим волнением.
Хлопнула входная дверь – Алексей вошел в комнату.
– Наконец-то! – с облегчением воскликнула Ольга. – Я уже два раза суп разогревала.
– Оля, одевайся, – сказал он. – И вещи собери. Только самые необходимые, и поскорее.
Сердце ее провалилось в пустоту, потом забилось стремительно, потом… Потом замерло.
– Что случилось? – спросила она.
Голос звучал спокойно. Да и сама она была спокойна, как ни странно.
– Поскорее, – повторил Алексей. – Расскажу, пока будешь вещи собирать.
Собираться, слушая его рассказ, было трудно: с каждым новым словом все валилось у Ольги из рук.
– Доктор мой дорогой! – воскликнул Грюнлих, входя в кабинет. – Все время вас вспоминаю!
Он был одет в форму гестапо. Что ж, больше маскироваться незачем: немцы хозяйничают в Болгарии, гестаповская форма является признаком большого начальника, и нет необходимости ее прятать – совсем наоборот.
– Что же вас заставило меня вспомнить? – Алексей с трудом заставил себя улыбнуться. – Неужели бессонница?
– Она, доктор, она, проклятая, – подтвердил Грюнлих. – А кроме нее – головные боли. И тик. – Он ткнул пальцем в свое веко. – Видите? Глаз дергается, как будто я психопат.
– Ну уж сразу и психопат! – возразил Алексей. – Вы здоровы как бык. Просто много работаете, я думаю.
– Это да, – кивнул Грюнлих. – В вашей Софии работы хоть отбавляй. В Германии было куда спокойнее.
– Зато, наверное, в Софии карьера пошла в гору, – предположил Алексей.
– Не без того, – самодовольно кивнул Грюнлих. И заметив отсутствие Ольги, поинтересовался: – Супруга уже подарила вам наследника?
– На сносях. Садитесь, Ханс.
Алексей указал на кресло для сеансов гипноза, и Грюнлих с удовольствием уселся в него.
– Можете меня усыпить, – заявил он. – Можете даже в дерево превратить. Только избавьте от всех этих мерзких явлений!
– Сию минуту, – кивнул Алексей.
Все происходило как обычно, он готов был в этом поклясться.
– Мышцы расслаблены, – говорил он, положив ладони на виски Грюнлиха. – Свет становится спокойным, тускнеет. Тепло по всему телу. Пальцы теплые, самые кончики пальцев. Все. Вы спите. Крепко спите.
Только уверившись в том, что гестаповец действительно погрузился в сон, он встал у него за спиной и спросил:
– Чем вы заняты сейчас на работе?
– Болгарскими политэмигрантами, – с готовностью сомнамбулы и сомнамбулическим же тоном ответил Грюнлих.
– Почему вы ими занимаетесь?
– Они переброшены советскими секретными службами из СССР в Болгарию. Специальный отряд войск НКВД.
– Их цель?
Алексей спрашивал коротко, быстро: невозможно было долго держать под контролем тренированную волю Грюнлиха.
Тот отвечал так же коротко и глухо, словно из колодца.
– Разведка.
– Откуда вам это известно?
– Мы взяли одного. Все рассказал. Не сразу. Иголки под ногти не подействовали. Примитивно. Я придумал лучше. Можно сдирать кожу. Каждый день. Не сразу. Понемногу. На третий день начинает говорить.
