Надежда рухнула в тот момент, когда Джино переключил телевизор на канал, по которому транслировали футбольный матч. Тем самым, показалось Алисии, Джино продемонстрировал, что настала пора решительных действий. Он взял небольшую деревянную табуретку, уселся напротив нее и обхватил ее голову обеими руками, очень белыми и чрезвычайно сильными.
– Алисия, вы думаете, что я священник? – тихо спросил он.
Она была слишком напугана, чтобы ответить на этот вопрос, и слишком измучена, чтобы понять, чего он, собственно, от нее хочет.
– Ну так что? – переспросил Джино.
Алисия уставилась на него потемневшими от страха глазами, не зная, что ответить. Джино терпеливо ждал ее отклика, и она испугалась, что молчанием разозлит его.
– Вы были похожи на священника, – просипела она. – По крайней мере я так подумала в начале нашего знакомства.
– В таком случае исповедуйтесь передо мной, – неожиданно предложил он.
– Что вы хотите услышать? – растерялась она.
– Правду.
Алисия уже догадалась, что имеет дело с сумасшедшим. Впрочем, иногда в его словах проскальзывала какая-то логика, довольно странная, но устойчивая. Если ее обнаружить и понять, чего этот человек добивается, то, может быть, удастся спасти жизнь.
– Я много грешила, святой отец, – едва слышно произнесла она.
Лицо Джино перекосилось от злобы и ненависти.
– Не называйте меня святым отцом! – взорвался он, и восемь стен гулко повторили его слова. Алисия помолчала, дожидаясь, когда он возьмет себя в руки.
– Простите, – мягко сказала она.
– Это не ваша вина, – успокоился Джино. – Мой гнев направлен не против вас лично. Поговорите со мной, Алисия, признайтесь во всем.
По ее щекам покатились слезы, а по мозговым извилинам забегала мысль в поисках того, что могло бы удовлетворить его в эту минуту.
– Я совершала плохие поступки и вступала в нетрадиционные связи.
– Совершенно верно, – согласился Джино. – И это будет прощено. Но у вас есть более серьезные прегрешения.
Тут Алисию осенило, что совершенно бесполезно ломать голову над тем, как бы ему угодить. У каждого человека имеются свои грехи, своя темная сторона души, об этом, как правило, не распространяются.
– Помогите мне, пожалуйста, – простонала она сквозь слезы.
Джино кивнул, давая понять, что осознает ее затруднение.
– Четыре месяца назад, – начал он тихим голосом, – вы заседали в судебном комитете, который рассматривал вопрос о предоставлении дипломатического иммунитета некоторым известным личностям. Вы помните этот момент своей жизни?
– Да.
– Путем голосования там были приняты важные решения. Как вы думаете, были ли они достаточно справедливыми и честными? Или вы стремились только к получению определенных выгод, фактически продавая свой голос?
У нее все заледенело внутри.
– Денни! – невольно вырвалось у нее.
– Никаких имен!
– Я не знала, что остальные члены комитета будут голосовать против меня, – пролепетала она. – Мне казалось... Мне дали понять, что все они тоже получат определенные выгоды, что они сделают то же самое.
Джино упер в нее темный холодный взгляд:
– Судьи и прокуроры, адвокаты и так называемые слуги народа...
Он сплюнул, произнося последнее слово. В нем была такая неизбывная ненависть ко всем этим людям, что Алисия с ужасом поняла: любая попытка уговорить его обречена на провал. Он обязательно сделает то, что задумал, так как для себя уже все решил. Разговоры же на самом деле являются неким шоу, средством успокоить свою совесть, а не разобраться в сути происходящего.
– Я сделала то, что мне приказали! – в отчаянии выкрикнула Алисия. – Я не могу отвечать за действия других людей!
– Что вы получили за свое предательство, Алисия? Какова была цена? Сколько получили вы и ваши коллеги?
– Но я сейчас не могу точно сказать, сколько я получила, – призналась она. – Я просто не помню этого. Думаю, что не очень много.
– А что еще? – вкрадчиво поинтересовался Джино.
Алисия мысленно ахнула. Он все знал, ему все было известно с самого начала. Но откуда? Она была абсолютно уверена, что это осталось в глубокой тайне. Она посмотрела на развешанные по стенам фотографии. Он не только знал об этом, но и...
– Мне предоставили некоторое персональное развлечение, – тихо прошептала она, понимая, что отпираться бесполезно.
Черные брови Джино удивленно поползли вверх.
– Персональное развлечение? Поясните, пожалуйста, что вы имеете в виду.
– Они прислали мне на одну ночь какую-то женщину, но она ничего не имела против. Какое вам до этого дело?
Джино подался вперед и сильно ударил ее по щеке ладонью.
– Какое мне дело? – заорал он с перекошенным от ярости лицом. – Я сам привез ее туда, Алисия. Я был частью этой мерзости. Тогда мне казалось, что я все понимаю, но потом убедился в том, что это не так. Вы тоже сейчас ничего не понимаете, ни в чем не раскаиваетесь и ни о чем не сожалеете. А что вы сделали с тем человеком, имя которого только что упомянули? Я до сих пор не могу увидеть его идущим по улице. Я до сих пор не могу тронуть его. Не слишком ли высокая цена за ваши грехи? Вы слишком много получили от них и практически ничего не дали взамен.
– Простите меня, – с трудом выдавила Алисия. – Мне очень жаль. Если есть хоть малейшая возможность искупить свою вину, я готова на все. Если речь идет о деньгах, я готова вернуть их вам.
– Деньги, – процедил он сквозь зубы, глядя на нее с нескрываемым сожалением. – Вы считаете, что все дело в деньгах. Вы даже представить себе не можете, какое жалкое впечатление производите в эту минуту. Ничего, скоро вы получите прощение за все свои грехи и будете благодарны мне за это. Очень скоро.
Джино Фоссе встал с табуретки, подошел к книжной полке и снял два больших альбома с фотографиями. Затем он вернулся на место и, открыв первый из альбомов, показал Алисии. На фотографии было изображено церковное подворье с могилами священнослужителей, прославивших свою обитель.
– Святая Сесилия Трастеверская, – пояснил он, ткнув пальцем в снимок. – Вы когда-нибудь видели это надгробие?
Алисия попыталась поймать его безумный взгляд.
– Джино, отпустите меня! – взмолилась она. – Я никому ничего не расскажу, клянусь.
Он недовольно насупился. Алисия вдруг подумала, что у него лицо настоящего актера – выразительное, готовое в любую минуту измениться – перейти от выражения скуки до гримасы ярости. Благодаря послушной мимике он мог изобразить то святую простоту, то изысканное коварство и лишь движением губ передать неописуемую красоту чувств.
– Вы должны выслушать меня, Алисия, – сказал он назидательным тоном. – Это очень важно. Это была удивительная женщина. Она была женой благородного человека, который принял крещение в самый разгар преследований христиан в эпоху Диоклетиана. Ее дом находился на месте этой башни. – Он сделал паузу и укоризненно посмотрел на нее. – Вы не слушаете меня, Алисия. Я рассказываю это исключительно ради вас, ради вашего блага, а вы не слушаете меня.
Алисия начала громко всхлипывать. Слезы потекли по помертвевшим щекам, а к горлу подобрался горький комок страха за жизнь.
Джино подался вперед, чтобы объяснить ей мотивы своего поведения.
– Она была святой мученицей, и она поможет вам смыть все ваши грехи. Она очистит вас от скверны. – Он снова ткнул пальцем в фотографию. – Она умерла вот в этом самом месте, и именно отсюда она шагнула в бессмертие.
Алисия бросила взгляд на белую мраморную статую, глядевшую на нее мертвыми глазами.
– Сперва они хотели утопить ее в ванне. Такая смерть считалась благородной и соответствовала ее происхождению. Когда из этого ничего не вышло, они решили убить ее топором и нанесли три удара по шее. Но и это не помогло. Это ли не свидетельство истинного чуда, не доказательство ее святости? А потом пришли римские сенаторы и патриции, чтобы поглазеть на ее мученическую смерть. А она лежала в кровати, окровавленная и израненная, молилась Христу и пела божественные гимны. Позже ее официально признали святой покровительницей музыкантов за невероятное мужество. Алисия...
Он открыл второй альбом и сунул ей под нос. Алисия отвернулась, не желая смотреть на фотографию. Тогда Джино схватил ее рукой за волосы и повернул к альбому. На фотографии была изображена мраморная статуя молодой женщины. Перекошенное от страданий лицо глядело вбок.
– Ее гробница была вскрыта в шестнадцатом веке, – пояснил Джино. – Тело Сесилии осталось целым и невредимым, его не тронул распад. Даже тринадцать веков спустя оно было прекрасно в своем золотистом одеянии. Остались даже раны на шее от топора мучителя. Художник написал с нее картину, а скульптор вырезал из белого мрамора ее статую, которая и сейчас стоит перед алтарем церкви, названной в ее честь.
– Джино, – выдохнула Алисия, – умоляю, пожалуйста...
