– Я думал, молодой Венаблз почитает свои стихи, – сказал сэр Генри.
– К сожалению, не смогу, – отозвался Руперт Венаблз.
– Почему это?
– Потому что я к тому времени уеду.
– Уедете? Да вы только что приехали!
– В данной ситуации, сэр Генри, мне неловко оставаться в Мелбери-холле.
– Неловко? Что за черт!
За столом наступила тишина – все ждали объяснений.
– Сэр Генри, весьма сожалею, но я больше не обручен с вашей племянницей. Я специально приехал, чтобы лично расторгнуть помолвку.
– Ах, Ру! – вскрикнула миссис Венаблз. – Почему ты мне ничего не сказал?
– Вот сейчас говорю, мама, – ответил Венаблз.
Вновь наступила тишина, еще глубже прежней. Джорджиана, очень бледная, смотрела прямо перед собой.
– Вот так компот! – высказалась леди Хаквуд; по-моему, не совсем удачно, ведь как раз сладости, судя по всему, им и не хватило.
Амелия громко всхлипнула. Я начал убирать тарелки со стола, в надежде что эти обыденные действия немного разрядят обстановку.
Бикнелл, повинуясь жесту хозяина, до краев наполнил бокал сэра Генри.
Руперт Венаблз озирался по сторонам и выглядел весьма довольным, если, конечно, не знать всю подоплеку.
– Я сожалею, что пришлось объявить об этом вот так, при всех, – сказал он. – Я надеялся еще до обеда поговорить с вами с глазу на глаз, сэр Генри.
– А Джорджи как же? – спросила Амелия.
– Ничего, Амби, все в порядке, – чуть слышно прошептала Джорджиана.
Тут меня вызвали в кухню за фрикассе из цыпленка. После нескольких минут беготни я уже в более спокойном темпе двинулся вокруг стола с блюдом брокколи – на этот раз не забыл, что подходить к каждому надо с левой стороны. При этом я невольно заметил, что лицо сэра Генри приобрело пугающе багровый оттенок.
– Я желаю вам и вашему семейству всяческого благополучия, – говорил Руперт Венаблз. – Надеюсь, при данных обстоятельствах…
Сэр Генри перебил его, фыркнув, точно неисправный водопровод.
– Помолчите, бога ради, болтун несчастный! Как вы посмели, сэр, явиться ко мне в дом, помириться с моей племянницей и тут же бессовестно ее бросить?
Руперт Венаблз с тревожной улыбкой огляделся по сторонам, ища поддержки.
– Я же, кажется, объяснил! В силу личных причин, о которых мне не хотелось бы говорить, я не видел возможности…
– К черту ваши личные причины! – рявкнул сэр Генри. – Отец Джорджианы был братом моей жены и прекрасным человеком, хоть и слишком любил портвейн. Забота о его дочери для меня – важнейшее дело! Что касается вас, молодой человек, собирайте чемоданы и покиньте мой дом немедленно!
Казалось бы, в такую минуту Венаблз-старший должен замолвить словечко за своего отпрыска или леди Х. утешить свою племянницу: «Ну-ну, дорогая!» Однако раздался совсем другой голос, довольно приятный баритон, и принадлежал он П. Бичингу.
– Сэр Генри, при всем уважении, давайте немного успокоимся? Сейчас решается счастье нескольких человек. Еще одна помолвка пока, если можно так выразиться, eiusdem generis[50]. И если…
– Не надо мне вашей дурацкой латыни, Бичинг! Вы здесь не в суде. А если вы все еще думаете, будто я вам позволю жениться на моей дочери, лучше подумайте получше.
Амелия жалобно вскрикнула, а Джорджиана беззвучно расплакалась.
Леди Хаквуд сказала:
– Ну что ты, Генри!
Возможно, и леди Джудит Паксли добавила бы свои два пенса, но тут в холле послышался звонок и все замолчали.
Бикнелл тяжелым шагом, с подозрительным выражением лица отправился открывать.
Тихо было, как в соборе. Я стоял столбом возле буфета и не мог придумать никакого утешения, кроме одного: хуже уже некуда.
Как я ошибался!
Дверь столовой распахнулась. Бикнелл, заполнив собой дверной проем, выпрямился во весь рост и громко объявил:
– Лорд Этрингем!
Глава 10
Все знают, что Вустеры не робкого десятка. Мы неплохо показали себя во времена Крестовых походов, а позднее, как я слышал, были замечены при Азенкуре, где бодро ломили на француза под градом стрел. Мы не привыкли удирать от опасности.
Другое дело – стратегическое отступление. В ближайшие несколько минут я ничем не мог способствовать счастью дорогих мне людей. Обычно в моем сознании неизменно присутствует noblesse oblige[51], но сейчас в образе смиренного лакея от меня никому не было никакого толку. Поэтому я воспользовался исконным правом рабочего люда отложить свои орудия и закончить дневные труды.
Я мигом проскочил через кухню, задержавшись только для того, чтобы прихватить забытую на столе бутылку, и поднялся к себе в комнату быстрее, чем успеешь произнести «Берк и Дебретт».
Полчаса спустя совершенно растерянный и вывихнувший себе все мозги Вустер услышал вежливый стук. Гадая, какие еще злосчастья обрушатся сейчас мне на голову, я открыл дверь.
На пороге стояла миссис Тилмен. На удивление, славная женщина не рыдала и не заламывала руки – наоборот, она благостно и даже, можно сказать, весело улыбалась.
– Мистер Вустер, – сказала она. – Сэр Генри ждет вас в библиотеке.
– Мистер Ву… Ву… Вустер?!
– Вы меня, наверное, не помните? Мы с вами встречались несколько лет назад, сэр. Я была старшей горничной в доме сэра Генри Далглиша, в Беркшире. Меня тогда звали Эми Чарлтон. Потом я вышла за мистера Тилмена – он служил дворецким у сэра Генри.
– Хотел бы сказать, что я вас помню, но если честно…
– Ничего страшного, солнышко! А они там, внизу, все между собой выяснили. Сэр Генри знает, кто вы и кто мистер Дживс.
– И он не разъярился?
– Сэр Генри – непредсказуемый человек. Такой уж у него характер. Но, в сущности, он добрый. Если к кому привяжется, так уж навсегда. Много лет его лучшим другом был шофер. У сэра Генри прямо сердце надрывалось, когда пришлось его отпустить.
– А лорд Этрингем? В смысле настоящий?
– Очень пожилой джентльмен, сэр. Мягкий такой, вежливый. Интересуется не только ископаемыми, а вообще историей. Они с сэром Генри сразу подружились.
Вот уж неожиданный поворот сюжета… Признаюсь, далеко не бодрым шагом я пересек просторный холл и вошел в библиотеку, впервые под собственным именем.
На фоне книжных шкафов собрались, если смотреть слева направо: Дж. Мидоус, уже меньше напоминающая статую Терпения[52], как выразился однажды Дживс; Р. Дживс, камердинер, недавно еще известный под именем лорда Этрингема, невозмутимый и ничуть не смущенный; сэр Г. Хаквуд, лисовидный и оживленный; А. Хаквуд, взволнованная и дрожащая; и седовласый старикан в очках в роговой оправе, росточком не больше пяти футов и беспокойный, как Белый кролик из «Алисы в Стране чудес».
– А, Вустер! Приятно познакомиться по-настоящему! – Сэр Генри протянул мне руку дружбы в просторном рукаве домашней куртки. – Позвольте представить вам лорда Этрингема!
Еще одно рукопожатие, и потом больше часа объяснений, сдобренных содержимым замечательной оттоманки. Вот основные пункты – их немного.
Лорд Этрингем (подлинный, не Дживс) давно уже лечился от болезни под названием агро-что-то. Лечил его известный доктор по психам, сэр Родерик Глоссоп, и больному настолько полегчало, что он собрался следующей весной на раскопки в Египет вместе с экспедицией Говарда Картера[53]. Сэр Родерик порекомендовал пациенту начать с путешествий по Англии – сперва пешком до деревенской почты, затем постепенно увеличивать дальность и в конце концов отправиться поездом на побережье Дорсета, где имеются меловые отложения юрского периода – всего несколько миль от Мелбери-холла. Лорд Э. планировал съездить туда в августе, но предпочел не откладывать после того, как старинный приятель из Шерборна прислал ему экземпляр «Мелбери Курьер» – подпись под снимком команды крикетистов явно говорила о том, что кто-то выдает себя за его светлость.
Услышав, что лорд Этрингем остановился в скромном пансионе в Лайм-Реджисе, сэр Генри немедленно пригласил его погостить в Мелбери-холле – в той самой угловой комнате, где недавно обитал его временный тезка. Пугливый лорд явно обрадовался, что можно поселиться среди друзей, а не мыкаться, снимая жилье у какой-то незнакомой тетки. К тому же у них с сэром Генри обнаружился общий интерес к Столетней войне, хотя лорд Этрингем проводил черту на битве при Босворте – все, что позже, он относил к «новейшей истории».
Я заметил, что не только сэр Генри включил обаяние, которое обычно умело скрывал. Джорджиана тоже всячески обхаживала гостя. У нее внезапно прорезался интерес к геологии. Если вы полвека просидели в продуваемом сквозняками доме в Вестморланде, общаясь только с доисторическими булыжниками, трудно не оцепенеть от такого внимания, точно заяц в свете автомобильных фар. Старикан явно уже начал задумываться, не слишком ли он увяз в эпохе плейстоцена, когда современность гораздо привлекательнее.
