Аминат
У Шамиля было восемь жен. С первой женой — своей односельчанкой, гимринкой Хориа — молодой Шамиль прожил всего три дня.
В 1832 году Абдул-Азиз Унцукульский спас Шамиля от смерти, излечив его раны. Шамиль женился на дочери Абдул-Азиза — Фатимат (Петимат), которую любил больше других жен. От нес родились сыновья Шамиля — Джемал эд-Дин, Гази-Мухаммед, Мухаммед-Шафи. Фатимат была верным спутником имама в самые трудные годы его жизни, и он ценил ее за это. Когда она умерла в июле 1845 года, Шамиль оставил Ичкерию, где шло сражение с армией Воронцова, и уехал на ее похороны.
Третья жена, Джавхарат, была односельчанкой Шамиля. Вместе с грудным сыном Саидом Джавхарат погибла при обороне Ахульго в августе 1839 года.
После поселения в Ведено (Новое Дарго) в 1845 году имам женился на дочери своего мюрида шейха Джемал эд-Дина Казикумухского. Зайдат (Захидат, Залидат) было тогда всего 14 лет. Эта некрасивая женщина имела большое влияние на Шамиля, пользуясь тем огромным уважением, которое Шамиль питал к ее отцу. Зайдат сопровождала своего мужа до самого конца его жизни. Она ненадолго пережила Шамиля, скончавшись в 1871 году, через три месяца после его смерти в Медине.
Жена Шамиля Шуанет была моздокской армянкой. В 1840 году ее захватил в плен наиб Ахверды Магома. Шамиль был буквально очарован красотой 16-летней девушки. Дочь армянского купца ответила на нежность сурового владыки гор своей первой любовью. В 1842 году Анна Улуханова добровольно приняла ислам, получив новое имя Шуанет, и вышла замуж за Шамиля. Она также была верным спутником имама и умерла в Медине в 1877 году.
В последний раз Шамиль женился на старухе Фатимат, чтобы та смотрела за хозяйством.
Каждая из жен великого Шамиля достойна песен и написания романов, но здесь речь пойдет только о двух женах имама, имевших непосредственное отношение к Чечне.
Об одной из них М. Н. Чичагова писала: «Зайнаб, чеченка; Шамиль жил с нею всего три часа».
Кто же была эта «чеченка»? Н. Дубровин в своей книге «История войны и владычества русских на Кавказе» (с. 243) сообщал: «В начале ноября (1842 года — Д.X.) Шамиль задумал набег на Кизляр и поручил исполнить его Шуаибу, а сам с Джамал-ад-Дином отправился в Шали, в Большой Чечне, и желая привязать к себе чеченцев женился там на дочери Абдуллы. Этот Абдулла был уроженец Кази-Кумуха, но теснимый Аслан-ханом, бросил свою родину и поселился в Чечне. В короткое время он успел снискать себе расположение чеченцев, известность в горах, а впоследствии даже доверие русского правительства. Когда недовольные правлением г.-м. Пулло чеченцы начали волноваться, Шамиль, находящийся после потери Ахульго в Баяне (Беной, осень 1839 г. — Д. X.), послал к Абдулле для переговоров преданных себе мюридов — Казиоу и Шуаиба, вслед за тем возведенных в наибское звание. Они успели склонить его на сторону Шамиля, а народ последовал их примеру. С этих пор (с 1840 г.) мюридизм начал распространяться и в Чечне. Шамиль отблагодарил за это Абдуллу подчинением ему четырех наибств, в состав которых входила вся Чечня».
Как видим, Зайнаб была не чеченкой, а лачкой, дочерью влиятельного мусульманского ученого Абдулы Цакхара, вынужденного из-за преследований покинуть свою родину Кази-Кумух и поселиться в Чечне, в селении Шали. Конечно же, Шамиль, находившийся под обаянием чар молодой жены-армянки Шуанет, испытывал мало интереса к дочери Абдулы, а брак имел чисто политические мотивы. Можно предположить, что этот брак должен был показать общественному мнению независимость имама от влияния красавицы-армянки и укрепить его пошатнувшуюся репутацию. Бывший в 1842 году в плену у Шамиля князь Орбелиани вспоминал, что, по слухам, юная Шуанет до того очаровала Шамиля, что, оставаясь с ним наедине, заставляла степенного имама прыгать с собой по комнате.
Так или иначе, Шамиль, женившись на Зайнаб, провел с ней всего три часа и уехал обратно в Дарго, назначив своего нового тестя Абдулу начальником Чеченской области.
Среди прислуги жен Шамиля была и пленная ингушка с Тарской долины по имени Месси, девушка семнадцати лет, прибывшая в Калугу в 1859 году.
Но была среди жен Шамиля и чеченка. Об очень непростой судьбе этого нежного цветка со скалистой расщелины суровых гор и пойдет наш рассказ.
Аминат родилась в 1836 году в горной Чечне, в ущелье Чанты-Аргуна. В русских документах ее называли кистинкой, т. е. горской чеченкой. В некоторых селениях горной Чечни, отказывавшихся подчиняться Шамилю, власть устанавливали силой оружия. В начале 40-х годов в дом Шамиля в Дарго привезли маленькую плененную девочку Аминат. Почти одного возраста с шамилевским сыном Гази-Мухаммедом, Аминат играла и воспитывалась вместе с ним; и хотя жилось ей хорошо, не переставала думать о том, что когда-нибудь вернется на родину к сестрам и матери. Шли годы, росла и хорошела Аминат, и вскоре на обоюдную привязанность резвой девочки и юного Гази-Мухаммеда стали смотреть с подозрением. Случайностей допустить было нельзя, ведь Гази-Мухаммед был объявлен наследником эмирского престола. В 1850 году имам Шамиль берет Аминат в жены. С этим рушилась надежда Аминат на возвращение домой. 14-летняя Аминат начала хлопотать о том, чтобы к ней по крайней мере привезли мать. Шамиль согласился и исполнил ее желание. В том же году женили и Гази-Мухаммеда — на дочери наиба Данил-бека Елисуйского. Вместо убитого ученого Турача Гази-Мухаммед был назначен наибом Каратинского общества и поехал в свое наибство. Аминат осталась одна: она ни с кем не могла так сблизиться, как была близка с самого детства с Гази-Мухаммедом.
Воспоминания грузинских княгинь Чавчавадзе и Орбелиани, бывших в 1854 году в плену у Шамиля, раскрывают облик и характер Аминат. «...Княгини заметили очень стройную и прекрасно сложенную женщину лет семнадцати или восемнадцати. Она была в пестром ситцевом ахалуке, темной рубашке и красных шальварах; вместо вуали, или легаки (головное покрывало. — Д.X.), на голове ее был большой черный шелковый платок. Лицо ее отличалось белизной, нос был небольшой, тонкий, немного вздернутый, рот довольно большой, но зубы ослепительно белые, а губы самого живого розового цвета, из всего этого составлялась весьма привлекательная наружность, которую прекрасные, большие серые глаза озаряли выражением доброты и живой, пылкой души. Это была Аминат, кистинка, третья жена Шамиля» [Вердеревский, с. 17].
В особом отделении сераля вместе со старшими дочерьми Шамиля жила кроме других женщин и «кистинка Нана, мать третьей жены Шамиля, миловидной Аминаты, очень худая и бледная женщина, уже немолодая и постоянно отправляющая обязанности кухарки». Кроме того, в Ведено служил брат Аминат, с которым она виделась только через дощатый забор.
В то время двумя другими женами Шамиля были Зайдат (23 года) и Шуанет (30 лет), причем Зайдат считалась старшей (главной) женой, зато Шуанет была «царицей сердца» Шамиля.
Кушанья, обыкновенно самые простые и незатейливые, подавались имаму обеими женами, то есть Шуанет и Зайдат.
«Третья жена Шамиля, — вспоминали княгини, — как будто удалена от непосредственного участия в услугах своему повелителю... Действительно, Аминат — более прихоть, чем жена или подруга Шамиля. Трудно определить настоящие чувства его к ней, но на деле, в ежедневной жизни сераля, она постоянно является как будто на втором плане. Несмотря на это, Аминат все-таки едва ли не более любима Шамилем, чем старшая его жена Зайдат.
...Аминат еще пока не в силах бороться с такими соперницами: она еще слишком молода... Но молодость такой порок, который иногда лучше всякого достоинства, да притом же и проходит без особенного затруднения... Соперницы это понимают и задумываются о будущем...»
Аминат долго как будто уклонялась от сближения с пленными княгинями. Они только встречали ее мимоходом или видели издали, в комнате Шуанет, вместе с которой она часто работала или пела, и пела очень приятным голоском, свои полузабытые кистинские песни; иногда же находили ее в кругу детей, с которыми она бегала взапуски, прыгала или лазила на крышу, откуда порой очень долго и очень задумчиво смотрела вдаль, в сторону своей родины. Но наконец понемногу Аминат стала беседовать с пленницами и незаметно сблизилась с ними. Это дитя природы выказало пленницам много ума, но еще более чувства, нежности и какого-то ребяческого простосердечия, привлекательного и иногда трогательного. Аминат понимала своё положение, но покорялась ему с беспечностью; никому не завидовала и никого, кроме Зайдат, не ненавидела, да и той всегда прощала с истинным великодушием. Оставаясь наедине с пленницами, она посвящала их в свою жизнь. «Зайдат я не люблю, — говорила Аминат, — она скупая, ревнивая, злая женщина во всех отношениях. Всего ей мало. Весь дом поручен ей, но никто ей не угодит; на всех она жалуется. Шуанет люблю; да и кто же ее не любит? Она всем делает добро; сама не вмешивается ни в хозяйство, ни в домашние дрязги, а хлопотать и ходатайствовать готова за всех. Но и с нею дружбы у нас нет: она гораздо старше меня, и мы как-то не во всем сходимся. А Написет (дочь Шамиля. — Д. Х.) слишком молода для меня. Так вот я все больше и живу сама с собой...
