Настал день прощания с княгинями (они были обменены на старшего сына Шамиля Джемал ад-Дина, находившегося с 1839 года в заложниках у русского царя).
Аминат не дала проститься с собой: вся в слезах, она убежала из комнаты и, завернувшись в свою чадру, приютилась на дворе у ворот.
Такой запомнили ее княгини, уезжая из Ведено.
Еще около пяти лет продолжались радости и печали прекрасной Аминат. И конечно же маленькие войны Аминат с Зайдат не прекращались ни на минуту. Руновский писал о Шамиле периода его пребывания в плену, что огромное уважение, которое он питал к Зайдат из-за ее отца, «послужило даже поводом к остракизму хорошенькой, но резвой Аминат, подвергшейся этой немилости за свои, иногда немножко злые, шутки против старой, но как видно еще очень опасной соперницы по брачному ложу. Кроме всего этого, Зайдат имеет честь называться супругою Шамиля уже более четырнадцати лет. Понятно, что привычка, продолжающаяся четырнадцать лет, могла обратиться в потребность, в природу, и Шамиль, погрешив против закона изящного вкуса, все-таки остается до некоторой степени правым в глазах тех представителей изящного, которые, будучи на его месте, оставили бы при себе Аминат и отпустили бы Зайдат; но по мнению мюрида Хаджио, которое я вполне разделяю, Шамиль не прав тем, что в деле развода с Аминат поступил совсем не по убеждению и даже не вследствие сделанной привычки, а просто вследствие политических соображений, столь необходимых у горца, когда во время какого-либо спора дело коснется родственных связей. И теперь по словам того же Хаджио, хотя Шамиль и в настоящем положении питает прежние чувства к старой подруге своей жизни, а на проказы резвушки Аминат продолжает смотреть тем же суровым взглядом, но это только по наружности, а в душе, говорит Хаджио, он “совсем” был бы рад, если бы кому-нибудь пришла благая мысль обратить в христианство Зайдат и оставить ее на Кавказе, а вместо нее прислать в Калугу провинившуюся кистинку».
Сейчас приходится только гадать, что повлияло на решение Шамиля развестись с Аминат. Тут могло быть и обострение всех противоречий в семье вследствие поражений Шамиля; могло сыграть свою роль и нежелание Аминат покинуть родину и расстаться с матерью и сестрами, чтобы ехать за нелюбимым мужем и испытывать каждодневные страдания от интриг злобной Зайдат. Последняя «шутка» Аминат против Зайдат, по-видимому, сопровождалась бурными упреками в адрес самого Шамиля.
Так или иначе, Аминат развелась с мужем в 1858 году и осталась на Кавказе. О дальнейшей ее судьбе пока ничего неизвестно.
Губаш из Гухоя и Джокола из Майсты
Процесс объединения народов Чечни и Дагестана под единым началом нередко наталкивался на непонимание и даже сопротивление не осознавших степень его значения горцев. Так, например, некоторые чеченские общества власть Шамиля признавали лишь как трагическую альтернативу российской колонизации. Вот что писал об этом царский историк Р. Фадеев в книге «Шестьдесят лет Кавказской войны» (с. 75): «Чеченцы бесспорно храбрейший народ в восточных горах. Походы в их землю всегда стоили нам кровавых жертв. Но это племя никогда не проникалось мюридизмом вполне. Из всех восточных горцев чеченцы больше всех сохраняли личную и общественную самостоятельность и заставили Шамиля, властвовавшего в Дагестане деспотически, сделать им тысячу уступок в образе правления, в народных повинностях, в обрядовой строгости веры. Газават (война против неверных) был для них только предлогом отстаивать свою племенную независимость...»
Губаш из Гухоя
«В те времена, когда имам Шамиль стал устанавливать свою власть в Аргунском ущелье (по реке Чанты-Аргун), шариат был принят везде по ущелью, от Шатоя до Итум-кале. Лишь выше живущие аулы не признали власти Шамиля и не желали присоединяться к имаму. В окружении примкнувших к Имамату аулов лишь одно селение ГутIа, где проживало общество гухой, отказывалось подчиняться Шамилю.
Аул Гута находился выше аулов Тумсой и Борзой, соседями их были представители общества мулкъой и коттой, а через реку — чIиннхой. Выше же по Чанты-Аргуну жили дишний и чIаьнтий (с. Итум-кале). Гухойцы являются подразделением общества чIуохой.
Тогда знаменитым среди гухойцев человеком был ГIубаш. Он был бесстрашным воином, и гухойцы уважали и слушались его. Родного брата его звали Гела. Имам Шамиль прислал своих мюридов к гухойцам (три или четыре человека) с тем, чтобы те призвали горцев принять шариат (гухойцы уже до этого считали себя мусульманами), присоединиться к газавату, давая воинов в войско имама, платить в казну определенную часть скота и т. д. Губаш с презрением ответил, что никогда не будет ходить под властью грязного тавлина (“Со боьхачу суьйличун кIелахь лелар вац”). Получилась стычка с мюридами, и посланцы Шамиля были перебиты. Одного из оставшихся в живых раненого мюрида Губаш отправил к Шамилю, чтобы тот передал своему повелителю его ответ.
Шамиль пришел в большую ярость, когда услышал такой ответ. С войском он двинулся в аул Гута. Брат Губаша — Гела был в это время в отъезде. Войско Шамиля окружило селение Гута. Гухойцы сразились с мюридами, но силы были слишком неравны, и они были разбиты. Губаш с родичами, женщинами и детьми засел в башне (эта башня жилая, трехэтажная, до сих пор находится в Гуте). Взять башню мюриды не смогли и осадили ее. Но в башне оказался предатель (чувитан стаг), этот человек был подкуплен Шамилем. Он занимался тем, что покупал хлеб на равнине и продавал своим родичам — гухойцам. Он спустил со второго этажа ночью, когда защитники спали, лестницу, и мюриды, ворвавшись в башню, перебили защитников. Губаш и его сын были захвачены в плен.
Решение суда было непреклонным — Губаша должны были ослепить. Ослепленного Губаша бросили в яму (темницу), которая была на первом этаже башни. На третьем этаже башни (гIала) поселился имам. Губаш ночью задушил охранника и, взяв кинжал убитого, размахивая им перед собой, так как он не видел врагов, стал подниматься по лестнице к Шамилю (лестницы в башнях представляли собой бревно с вырубленными в нем ступенями. — Д. X.). Размахивая кинжалом, он убил телохранителей Шамиля, которые были на втором этаже башни. Кинжал попал в каменную стену, и у него отломился копчик. Шамиль увидел, что слепой Губаш идет по лестнице на него с кинжалом в руке, и не дожидаясь, пока слепец взойдет на третий этаж, прыгнул на него, сев прямо на плечи Губаша. Имам яростно начал бить горца кинжалом по голове. Слепец же, пытаясь сбросить Шамиля, тыкал кинжалом в ягодицы имама, нанося раны. С каждым ударом имам стонал. Шамиль спросил Губаша, нанося ему очередной страшный удар кинжалом по голове: “Ну как теперь ты себя чувствуешь, Губаш?” (“ХIинца мухха ду хьан дегI, ГIубаш?”). Губаш ответил: “Дер ду, Шемал, ткъе итт шерахь йисин йолу жерочуьнца доьххьара буьйса яккхинча санна!” (“Клянусь Богом, Шамиль, как будто со вдовой, тридцать лет бывшей без мужа, провел первую брачную ночь!”). Губаш был очень сильным и мужественным человеком, и Шамиль понял, что ему так не свалить его. Имам перерезал кинжалом Губашу шейный позвонок, повредив костный мозг. Только тогда Губаш пал мертвым. Шамиль же, у которого на ягодицах
было девять ран, около двух месяцев пролежал, смазывая раны коровьим маслом. Маленького сына Губаша родичи выкрали из темницы. От сына Губаша пошла фамилия Губашевых». (Рассказал это семейное предание потомок Губаша — Салавди Губашев.)
О своих предках Салавди сообщил также: «Предок гухойцев Шаракъ пришел сюда из Малхисты».
Салавди назвал своих предков:
1. Борз. 2. КIези. 3. КIужал. 4. ГIубаш Гухоевский. 5. Ема. 6. Iац. 7. Чупал-хьажи. 8. ГIубаш. 9. Саламбек (1928 г. р.). 10. Салавди (информатор).
Салавди не помнил, кто из Емы и Iацы были отцом и сыном. Дядя Салавди рассказывал ему эту историю более точно, называл имена, в том числе и предателя, хорошо помнил диалоги Губаша и Шамиля. Кинжал с отломанным кончиком долгое время хранился у потомков Губаша, но потом затерялся.
Чупал трижды был в Мекке, поэтому к его имени прибавлено почетное «хаджи». Он прославился своими подвигами и приключениями в Аравии, когда ходил паломником. В третий раз, совершая паломничество, он погиб. Даже в 80-летнем возрасте он заимел от жены сына.
Дед Салавди — Губаш был торговцем, имел магазин в Гуте, за товарами ездил даже в Петербург. У Губаша в доме, в его комнате висел большой портрет имама Шамиля. Племянники и дети Губаша, возмущенные тем, что Губаш повесил портрет кровного врага их рода, требовали выкинуть портрет. Но Губаш так и не снял, отвечая им, что Шамиль был истинным имамом («Шемал бакъверг имам хилла»). Сами Губашевы принадлежали к секте Кунта-хаджи из Илисхан-юрта.
