Наконец мальчик отделился от дерева. Затылком он ощутил волну горячего воздуха и быстро обернулся. Его дыхание остановилось. Не далее чем метрах в двадцати он увидел остов автомашины. Измятое железо лизали красно-голубые языки пламени, превращавшиеся выше в жирные, черные клубы. Огонь лизал и землю.
Джонни смотрел на остатки разбитой горевшей машины и ничего не мог понять. Он осторожно обошел пожарище. От кабины осталась лишь бесформенная куча искореженного железа, а перед ней лежала окрашенная в зеленый цвет дверца, пробитая p нескольких местах осколками. На земле сверкнуло что-то блестящее. Часы. Большая стрелка обломалась, а маленькая остановилась на пяти. Пять часов!
Тут же мальчуган увидел растерзанную кожаную сумку с красным крестом. Вокруг было разбросано ее содержимое: пачки бинтов, коробочки с ампулами, темная бутылочка с йодом.
Джонни нагнулся, открыл бутылочку и понюхал.
— Тетя Даша! — дико закричал он. — Тетя Даша!
Кругом полная тишина. Даже себя он не слышал.
Расширенными от ужаса глазами Джонни смотрел на бутылочку с настойкой йода, потом на остатки санитарной машины.
— Тетя Даша, — всхлипывал он.
Вдруг он вздрогнул. Ниже левого уха он почувствовал резкую боль. Будто раскаленный предмет вытащили из огня и приложили к его шее.
Джонни закричал и прислонился к дереву.
— Трехногий!
Собака, казалось, услышала его. Она подняла голову. Тонкий, розовый язык высунулся изо рта.
— Трехногий, здесь произошло что-то ужасное, — прошептал Джонни, держа бутылочку перед носом собаки. Собака отвернула морду. — Ужасное, но что?
Взгляд его остановился на передней пораненной лапе собаки. Постепенно Джонни начал понимать, что только благодаря счастливой случайности остался в живых. Мина! Здесь было минное поле!
— Нам надо уйти отсюда, — прошептал он. Его зазнобило. — Трехногий, я хочу уйти отсюда!
Собака посмотрела вверх. Обрубком хвоста она совершала быстрые круговые движения.
— Ищи, Трехногий, ищи! — попросил Джонни жалобным голосам. — У тебя хороший нюх, ты ведь знаешь, что такое мина. Она может разорвать нас на тысячу кусков. Выведи нас, пожалуйста, отсюда!
Кажется, собака поняла его. Она поднялась и будто для разминки несколько раз обошла Джонни. Затем она пошла вперед, опустив маленький, влажный нос к самой земле. Трехногий то описывал дугу, то двигался прямо.
Джонни с трудом поспевал за ним. Метр за метром они удалялись от страшного места.
32
На пригородной станции.
Пустая электричка.
Джонни принимает решение.
Вечер и большую часть ночи Джонни провел возле железнодорожной насыпи на опушке леса.
Он нашел канаву, на песчаном дне которой было немного воды. Мальчуган напился, охладил ею лоб, а затем смыл с лица кровь. Почувствовав себя обессиленным, он вытянулся на земле и несколько часов провел в полусне. С наступлением ночной прохлады он пришел в себя, но путаница в голове не позволила ему по-настоящему осознать весь ужас прошедших часов.
Было еще темно, когда он взобрался по крутому откосу на железнодорожную насыпь. Наверху он почувствовал себя несколько лучше, чем под откосом у самой кромки черного леса, который все еще вызывал у него неприятное ощущение и даже страх. Чтобы хоть немного согреться, мальчик старался двигаться. Он почти ощупью пошел по шпалам. Собака не отставала от него ни на шаг. Они шли по направлению к горизонту, который светился огненно-красным светом. Джонни бессознательно тянуло к отблеску огня вдали, от которого веяло человеческим теплом. Чем дальше он шел по насыпи, тем равномернее становились его шаги. Ноги да и все тело наконец подчинились ему.
Над багровым горизонтом время от времени можно было различить яркие вспышки, в небо взвивались ракеты и трассирующие снаряды. Иногда с откоса скатывался вниз камень, который Джонни задевал носком своего ботинка.
Вдруг Джонни остановился. Ему показалось, что он как будто через толстую пуховую подушку услышал слабый шум. Он немного потоптался на одном месте. Неужели он снова может слышать?
— Алл-о-о! — нерешительно прокричал он, а затем громче: — Трехногий, ко мне!
Приглушенно, но он все же слышал собственный голос. Это несколько придало ему уверенности. Мальчуган зашагал быстрее.
По мере того как растворялась темнота, можно было различить отдельные деревья и кустарники, белые километровые столбы и дорожные знаки вдоль полотна. Сквозь туманную утреннюю дымку проступали очертания домов, серые и неприветливые.
Джонни приближался к станции. Вот уже был виден перрон. Под плоской крышей он показался Джонни выше обычного, и он пришел к выводу, что это не обычный пригородный вокзал. Контуры стоявшего там на путях поезда совсем не были похожи на поезд дальнего следования.
Когда примерно через полчаса Джонни приблизился к станции на расстояние нескольких десятков метров, он различил окраску вагонов: темно-красная до высоты окон и желтая до самой крыши. Это был вагон городской электрички.
«Берлинская электричка! Значит, я уже в Берлине», — подумал Джонни.
Он взобрался на перрон. Поезд выглядел готовым к отходу. Джонни шел вдоль вагонов. Купе были чистыми, лакированные деревянные сиденья блестели. В широких стеклах окон отражались розовые отблески.
«Странно, — думал Джонни, — весь поезд для меня одного».
Через открытую дверь он вошел сначала в служебное купе в голове локомотива, а затем в кабину машиниста. Сколько раз он мечтал постоять рядом с машинистом и посмотреть, как тот орудует различными непонятными рычагами, нажимает кнопки, которые приводят поезд в движение или же останавливают его. И вот эта мечта теперь осуществилась совершенно случайно, а он даже не ощутил того щекочущего чувства, какое вызывается нарушением запрета.
Через огромное лобовое стекло Джонни смотрел вниз на рельсы, поверхность которых, обычно серебристо-блестящая, покрылась зеленым налетом ржавчины. Где-то на горизонте рельсы, казалось, сходились вместе. Небо там было огненно-красным, вверх поднимались густые клубы дыма. Там был центр города…
«Я мог бы оказаться там еще вчера вместе с тетей Дашей», — размышлял Джонни. Он снова осознал всю глубину своего несчастья: он не только потерял хорошего человека, со смертью которого порвалась всякая связь с его новыми друзьями. Он снова остался один…
Со слезами на глазах, не зная, что теперь будет с ним, он осторожно уже хотел вылезти из кабины локомотива, но тут взгляд его упал на схему маршрута, которая висела в рамке под стеклом в простенке между дверью и окном. Джонни читал названия станций, находившихся на этой линии в пределах города. Вот он и Силезский вокзал. Значит, рельсы дороги вели к этому вокзалу, а оттуда было недалеко и до шоссе на Кюстрин!
Джонни позвал собаку. Она безмятежно разлеглась под одной из скамеек. Собака медленно приблизилась к нему, склонив голову набок.
— Трехногий, пошли дальше, — сказал Джонни. — Десять или пятнадцать километров по этим рельсам. Если все будет хорошо, то мы уже сегодня дойдем до дома!
33
Вдоль железнодорожного полотна.
Город, похожий на камень, разбитый на тысячи осколков.
Вынужденная остановка.
«Нельзя пока домой!»
Первые пять километров не были для Джонни особенно трудными, несмотря на необычно проведенную ночь. Ботинки, которые ему дала тетя Даша, были тяжелыми, словно из свинца. Он с трудом переставлял ноги, идя по узкой тропинке рядом с рельсами. По откосу росла трава. Иногда Джонни шел и не шпалам. Но скоро сходил с них на обочину, потому что частые шаги утомляли его.
Когда Джонни добрел до следующей станции, солнце поднялось уже довольно высоко над горизонтом. Откуда-то доносился многоголосый шум моторов, который он слышал теперь совершенно отчетливо. Земля слегка дрожала. Где-то не очень далеко отсюда шли танки и самоходки, оставляя за собой длинный шлейф пыли высотой с многоэтажный дом. Этот шум сопровождал Джонни более часа, а затих он только тогда, когда открытая местность, поросшая молодыми березками и сосенками, сменилась садами и летними домиками.
Вот и еще одно предместье столицы — Карлсхорст. На прямых, обсаженных деревьями улицах поднимались группы домов высотой до четырех этажей. Когда Джонни проходил по мосту около станции, то увидел внизу, на главной улице, длинные колонны автомашин и множество русских солдат. В помещении универмага с разбитыми витринами он заметил несколько советских офицеров, сидевших за столом, на котором стояло несколько телефонных аппаратов. К входу подъехал бронетранспортер. По комнатам быстро сновали ординарцы.
