— Ладно, обещаю. Согласен, семья прежде всего.
Встаю и вдруг замечаю что-то на дне опрокинутого бокала. Трогаю пальцем белый липкий осадок. Кто отсюда пил?
Маура против, Баррон тоже, но я все равно волоку деда к машине. Сердце бьется как бешеное. Нет, спасибо, я не останусь спать на диване в кабинете. Говорю им, что совсем не устал, вру про свидание, которое дед якобы назначил на завтра престарелой вдове. Старик ужасно тяжелый, его так накачали вином и какой-то дрянью — он почти ни на что не реагирует.
Осадок в бокале. Это Филип, совершенно точно. Но зачем?
— Оставайся ночевать, куда ты едешь? — в тысячный раз повторяет Баррон.
— Осторожно, ты его уронишь.
— Так помоги.
Филип тушит сигарету о перила и подставляет деду плечо.
— Верни его в дом, — ворчит Баррон. Они переглядываются, и брат хмурится. — Кассель, как ты будешь старика транспортировать, если тебе уже сейчас его без Филипа не поднять?
— Он протрезвеет.
— А если нет?
Филип тянет бесчувственное тело к машине.
Собрался мне помешать? И что, спрашивается, делать? Но брат открывает дверь, помогает втиснуть деда на сиденье и пристегнуть ремень.
Выруливаю на дорогу, позади стоят Баррон, Филип и Маура. Господи, какое облегчение: свободен, почти вырвался.
Громко-громко звонит телефон. Я вздрагиваю, а дедушка и ухом не ведет. Но вроде он еще дышит.
— Алло, — беру трубку, даже не посмотрев кто.
Где тут ближайшая больница? Надо ли туда ехать?
Филин с Барроном не стали бы убивать деда, во всяком случае не у Филипа дома. А даже если бы и стали — зачем тогда уговаривать меня переночевать, оставлять умирающего на диване в собственной гостиной?
Не стали бы, точно не стали бы. Повторяю это как заклинание.
— Кассель, ты слышишь? Это Даника и Сэм, — шепчут из мобильника.
Долго я уже молчу, интересно? Смотрю на часы.
— В чем дело? Три часа ночи.
Даника отвечает, но я почти не слушаю. Чем можно человека вырубить? Снотворным? В сочетании с алкоголем — убойная сила.
На том конце провода примолкли.
— Что? Повтори-ка.
— Я говорю, у тебя кошмарная кошка, — медленно и раздраженно повторяет Даника.
— Что случилось? Она в порядке?
— Да с ней все нормально, — смеется Сэм, — но в комнате у Даники на полу лежит мертвая коричневая мышка. Твоя кошка откусила голову у нашей мышки.
— Хвостик тоненький, как веревочка.
— Той самой мыши? Легендарной мыши, на которую уже полгода ставят?
— А что случается, когда все проигрывают? Никто же не угадал. Кому платить?
— Да о чем вы? — сердится Даника. — Мне-то что теперь делать? Кошка так на меня и пялится, вся пасть в крови. Загубила небось сотни мышек и птичек. Так и вижу: они идут строем прямо к ней в рот, как в том старом мультфильме. Она теперь меня нацелилась съесть.
— Погладь ее, — советует Сэм. — Зверюга принесла тебе подарочек и хочет поощрения.
— Ты моя маленькая кошка-убийца, — довольно воркует Даника.
— Что она делает?
— Мурлычет! Хорошая киса. Кто у нас страшное чудовище? Правильно, ты! Тигpa моя маленькая, злобная тигра! Да.
— Даника, ты что? — Мой сосед уже заикается от смеха.
— А ей нравится, только послушай, как урчит!
— Не мне тебе говорить, но кошки человеческого языка не понимают.
— Кто знает? — отзываюсь я. — Может, она все понимает, потому и урчит.
— Как скажешь, старик. Так что с деньгами?
— Либо оставляем все себе, либо ищем новую мышь.
— Первый вариант.
Доезжаю до дома, отстегиваю деда и хорошенько его встряхиваю. Никакого эффекта. Бью по щекам со всей силы, старик стонет и приоткрывает один глаз.
— Мэри?
Жуть-то какая. Так звали бабушку, а она умерла много лет назад.
— Держись за меня.
Ноги у него подгибаются, идти совсем не может. Медленно, медленно. Тащу его в ванную и сгружаю прямо на кафельный пол. Смешиваю перекись водорода с водой.
Деда выворачивает. Хоть для чего-то уоллингфордовские уроки химии сгодились. Интересно, Уортон оценил бы мои познания?
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
— Эй, просыпайся!
Моргаю спросонья.
— Спишь как убитый. — Над диваном склонился Филип.
— Убитые не храпят, — морщится Баррон. — Хорошо ты тут все вычистил, такого порядка отродясь не припомню.
Горло сжимает, словно в тисках, я задыхаюсь от ужаса.
Возле кресла, в котором развалился дед, стоит грязное ведро. Его сильно рвало вчера, но в конце концов он пришел в себя и заснул спокойно, в здравом уме и трезвой памяти. Неужели сейчас ничего не слышит?
— Что вы ему дали? — Вылезаю из-под пледа. — С ним все будет в порядке, — обещает Филип. — К утру пройдет.
Дедушка вроде дышит ровно. Один глаз приоткрылся на секунду, или только показалось?
— Ты каждый раз психуешь, — бормочет Баррон, — а мы каждый раз убеждаем тебя, что все в порядке. Да что ему будет? Волноваться незачем.
— Оставь Касселя в покое, семья прежде всего.
— Именно поэтому волноваться и незачем, — смеется тот. — И старый и малый — обо всех позаботимся. Поторопись, пацан, Антон ждать не любит.
Что мне остается? Натягиваю джинсы и толстовку.
Они так спокойны, уверены в себе. Заторможенный мозг работает с трудом. Что там говорил Баррон? Получается, все происходит не в первый раз, меня уже забирали вот так, посреди ночи, отсюда, а может, даже из общежития, а я не помню ни черта. Только не паниковать. А раньше я спокойно реагировал?
Надеваю ботинки, от страха и прилива адреналина руки так трясутся, что пальцы в перчатки удается просунуть лишь со второй попытки. Как раз завязываю шнурки, когда Филип говорит:
— Проверим-ка твои карманы. Что?
— Выверни их, — вздыхает брат. Послушно выворачиваю карманы, вспоминая про зашитые под кожу маленькие черные камешки. Филип прощупывает швы, обыскивает меня с ног до головы. Руки непроизвольно сжимаются в кулаки. Едва сдерживаюсь, чтобы не ударить его со всей силы.
— Что-то потерял? Ищешь мятные леденцы?
— Просто нам надо знать, что у тебя есть.
От возбуждения я полностью проснулся и не чувствую никакой усталости, только злость. Баррон протягивает руку. Без перчатки.
— Не тронь! — отшатываюсь прочь.
Забавно, я машинально перехожу на шепот, мнe даже в голову не приходит закричать или позвать на помощь. «Это семейное дело, не выноси сор из избы», — твердит идиотский внутренний голос.
— Ладно, ладно, — примирительно поднимает руки Баррон, — но это не шутки. Старые воспоминания окончательно вернутся только через несколько минут. Не забывай: мы с тобой на одной стороне, в одной лодке.
