Пий Второй накинул пурпурный плащ на плечи архитектора. Лицо Бернардо расцвело счастливой улыбкой.
– Это великолепно. Это неповторимо. Я потрясен, – сказал Папа Римский и расцеловал Росселино в обе щеки.
Архитектор не сдержал благодарных слез. «А ведь он не оправдан, – вдруг сообразила Анна. – Ему воздана великая честь, но обвинение не снято. Наоборот – подтверждено. Пий Второй получил город своей мечты и одновременно – козла отпущения, архитектора из Флоренции, на которого сможет теперь возлагать ответственность, если в Корсиньяно случится что дурное».
Завершая церемонию, Его Святейшество объявил, что церковная площадь будет отныне именоваться площадью Пия, а город – Пиенцей, в честь Папы Римского.
* * *
Андрополус, неудобно выгнув шею, прильнул к забранному решеткой оконцу дворцового подвала и глядел на представление, посвященное дню Иоанна Крестителя. Ничего подобного он никогда еще не видел. На веревке, протянутой между домов, раскачиваясь высоко над головами, парил мальчик с ангельскими крыльями.
Народ вышел из церкви и толпился на площади. В окружении кардиналов и епископов стоял Папа Римский и, как все, запрокинув голову, следил за движениями мальчика, певшего в вышине гимн. Малые дети визжали от восторга; взрослые объясняли им, что это не настоящий ангел, а просто певцу прицепили к спине крылья.
Андрополус плотно прижался щекой к решетке, но даже не замечал ее. Он был там, на площади, среди зрителей, где вершилось чудо, где раздавалось пение. А ведь мог бы сам оказаться на месте ангела. «У тебя ангельский голос», – говорили ему в саду папского дворца, а потом бросили сюда, в подземелье, и чуть не превратили в кастрата.
Вот бы выбраться отсюда, забраться на веревку, сделать вид, что он певец из папского хора! Никто и не заметит. Он будет разъезжать по свету вместе с другими мальчиками, они повсюду следуют за Его Святейшеством, куда Папа Римский – туда и хор. Андрополус может брать самые высокие ноты ничуть не хуже того, который сейчас изображает ангела. Когда-нибудь, конечно, голос начнет ломаться, но пока… Он будет петь, вознесясь над всеми, и толпы зевак станут глазеть на него, удивляясь и восторженно слушая!
Отдавшись мечтам, он, сам того не замечая, начал тихонько подпевать ангельскому гимну, и скоро уже пел в полную силу. Голос Андрополуса долетел до мальчика на веревке, и тот умолк, словно забыл, для чего поднят на такую высоту, застыл, опустив крылья. Все головы, как одна, повернулись к окошку подвала.
– Андрополус! – завопили коноводы и водоносы.
– Это Андрополус! – кричал Лиам, проталкиваясь сквозь толпу к Анне, стоявшей вместе с Лоренцо среди ближайшего окружения Папы Римского. Лицо монаха сияло радостью.
– Что за Андрополус? – заинтересовался Папа.
– Наш пастух, о котором я вам рассказывала, – ответила баронесса.
Лоренцо побледнел:
– С какой стати он оказался в подвале дворца? Что за притча?
– Его арестовали. Тебе, наверное, побоялись сказать.
– И правильно сделали. Андрополус – мой раб. – Барон сделал ударение на слове «мой». – Да как они осмелились…
Последняя оборванная фраза прозвучала так тихо, что Анна едва расслышала. Рядом с ней какой-то ребенок спросил:
– Почему этот мальчик поет в подвале? Почему не выходит?
Она попыталась рассмотреть Андрополуса, но, кроме пальцев, вцепившихся в решетку, с ее места ничего не было видно. Анна стала протискиваться поближе к подвалу. Лиам следовал за ней по пятам. Добравшись до подвального окошка, она наклонилась, сжала руку пастуха и не отпускала ее, пока мальчик не кончил петь.
– Освободите Андрополуса! – зашумела толпа.
Анна вернулась к Папе Римскому и мужу.
– Твой раб угодил за решетку, – говорил Пий Второй, обращаясь к Лоренцо, – потому что приходской священник уличил его в шпионаже в пользу султана.
– В это трудно поверить. Я сражался вместе с его отцом во время осады Константинополя. Потом Андрополус попал в детское войско.
Подробности я узнал, когда доставлял султану ваше письмо. Отец мальчика попросил меня выкупить ребенка у Махмуда и увезти от магометан.
– Его надо освободить из подвала, он там умрет! Сделай что-нибудь, Лоренцо! – умоляюще произнесла Анна.
Неожиданно к ним подошел падре. Отвесив Папе Римскому низкий поклон, затараторил:
– Пора, давно пора построить у нас настоящую тюрьму, не правда ли? Тогда наконец в городе воцарится спокойствие.
Лоренцо гневно тряхнул головой:
– Кто дал вам право распоряжаться судьбой моего раба?
Священник сделал вид, будто не слышит, и продолжал твердить о своем:
– Тюрьма не будет пустовать. Вы, Ваше Святейшество, даже не представляете, насколько она необходима.
– Не ты ли настоял на аресте пастуха? – прервал его Папа.
– Наш великолепный город нуждается в защите. Нельзя допустить, чтобы беглые рабы разгуливали на свободе, это опасно и вредит репутации прихода, – прижал руки к груди священник. – Парень – шпион. Его замечательный голос – хитрое оружие. Я уверен, что магометане специально научили мальчишку завораживать людей пением, как удав парализует кролика взглядом. Кроме того, он залез на стену и размахивал копьем. Он покушался на Ваше Святейшество. У меня есть доказательства.
– Оставь их при себе. Этот отрок – раб моего кондотьера. Своим самоуправством ты ставишь барона в неловкое положение. За поступки раба несет ответственность хозяин.
Анна, внимательно следившая за разговором, заметила, что при этих словах Пий Второй мельком взглянул на Лоренцо и недобро усмехнулся.
– Видит Бог, я не желал бы доставить господину барону малейшего неудобства, – ответствовал падре. – У зла есть только один хозяин, и его коварство не знает границ.
Папа Римский кивнул.
– Враг рода человеческого неразборчив в средствах. На этот раз он избрал своим гербом мусульманский полумесяц, – продолжал приходской священник. – Без застенков в Корсиньяно никак не обойтись.
– В Пиенце, – поправил Папа.
– Разумеется, в Пиенце. Прошу меня извинить. Имя еще совсем новое.
– Ты говоришь о тюрьме для бандитов с большой дороги или для малых детей? – в голосе Пия Второго просквозило раздражение.
– Вы не знаете моих прихожан, Ваше Святейшество. А у меня они все как на раскрытой ладони.
– Не люблю доносчиков, – поморщился Папа. – Паства, кстати, знает о тебе не меньше, чем ты о ней. До меня уже доходили кое-какие сведения. Ты самоуправничаешь да еще бросаешь тень на моего кондотьера.
– Беглые рабы опасны, Ваше Святейшество, – повторил падре. – Особенно вооруженные.
Анна увидела, что Папу Римского утомила ходящая кругами беседа. Лицо его под жарким августовским солнцем покраснело. Из-под маленькой шапочки, поверх которой была надета широкополая кардинальская шляпа, по лбу струился пот. Ноги дрожали. При помощи двух слуг Пий Второй тяжело взгромоздился в паланкин.
– Мальчика надо бы выпустить, – донеслось оттуда.
Приходской священник застыл, разинув от удивления рот. Глядя на него, Папа Римский не сдержал смеха. Все вокруг засмеялись тоже. Хохот пронесся по площади волной, захватывая кардиналов, епископов, простолюдинов. Смеялись все – радостно, освобожденно, беспричинно.
Папская свита направилась к воротам дворца. Зазвенели веселые ритмичные звуки лютни, трубадур затянул песню. Праздник продолжился.
Всеобщий разлив веселья обошел Анну стороной. Она даже не улыбнулась, озадаченная той легкостью, с которой изменяется настроение людей. В церкви им было велено молиться и думать о Боге – они так и делали. На площади Папа Римский подал знак к смеху – они хохочут, сами не зная над чем. Не смеются только она и священник. Его лицо приняло зеленоватый оттенок.
– Сегодня у нас праздник! – крикнул глашатай. – Его Святейшество велел зажарить для народа тридцать отборных быков. Идите под навесы, будем пировать! Потом нас ждут скачки, а под конец бег наперегонки! Участвуют мальчики старше двенадцати лет!
Опомнившийся приходской священник мелко семенил за папским паланкином и бормотал, слегка заикаясь:
– Ваше Святейшество, нижайше благодарю за подаренную сутану!
Действительно, заметила Анна, одежда падре обновилась.
– И за башмаки спасибо. Я ведь хожу в церковь по коровьей тропе. Grazie, grazie![23] Старые ботинки давно прохудились, уж и сапожник ничего не мог с ними поделать. Да и тесноваты они были. Благослови, Господи, Папу, князя Рима! – Пий Второй, отвернувшись, никак не реагировал на слова благодарности. – Собственно, я хотел поговорить с вами о другом. О трещинах в церковной стене.
Видя, что спина Папы неумолимо удаляется, последнюю фразу приходской священник произнес в полный голос, почти прокричал. Ее услышали многие, но никто не принял всерьез. Людей снова охватил приступ смеха. Анна опять в нем не участвовала. Нет уж, падре, теперь вас и близко не подпустят к воротам поместья!
