- Пусть Вадим будет нашим князем, его хотим!
Но главной целью Вадима был не Нов-город, а Рюриково городище. Там жила Эфанда, ставшая недавно предметом всех его мечтаний. Никто в толпах мятежников и не подозревал о затаённой цели своего вождя.
Для всех он являлся поборником прежних вольностей. За ним шли не только те, кому терять было нечего, но также люди, действительно помнившие старый порядок и дорожившие им…
Собралось достаточное количество воинов, и Вадим решил начать мятеж.
- Чего мы будем делать, братья, - говорил он, - пойдём и прежде всего разорим гнездо хищного сокола, не оставим там камня на камне, а тогда уже легче будет докончить остальное.
- Идём! Идём, все за тобой!
Мятеж вспыхнул.
Руар понял теперь, что дело нешуточное. Приходилось уже думать не о том, чтобы подавить восстание, а как бы сохранить свою жизнь и продержаться до прибытия свежих дружин во главе с князем.
Рюриково городище, по тем понятиям, было хорошо укреплённой крепостью, и взять её трудно было, но охраняла её лишь небольшая дружина, а вольница Вадима была многочисленна и воодушевлена жаждой норманнской крови и грабежа.
Медлить Вадим не любил. Он быстро окружил Рюриково городище. Руар, Эфанда и все варяги были отрезаны от Нова-города, где они могли бы искать защиты.
А Нов-город повёл себя странно, что, впрочем, вполне объяснимо. Он не примкнул к мятежникам, но и не пошёл против них. Это был достаточно ловкий ход: победит Вадим - и горожане ничтоже сумняшеся переходят на его сторону, одолеет его князь - они вроде бы и ни при чём…
Таким образом, осаждённым неоткуда было ждать помощи…
Положение их было почти критическое. Съестных припасов осталось очень мало, и нечего было думать о том, чтобы отсидеться за крепкими стенами городища…
Да и осаждающие не ждали. Вадим понимал, что борьба с княжескими дружинами ему не под силу, и торопился кончить своё дело до прибытия Рюрика.
Тёмной ночью повёл он своих людей на приступ. Один за другим гибли защитники крепости.
Вадим вышел из боя победителем. С несколькими самыми отчаянными из своих воинов ворвался он в княжеские хоромы. Там, окружённая толпой беззащитных женщин и детей, ждала врага Эфанда.
Она готова была умереть. Смерть не пугала её, а на случай позора в складках одежд припасён был острый кинжал.
Но Вадим так быстро кинулся на неё, что она не успела выхватить своё оружие. Один миг, и обезумевший старейшина подхватил несчастную женщину и с диким рёвом выскочил с ней из княжеских хором.
Отчаянный крик Эфанды на мгновение заглушил вопли других несчастных…
XXI. КОНЕЦ ЗЛА
Предчувствие чего-то ужасного не оставляло Рюрика во всё время обратного пути. Как он жалел теперь, что не оставил на Ильмене Олофа, но сделанной ошибки уже нельзя было исправить…
Но ещё более он был перепуган, перепуган первый раз в жизни, когда, совсем уже близко от Нова-города, узнал он о дерзком нападении Вадима на его городище.
Некогда было раздумывать о том, виноваты или не виноваты новгородцы в этом мятеже, а приходилось спешить туда, где необходима была его помощь.
Появление князя со свежими отборными силами сразу же нагнало ужас на мятежников. С громкими криками кинулись они было к Волхову, ища на его волнах спасения, но оттуда подоспели ладьи с остальной дружиной князя.
Никому не было пощады, всех истребили ожесточённые дружинники. Как раненый лев, со стонами и проклятьями Рюрик искал Эфанду… Искал - и не находил…
- Эфанда, Эфанда, откликнись! - напрасно звал он её.
Наконец от одного из мятежников удалось узнать, что их вождь с лишившейся чувств княгинею переправился через Волховец и на лихом коне умчался по направлению к дремучему бору.
- Он увёз её к Малу, - воскликнул Олоф, - там живёт этот проклятый чаровник! Скорей туда!
Рюрик и Олоф, не дожидаясь даже дружинников, вихрем помчались туда, где надеялись найти Эфанду.
Олоф не ошибся. Вадим действительно увёз похищенную им княгиню в лачугу Мала. Там он рассчитывал быть в полной безопасности.
Мал как будто ожидал его.
- Видишь ты, старик, - кричал ему Вадим, - судьба ещё не совсем оставила меня! Победа на моей стороне и в моих руках то, что заставит моего врага смириться предо мной.
- Да, ты быстро идёшь к своему концу?..
- Скажи - к моей мести! - захохотал Вадим и направился по направлению к Эфанде.
Но та как будто ожидала этого и быстро отскочила в сторону.
- Прочь от меня, презренный убийца! - воскликнула она. - Погляди, на тебе кровь беззащитных женщин и детей… Будь проклят!
- Пусть так! Но всё-таки я отомщу на тебе врагу!
- Никогда - гляди!
Перед глазами Вадима сверкнуло лезвие кинжала. Он не успел удержать руки Эфанды, и она ударила им себя в грудь.
- Я в самом деле проклят! - дико закричал Вадим. - Судьба и тут помешала моей мести…
Он кинулся к телу Эфанды и как малое дитя разрыдался.
- Проклят, проклят! - говорил он. - О, хотя бы смерть теперь!
- Ты зовёшь смерть, сейчас она придёт к тебе, - прохрипел над ухом безумца Мал, - слышишь?..
Конский топот и бряцание оружия раздались совсем близко.
- Кто это? - с ужасом вскричал Вадим.
- Это орёл спешит на помощь к своей орлице,- отвечал Мал. - Готовься, настало твоё время, ты сейчас умрёшь…
- Да, да! Я умру, но умру не от руки его! - исступлённо закричал Вадим и, схватив кинжал, которым ранила себя Эфанда, высоко взмахнул им.
В этот миг двое всадников вихрем внеслись на прогалину.
- Вот она! - закричал Рюрик и, забыв о Вадиме, кинулся к Эфанде.
- А я к тебе, ты не уйдёшь теперь от меня, презренный убийца! бросился с поднятым мечом Олоф на мятежного старейшину.
- Поздно - крикнул тот и что было сил ударил себя ножом в левую сторону груди. - Ты на самом деле опоздал, проклятый варяг, я умираю не от чужой руки…
Удар нанесён был верно…
- Прав ты, Мал, - произнёс Вадим, - они сильнее.
- Добро всегда сильнее зла, - сказал Мал и обратился к Олофу: Оставь его, витязь, для него всё кончено на этом свете. Он был злом для народа славянского и заслужил свой конец.
- Собаке собачья и смерть! - закричал Олоф.
- Всё-таки он умер как храбрец, - возразил Мал, - но вместе с ним кончено и моё дело! Высшие существа связали его судьбу с моей судьбой… Он умер, теперь и я могу отдохнуть. Прощай, Вадим! Воля судьбы свершилась.
Мал наклонился над трепетавшим телом Вадима и нежно поцеловал его. Потом он поднял голову и с радостной улыбкой устремил свой взор на небо.
- Да, да, сладкий миг наступает… И для меня всё кончается здесь… Все, все… Как хороша смерть, как отрадна после стольких лет!..
Он снова взглянул на Вадима.
Тот в последний раз вздрогнул всем телом и вытянулся…
- Всё кончено, - прошептал Мал и опустился, уже бездыханный, на труп последнего поборника ильменской вольности.
Рюрик между тем пришёл в себя. Рана Эфанды оказалась не опасною. Молодая княгиня пришла в себя и открыла глаза.
Быстро соорудили носилки, на которые положили раненую.
Перед уходом Рюрик подошёл к трупу своего врага и долго-долго глядел на него.
- Оба умерли и пусть гниют здесь, - сказал Олоф, - пусть их тела станут добычей воронов.
- Нет, Вадим был храбр, - ответил Рюрик.
Со смертью Вадима мятеж потерял свою прежнюю силу. Подавить восстание не представляло никакого труда.
Полное, ничем не нарушаемое спокойствие воцарилось на берегах великого славянского озера…
Рюрик до конца своей жизни не мог понять, о каком владычестве над полумиром говорила ему ворожея.
Если бы он мог встать теперь из-под своего кургана и оглядеться вокруг, то убедился бы, что ворожея была права. Страна, первым единодержавным правителем которой он был, действительно, занимает полмира, и солнце никогда не заходит в её пределах…
Петреченко Галина Феодосьевна
РЮРИК
Часть первая. А ЗЕМЛЯ ГОРИТ ПОД НОГАМИ
ВОЛОХИ ПРИБЫЛИ
арожский залив ликовал. Казалось, все духи предков древнего Рарожья вместе с его нынешними поселенцами и их гостями вольготно расселись на деревянных ступенчатых обшивках побережья Рарожской бухты и, обогреваемые ласковым летним солнцем, овеваемые тёплым влажным ветром Варяжского моря[34], бурно переживали за удачу в состязательном заплыве стругов[35] рарогов[36] и их гостей - неумных пиратов-фризов[37]. То тут, то там раздавались радостные, ликующие восклицания, лихие шутки-прибаутки и меткие сравнения, сопровождаемые звонким, раскатистым хохотом, будто выталкивал его из души ярко разодетых зрителей сам бог радости пиратов Радогост; то тут, то там громко славили день морских стругов и их строителей, отважных покорителей морских далей; но вдруг солнце скрывалось ненадолго, и со зрителями Рарожской бухты что-то происходило, ибо с их губ срывались гневные, звенящие недоумением, горечью и грозящие скоротечной расправой своих подопечных за проигранный этап в состязании стругов, короткие, хлёсткие обрывки фриз, будто злобный дух соперничества не только заглянул в души зрителей Рарожской бухты, но и заронил в них свои колючие соринки-задоринки.