– Устами младенца глаголет истина, – глубокомысленно произнесла пожилая дама.
И чтобы хоть как-то отвлечь дочь от дорожных проблем, ведь поток машин вообще не двигался, она спросила ее:
– Ты уже вынесла своему олигарху приговор?
– А как ты думаешь, если его уже зачитывают? – язвительно переспросила судья.
– Ну, я думала, что ты специально тянешь время, ибо еще до конца не определилась с мерой наказания.
Анна Сергеевна выпустила руль и всплеснула руками:
– Можно подумать, что ты, судья с двадцатипятилетним стажем, не знаешь, что у меня нет выбора?!
– Значит, они к тебе тоже приходили, – сделала неприятное открытие мать. – А как же свобода, демократия, независимость судей?
– Очнись, мамочка! Ты в какой стране живешь? – воскликнула Анна Сергеевна и нервно вытащила из кармана пачку сигарет. – Это, может быть, в Америке и Европе судьи вершат правосудие в подобных делах, а у нас, извини, мы только оглашаем решения, угодные власти.
– Но ведь приговор все равно выносишь ты?
Судья прикурила сигарету от автомобильной зажигалки и, выпустив в окно дым, нервно ответила:
– А это разве что-то меняет?! Я хочу перейти на работу в городской суд. Аньке нынче поступать в университет. А сколько нам еще жить вместе в одной квартире? Прямо женский монастырь какой-то устроили. Мне всего сорок лет. Я имею право на личную жизнь?! Эта красавица тоже скоро начнет женихов водить. Как мы уживемся на одной жилплощади?
Но на мать эта фраза произвела совсем другой эффект, на какой Анна Сергеевна абсолютно не рассчитывала. Судья на пенсии неожиданно расхохоталась:
– Надо же! Так они тебя купили? В мои времена это делалось куда как проще. Шаг вправо, шаг влево – расстрел. А сейчас они просто покупают судей. Как же они измельчали!
– Ничего смешного я в этом не вижу! – обиделась женщина за рулем.
Мать успокоилась и спросила серьезно:
– А ты сама как считаешь: виновен Ланский или нет?
– Разве честный человек может стать миллиардером в нашей стране?
– Ты, доченька, пропагандистскими лозунгами меня, старуху, не корми. Ответь по совести: да или нет.
Анна Сергеевна затянулась последний раз и выбросила окурок в окно.
– Да, виновен. Но не больше, чем другие олигархи и покровительствующие им чиновники. Иногда мне даже кажется, что он лучше и чище своих собратьев по цеху, он был своего рода белой вороной среди них, поэтому они и отправили его на заклание. На мой взгляд, он виновен лишь в уклонении от уплаты налогов. Этого я ему простить не могу. Ибо отчасти по его милости моя семья живет бедно, и я вынуждена торговать собственной совестью.
– Ну так не торгуй, – просто сказала мать.
– Это как? – удивленно переспросила Анна Сергеевна.
Пожилая дама пожала плечами, мол, чего проще:
– Я бы вынесла оправдательный приговор этим мальчишкам.
Судья устремила на мать недоуменный взгляд.
– Это твой звездный час. Такое дело бывает раз в жизни. Не каждому судье так везет. В твоих руках по большому счету сейчас находится судьба страны. По какому пути она пойдет, сейчас зависит от тебя, скромной судьи районного суда. Будут ли дальше судьи оставаться беспрекословными исполнителями начальственной воли или начнут исполнять свой долг по закону и по совести. Какой гражданской позиции ждать от простых россиян, если судьи такие. Не надо принижать собственные возможности и успокаивать себя, мол, я – как все, любой бы на моем месте поступил так же. Мир изменился, дочь. Свобода и демократия, о которых нам так долго твердили по телевизору, они уже рядом, мы до них почти дозрели. Поступи сейчас по совести – и ты подашь пример другим людям. Глядишь, так и вырастет в нашей стране гражданское общество. Но если ты сейчас пойдешь на сделку с собственной совестью, может быть, и получишь какие-то сиюминутные выгоды, но сама себе этого никогда не простишь. А так ты наверняка войдешь в историю как первый на самом деле независимый российский судья, вынесший самостоятельный вердикт по столь громкому делу. Конечно, тебе решать. Но я бы на твоем месте рискнула.
– Браво, бабуля! – захлопала в ладоши Сонька. – Я тебя прямо-таки за такие слова сразу зауважала. У нас в школе все говорят, что дело Ланского – чистейшая заказуха. Мне даже стыдно, что это моя мама судит этого симпатичного и несчастного олигарха. Мамулечка, ну чего тебе стоит, освободи ты его из тюрьмы. Он и так уже, бедняга, насиделся.
– Но…но… – Анна Сергеевна не находила слов. – Как же твой университет? Без денег ты на юридический факультет никогда не поступишь. А у нас их нет.
– А вдруг повезет, – не унималась выпускница. – А не поступлю, так что-нибудь другое придумаем. Пойду работать. Ты же меня устроишь в свой суд, хотя бы уборщицей?
– Боюсь, что если я вынесу оправдательный приговор, то в суде больше работать не буду.
– Замуж выйдет, – отрезала бабушка. – Может, хоть ей посчастливится встретить настоящего мужика.
А так, с этим судейством на самом деле никакой личной жизни.
– А как же квартира? Мы ее никогда не получим, – растерянно произнесла Анна Сергеевна.
– Заработаешь! – старейшина семьи уже все за всех решила. – Выгонят из суда, пойдешь работать в коммерческую фирму и заработаешь на квартиру. А не получится, вместе будем жить. Неужели нам так плохо втроем? В это время машина впереди тронулась, и Анна Сергеевна включила первую скорость и нажала ногой на педаль газа.
Дочка запела сзади фальшивым голосом:
Боже, какой пустяк –Сделать хоть раз что-нибудь не так.Выкинуть хлам из домаИ старых позвать друзей…
Я сидел в клетке рядом с Антоном и любовался своей женой. Ей сегодня удалось занять место недалеко от меня, поэтому я мог рассмотреть ее очень хорошо. Таня выглядела потрясающе в светлом деловом костюме и старалась держаться непринужденно. Но все равно напряжение и тревогу ей совсем скрыть от посторонних не удавалось. Рядом с ней сидела моя мама. Она на меня не обращала никакого внимания, а вслушивалась в каждое слово судьи.
Сегодня эта крашеная мымра должна огласить меру наказания, которую она определила мне и Антону. Я не сомневался, что оно будет связано с лишением свободы. Вопрос состоял лишь в том, на сколько лет. От пяти до десяти. Я почему-то остановился на семи. Счастливое число.
И вот, наконец, настал момент истины. Все присутствующие в зале замерли.
– Суд постановил, – казенным голосом провозгласила судья Самойлова, – признать гражданина Журавлева Антона Борисовича и гражданина Ланского Михаила Аркадьевича виновными в совершении преступления по статье 199 часть 2 пункты «а», «в» и «г» Уголовного кодекса Российской Федерации «Уклонение от уплаты налогов или страховых взносов в государственные внебюджетные фонды, совершенное группой лиц по предварительному сговору, неоднократно, в особо крупном размере» и установить им наказание в виде лишения свободы в колонии общего режима на срок 18 месяцев. Ввиду отбытия установленного срока наказания в ходе проведения следствия и судебного разбирательства освободить Журавлева А. Б. и Ланского М. А. из-под стражи прямо в зале суда. По остальным пунктам обвинения подсудимых оправдать ввиду недоказанности состава преступления.
Что тут началось в зале суда! Конвоиры стояли с раскрытыми ртами, не зная, что им делать. Первым пришел в себя Антон, он встал со своего места, подошел к старшему конвоя и сказал ему:
– Открывай!
Сержант вопросительно посмотрел на судью. Она утвердительно кивнула головой. Лязгнул замок решетки. Жена вскочила со своего места и бросилась ко мне. Она плакала и осыпала мое лицо поцелуями. В зал впустили журналистов. Я чуть не ослеп от фотовспышек. Пишущая братия переговаривалась между собой: видать, сам Президент помиловал.
Но раньше всех смысл происшедшего поняла моя мама. Она протиснулась сквозь толпу к судейской кафедре и низко поклонилось судье. И только потом я услышал реплику прокурора:
– Обвинение будет обжаловать этот приговор в кассационном порядке.
Я посмотрел, как одиноко и жалко выглядела эта уставшая от годового разбирательства неухоженная женщина, собиравшая на своем столе листы приговора, и понял, как я ошибался на ее счет все это время.
Сегодня она совершила настоящий подвиг. Она преодолела свой страх, косность и лицемерие. Несмотря на колоссальное давление на нее, она судила не только по закону, но и по совести, исполнила свой профессиональный долг до конца. И я вдруг отчетливо осознал, что этот ее поступок меня самого обязывает ко многому, что я сам теперь не смогу жить по двойной морали, как жил прежде. Наверное, в этот момент я и почувствовал себя до конца гражданином своей страны.
