– Не надо. Сами заживут.
Но Сашенька успела почувствовать под холстом железный пояс.
«Он, должно быть, с острыми шипами», – подумала она.
И ей стало очень стыдно за свою несдержанность, за то, что она заставила святого человека так себя истязать. Вон какая лужа крови на полу. Ему ведь должно быть очень больно. Девушка густо покраснела.
– По закону Христа человеку следует любить только одного Бога. Люди не должны привязываться к тому, что имеет конец, или смерть. Их сердца должны любить то, что вечно, то есть Бога. Только его одного искать и только ему одному угождать. Грешно и несправедливо иметь сильную привязанность к людям. Вот что на это говорил Господь: «Кто любит отца и мать более меня, недостоин меня!» А теперь уходи. Я должен побыть один.
Направляясь к калитке, Александра увидела через окно, что старец стоит на коленях перед иконой Спасителя и отбивает поклоны. Ей стало так стыдно за свое недавнее поведение, что слезы вновь потекли из ее глаз, а грудь теснили рыдания. Пытаясь сдержать их, она побежала по освещенной луной тропе к ненавистным братьям.
Но если бы она услышала слова этой странной молитвы, то, скорее всего, ничего бы не поняла.
– Господь мой, Бог мой! Помоги мне избавиться от обмана страстей, обрести, наконец, свободу. Помоги выдержать еще одно испытание, ниспосланное мне Тобой в этой таежной глуши. Я знаю: все, что мы желаем в жизни, в итоге придет к своему концу. Страдания порождаются желаниями. Но удовлетворение этого желания – лишь иллюзия, преходящее удовольствие. Я отрину его ради Тебя, Господи, но зачем Ты продолжаешь мучить меня соблазнами? Я стар и болен. Мне осталось жить совсем немного. А Ты искушаешь меня этой страстью. Все – пустое, все обман. Никого, кроме Тебя, у меня в этом мире не осталось… Но неужели прав был тот буддийский монах в Тибете, когда рассказывал мне о реинкарнации? Неужели Ты на самом деле так устроил этот мир, что наши души после смерти переселяются в другие живые существа? И эта девочка – это новое воплощение моей Леа? Как же я раньше не догадался, что это она? Только Леа умела так слушать, так улыбаться и так меня целовать…
Он опомнился и с силой надавил локтем на свой железный пояс. Острые шипы вонзились глубоко в тело. Кровь снова потекла ручейком из-под рубахи. А он все молился перед иконой. Только непонятно, какому богу. Не Христу, не Будде, а какому-то своему внутреннему божеству. Так он продолжал разговаривать сам с собой, временами надавливая на шипы.
Мальдивские острова. Декабрь 1827 года
Он кое-как разлепил глаза. Они сильно слезились от солнца, морской соли и попавших в них песчинок. Что-либо разглядеть было очень трудно. Он протер глаза руками и вскрикнул от боли. Свет больно резанул по сетчатке. Не сразу он смог осмотреться кругом.
Солнце палило нещадно. Он лежал на пустынном пляже, весь обвитый уже высохшими водорослями. Рядом мирно дышал прибоем успокоившийся океан. Послушные, ласковые волны набегали на пологий берег, состоявший из мелкого и белого, как мука, песка, а потом лениво уползали обратно в океан.
Вокруг не было ни души. Только бескрайняя морская синь и белый песок. Да еще контуры зеленых пальм вдалеке.
К нему стала возвращаться память, и он вспомнил, как они схватились с капитаном «Святой Марии» и как их смыло волной в бурлящую стихию.
Значит, он выжил и на этот раз. Или это уже рай? Но почему тогда так болит все тело и так хочется пить? Выходит, что жив. Надо встать и идти. А, может быть, не надо? Зачем спасаться? Кому ты нужен? Кто тебя ждет? Родной брат приказал тебя убить. Ты ему не нужен. Семьи у тебя нет и, по всей видимости, уже не будет. Хотя женщин в твоей жизни было столько, что с лихвой хватило бы, чтобы переженить целый полк. Но никто не будет тебя оплакивать. Кто хотел, давно уже оплакал. Тебя нет. Ты умер два года назад в Таганроге. А это тело, которое лежит сейчас на Богом забытом пляже, – это лишь жалкая оболочка того, кто когда-то был великим царем, освободившим Европу от Антихриста.
Чего тебе еще надо? Ты захотел стать царем и стал им. Правда, благодаря невольному соучастию в убийстве собственного отца. Но зато сколько ты потом сделал блага для собственного отечества! Народ на тебя молился, боготворил. Хотя ты и не оправдал всех его ожиданий, но спас от иностранного порабощения. За это он прозвал тебя Благословенным. Потом ты ударился в мистику, и тебе стало не до народных чаяний. Тебя хотели свергнуть и уже готовили восстание. Но ты опять всех перехитрил и упредил. Ты представился мертвым, вместо тебя похоронили безвинно убиенного солдата, а ты позорно бежал из страны, предоставив младшему брату карать бунтовщиков. Зато не взял греха на свою душу.
Ты побывал на Святой земле, прошел по Дороге скорби, по которой нес свой крест Спаситель. Ты увидел древние пирамиды египетских фараонов. Посетил могилу своего великого врага. Совершил путешествие вокруг всей Африки. Пересек Индийский океан.
Поэтому лежи спокойно. Час-другой без воды на солнцепеке – и уплывешь отсюда навсегда.
Комедия окончена. Так, кажется, говорят французы? Не будем превращать ее в фарс!
А это уже точно рай! Долгожданная прохлада. Чьи-то мягкие и нежные руки омывают его лицо и тело. В слипшиеся от жажды внутренности проникает живительные влага, в обожженную солнцем кожу кто-то заботливо втирает какие-то снадобья. И сразу боль отступает и становится так легко, будто с тебя сняли не только одежду, но и всю кожу. И только ласковый ветерок слегка обдувает оголенные нервы. Блаженство!
Он открывает глаза и видит склонившееся к нему женское лицо. О, как красива эта богиня! Кожа цвета бронзы, но нежная и прозрачная, как шелк. Черные как смоль волосы струятся как водопад. Брови, будто нарисованные, изогнуты причудливыми коромыслами. Сочные губы так и манят впиться в них поцелуем и долго-долго не отрываться. Форма лица – овальная, как у Богоматери на православных иконах. Нос – правильный и прямой. Лоб – высокий. А глаза!? В них можно раствориться без остатка. Большие, слегка насмешливые, немного испуганные и такие родные.
Если бы он умел рисовать, то запечатлел бы ее портрет и затмил бы всех знаменитых итальянских и фламандских художников. Ибо ни один из смертных еще никогда прежде не видел такой красоты.
Она очень обрадовалась, что он открыл глаза. И рассмеялась, показав свои безукоризненные – ровные и ослепительно белые – зубы. Ее смех журчал, как горный ручеек. Он лечил лучше самых чудодейственных лекарств.
– Где я? – спросил он по-русски.
Но она только рассмеялась в ответ.
Затем он повторил свой вопрос по-французски, по-немецки и по-английски. Но каждый раз ему отвечал лишь журчащий ручеек.
Он осмотрелся. Он лежал в хижине, сплетенной из пальмовых листьев. Где-то вдалеке слышался шум прибоя.
Одежда бронзовой девушки состояла из куска выцветшей ткани, обмотанного вокруг тела и шеи, как одевались индийские женщины. Но эта туземка больше походила на эллинскую или римскую красавицу из далекой древности.
Она еще раз улыбнулась и, положив ладонь себе на грудь, произнесла гортанным голосом:
– Леа.
Он понял, что это ее имя, и повторил его. Она снова засмеялась и радостно закивала головой.
Тогда и он решил представиться. Отбросив ненужную здесь конспирацию, он, так же, как и она, положив руку на грудь, на то место, где билось сердце, назвался своим настоящим именем:
– Александр.
Глаза девушки вдруг сделались большими и круглыми. Она обомлела то ли от страха, то ли от неожиданности. Потом вскочила и выбежала из хижины.
Он остался один и недоумевал, чем вызвал такое смятение. Но вскоре она вернулась, зажав в ладошке какой-то предмет. Только теперь она уже не смеялась, а была серьезна и сосредоточенна. Прежде чем войти в хижину, она почтительно поклонилась, и только после того, как он позвал ее, робко вошла. Девушка приблизилась к его изголовью и поставила рядом с ним фигурку, которую принесла с собой. А сама села напротив и стала с любопытством разглядывать лицо выброшенного морем чужеземца, поглядывая на фигурку. Александру стало интересно: с кем же это она его сравнивает. Он приподнялся на локте и дотянулся до каменного изваяния. Каково же было его удивление, когда он узнал того, с кем Леа искала в нем сходство!
– Так это же Александр Македонский! – произнес он с улыбкой. – Откуда он у тебя? Это – не я. Я – другой Александр. Хотя тоже царь.
Но ей его слова были уже не важны. Этот чужеземец узнал себя в статуэтке великого царя Александра, давным‑давно завоевавшего весь мир. И пусть он мало на него похож, но он знает царя Александра, и сам он назвался этим именем. Значит, бессмертная душа завоевателя древности вселилась в этого чудом объявившегося на затерянном в океане острове чужестранца. А какие у него удивительные глаза! Голубые, как небо. Ни у кого, ни на их острове, ни на всем архипелаге, нет таких глаз. И этот взгляд! Он может принадлежать только настоящему царю. Какая великая честь выпала ее племени! Этого человека послал сам Бог. Чтобы он освободил ее племя от гнета султана и этих злых чужеземцев, которые забирают у них половину всего выращенного урожая и выловленной рыбы.
