– Я не могу подняться, – сказала она не Фриде, а себе.
– Конечно, при таком настрое.
– На самом деле не могу, – сказала Рут по-прежнему себе.
Ей хотелось увидеть облачко в небе. Веселое, пушистое и в некотором смысле утешительное. Если я увижу облако, подумала она, то, значит, я сумею подняться. Значит, мне не стало хуже.
– Возьми, к примеру, меня, – продолжала Фрида. – Если бы я все время повторяла: «Не могу, не могу», я ничего бы не добилась. Нужно мыслить позитивно. Скажи себе: «Я встану!» И сделай это.
Рут попробовала пошевелить одной ногой.
– Слишком много людей в этой стране преждевременно старятся, – вздохнула Фрида.
– Фрида! – Рут услышала панику в своем голосе. Ее тело не двигалось. – Меня парализовало.
Что-то вроде пучка сорванной травы легко коснулось ее лба. Она скинула его правой рукой.
– Не парализовало, – констатировала Фрида. – Знаешь, быть может, это даже хорошо. Ты пройдешь небольшое испытание, оставишь это «не могу, не могу» и осознаешь последствия своих действий. Я пойду в дом, Рути, приведу его в порядок после того, что ты там устроила. И когда-нибудь ты скажешь мне спасибо.
Фрида громко вздохнула, как будто наполняя легкие морем, и ушла. Из-под ног у нее взлетал песок и падал на другой песок. Задняя дверь открылась и закрылась.
Откуда-то – оттуда, где они прятались, – появились кошки. Они обнюхали щеки и плечи Рут. Одна из них свернулась рядом. Дюна сдвинулась, приноравливаясь к Рут, и было приятно думать – во всяком случае, не так страшно, – что в конце концов эта впадина, приняв очертания ее тела, даст отдых ее костям и спине. Тогда она заснет, как в детстве, когда все было податливым и новым и можно было совершенно не думать о теле, ночь за ночью, даже не догадываясь о том, какое это счастье. Что-то зашумело в траве над головой, какое-то насекомое, и Рут пришло в голову, что поблизости, быть может, бродит Фридин тигр. Он может появиться в сумерках и отыскать ее. Его может прислать Фрида. Она может превратить его в настоящего тигра с настоящими зубами. Эта перспектива встревожила Рут и призвала к действиям. Она должна вернуться домой, даже если у нее уйдет на это вся ночь, а потом сбежать. Она поедет к Ричарду. Найдет его адрес на конверте, который она сберегла, доедет на автобусе до города и сядет на поезд в Сидней. Пошарив руками вокруг себя, Рут ухватилась за траву. Когда она попыталась немного приподняться, трава оставила на ее ладонях длинные мелкие порезы. Лежавшая рядом кошка возмущенно отпрыгнула в сторону. Бедра Рут оказались ненадежной опорой, и она опять упала на песок.
Ее спина противилась этим упражнениям. Рут часто представляла себе свою спину в виде музыкального инструмента, и это позволяло ей определить, где разыгралась боль – в нижнем или верхнем регистре. Порой в ее спине звучала долгая низкая нота, порой пронзительная и резкая. Сейчас, когда она лежала на песке, одновременно звучали обе. Целый грохочущий и воющий ансамбль. Она крикнула, но ее никто не слышал. Спасатели в серф-клубе в своих башнях с флагами глядели на закат и на море, собираясь отправиться домой. Они не знали о том, что она тонет. Ветер свежел. Возможно, если она будет лежать тихо, ее прикроет песком.
Кошки смотрели на нее из травы. Казалось, они подбадривают ее своими неподвижными глазами. Вот что бывает, когда живешь не у дороги, а на берегу, подумала она. Это ошибка Гарри, потому что Гарри настоял на этой изоляции и этим убил их обоих. Она чувствовала, что может умереть здесь на дюне и что Фрида с самого начала пыталась подвести ее к этому концу: прислала тигра, устроила ловушки, а теперь намерена ее убить. К тому же Рут была уверена, что если бы Гарри остался в Сиднее и каждый день прогуливался вдоль залива, как он обычно делал, он до сих пор был бы жив. Его отвезли бы в современную больницу, где каждый день спасают жизнь глупых стариков. Она не осуждает молодую женщину, которая не дала ему умереть в канаве. Как ее звали? Эллен, фамилии она не помнит. Джеффри говорил ей, что Эллен держала голову Гарри, когда тот умирал. Старую, глупую, одинокую голову. А теперь Рут умирает в этой тигриной ловушке, и никого с ней рядом нет, даже Фриды.
Должно быть, она заплакала, и одна из кошек взобралась ей на грудь и принялась нежно скрести по ней когтями. Рут почувствовала, что ее тонкая кожа в опасности. Попытавшись стряхнуть кошку, она приподнялась на локтях, и это открыло новые возможности. Она смогла увидеть свои ноги и то, что тонкий серп впереди был краем моря. Если она упрется в песок ногами, по-прежнему опираясь на локти, она сможет медленно передвигаться от моря вверх по дюне. Испробовав эту тактику, Рут обнаружила, что ее спина не слишком возражает. Сначала это наполнило ее безудержной энергией. Она вспомнила о мрачной радости погребенного под слоем льда альпиниста, догадавшегося отрезать свою раздробленную руку. Преодолев один дюйм, она в изнеможении снова упала на землю и даже немного соскользнула к морю. Но не пала духом, потому что смирилась с мыслью, что путь займет несколько часов. Где-то в глубине души она даже приветствовала эту попытку, это было так аллегорично. Борьба за жизнь! Рут быстро огорчалась и быстро радовалась. И делала это намеренно. Этот механизм служил ей всю жизнь, и служил хорошо. Она приподнялась на локтях и начала свое медленное восхождение.
Все находилось в миллиметрах от нее, особенно море и заходящее солнце, но дом был неимоверно далеко. Во время остановок она соскальзывала вниз, теряя драгоценные миллиметры. Но если она не останавливалась, ее глаза наполнялись болью, которую причиняла спина, а руки теряли чувствительность. Тогда ей приходилось ложиться на спину, раскинув руки, словно крылья, или вытянув их вдоль тела, касаясь бедер. Нащупав вздутия на юбке, она пошарила в карманах и нашла таблетки. Еще одна не повредит, подумала она, и проглотила таблетку, подавившись собственной слюной с песком. Потом приподнялась и продолжала путь. Возможно, это повторялось не раз. Она научилась выворачивать ноги наружу, чтобы не скользить по песку, и держаться за траву, чтобы замедлить скольжение. Стала дольше отдыхать, и кошки утратили к ней интерес. Рут прекрасно осознавала свое положение: голодная, растерянная и поглощенная неуместным желанием помочиться. Она понимала, что выбралась из тигриной ловушки, потому что теперь у ее ног не было лилий.
Солнце зашло еще до того, как Рут достигла границы сада. Теперь она двигалась быстрее: трава здесь была гуще и Рут редко соскальзывала вниз. Она отдохнула, лежа наполовину на газоне, наполовину на дюне и размышляя о том, сумеет ли она, собрав все силы, одним великолепным рывком добраться до дому. Чтобы собраться с силами, требовалось время. На небе появилась яркая звезда, или это была Венера? Гарри умел распознавать созвездия. Он учил ее, глядя на Венеру, определять, где находится полюс. Или это было в Северном полушарии? Небо все еще было светлее моря, но в городе на той стороне залива уже зажглись огни, рассыпался по небу Млечный Путь, и вскоре под звездами той галактики, быть может, побежит по берегу Фридин тигр.
Пока небо не потемнело, в доме не заметно было признаков жизни. Потом зажглось одно окно, за ним другое, так что одна половина тела Рут лежала в тени, а другая – в желтом прямоугольнике света. Чья рука зажгла эти лампы? Рут не знала. Разумеется, рука Фриды, но возможно, Гарри или ее собственная. До сих пор она никогда не испытывала головокружения лежа. Ей показалось, что из дома донесся мужской голос, но это мог быть и телевизор. Кошки вертелись поблизости, выпрашивая ужин, но Рут не захотела присоединиться к их хору. Она ни за что не закричит. Она снова поднялась и теперь ползла вперед на локтях, таща ноги за собой, пока не оказалась у дома. Цепляясь за стену, она села у задней двери и, прислонившись к ней головой, перевела дух.
В саду было тихо. Он был таким далеким от всего. Казалось, вечер медлит и неохотно пускает темноту. Рут, опершись о стену, думала о том, что Фрида ждет ее в доме, но в то же время Рут была внутри, в своем кресле, вместе с Фридой, и та заботилась о ней. Она была и в доме, и в саду, она была без Фриды, но вместе с ней, она была голодна. Кошки снова принялись мяукать – какой шум могли поднять эти крохотные создания, – и наконец кто-то распахнул дверь и молча встал над Рут. Она видела только свет. Чьи-то руки попытались ее поднять, но она оказала сопротивление. Она вырывалась, цепляясь за траву, и в конце концов руки сдались. Дверь закрылась. Кто-то расхаживал по кухне, кормил кошек, напевал и готовил сосиски. От жирного запаха сосисок в голове у Рут прояснилось. Она вдруг вспомнила, что коробка досталась ей не от отца. Это коробка Гарри, она досталась им от его семьи, с Соломоновых островов, и Рут не имела к ней никакого отношения. Как можно было об этом забыть?
