Когда Мэт спустился во дворик, она все еще полулежала в шезлонге. Он подсел к ней. Глаза ее были открыты.
— Ты что, не ложилась всю ночь?
С наигранной безмятежностью она потянулась.
— Похоже, так.
— Как все прошло? — озабоченно поинтересовался Мэт.
Она ответила не сразу, не зная, с чего начать.
— Не удивляйся, если отец сегодня вдруг извинится перед тобой.
У Мэта изогнулась левая бровь.
— Он даже согласился, не дожидаясь возвращения Филипа с Рут, вернуться в Бостон.
— Как же тебе это удалось? Что ты ему сказала?
— Главное — как я это сказала. Зла была, Мэт. Не думаю, чтобы он прежде видел меня такой.
Халатик у нее на груди распахнулся, выглянула майка. Мэт потянулся и двумя пальцами еще немного приоткрыл халатик. Прочел: «Летайте как птицы в Фрипорте!», улыбнулся.
Она и забыла, что натянула вчера вечером после душа. Мэт убеждал ее впредь самой распоряжаться своей жизнью, освободиться от диктата отца. А сам не в состоянии оказался следовать своему же собственному совету: все еще связан со своим прошлым, и, как выяснилось, навсегда.
— Итак, все удалось?
— Да, мы хорошо поговорили. Я ему все-все высказала.
Мэт улыбнулся своей чарующей, загадочной улыбкой.
— Кейла Брейтон, вы никогда не перестанете удивлять меня.
Кейла смотрела в сторону, хмурилась.
— Когда у него рейс? — осведомился Мэт.
— Собираемся заказать первый утренний.
— И не скажем Рут, что он был здесь?
— Ни слова. Единственное, что ты можешь ей сказать, — это что я ему звонила, долго с ним разговаривала и добилась, что он полностью изменил свое отношение ко всему.
Безоблачное выражение исчезло с лица Мэта.
— А почему не ты сама?
На сердце у нее стало еще тяжелее.
— Мэт, давай спустимся на пляж.
Настороженно вглядываясь в ее лицо, он встал и пошел за ней к воротам. Молча дошли до самого края воды, и к тому времени он тоже погрустнел.
— Сегодня я возвращаюсь прямо отсюда в Чикаго, — наконец выговорила она, стоя неподвижно, изучая солнечные блики на поверхности воды.
Услышала, как он тяжело вздохнул, потом будто перестал дышать.
— В Бостоне я не нужна теперь. Отец пообещал мне, что ничем ее не расстроит.
— Итак, ты уезжаешь. Возвращаешься к Фрэнку, к своим магазинам, к своим планам на десятилетие вперед.
— Да. — Ощущение разлуки повисло в воздухе. — Каникулы кончились. Пора возвращаться к реальной жизни.
Ради него она старается сохранить безмятежный тон, но сердце ее безнадежно разбито.
Краем глаза она видела: Мэт скрестил руки, переступает с ноги на ногу.
— Кейла, ответь мне только на один вопрос: а как же быть с тем, что произошло между нами за эту неделю?
— Все было удивительно, Мэт, и… я хочу, чтобы ты знал об этом. Мы жили в романтическом тропическом раю. И позволили себе увлечься. — Она передернула плечами, будто придавала этому их увлечению значение… ну вроде приобретения загара. — Но твоя жизнь — возвращение в Бостон, а моя в Чикаго. Мы всегда знали, что этот день наступит. Разве нет?
Наконец он выдохнул:
— Да, знали.
Для нее этот ответ был равносилен смерти. А собственно, чего она ждала? Что он скажет «нет»? Пусть его жены и не существует — где гарантия, что у них сохранятся те же отношения? Станет ли ее так же тянуть к нему там, дома, без этого фона из пальм и небес цвета лаванды?
Ее печальные размышления прервал голос отца. Она с радостью обернулась теперь на этот зов и помахала отцу рукой.
— Иду-иду, папа.
Мэт все смотрел на воду; глаза его сузились и лишились живости, челюсти сжались.
— Отвезти вас в аэропорт?
— А ты не возражаешь? — Раз он не возражает против ее отъезда, почему бы и нет?
— Нет, конечно. И не беспокойся о Рут — я обо всем позабочусь.
У Кейлы судорожно сжалось горло. Надо уходить немедленно, иначе положение ее станет глупее не придумаешь.
Как и обещал, Мэт отвез их в аэропорт. Перед тем она позвонила, заказала себе и отцу билеты на один самолет до форта Лодердейл. Там им предстояло расстаться и следовать каждому в своем направлении. Мэт дожидался самолета вместе с ними, хоть ей и не совсем понятно было зачем. Он почти не разговаривал, вел себя, как и утром, отстранение.
Объявили их рейс; Мэт пошел с ними по полю к маленькому самолету. Кейла себя чувствовала совершенно растерянной: что делать, как с ним прощаться? Попросила отца пройти вперед; они остались с Мэтом одни на раскаленной взлетной полосе. Ксйла просто сделала то, что казалось ей естественным, порывисто обняла его.
Он отшатнулся.
— Не надо. — Выражение его лица было таким же каменным, как в тот день, когда она впервые пришла к нему в офис. Неужели прошло всего восемь дней? — Садись уже, наконец, в этот чертов самолет, Кейла! — пробурчал он.
В Чикаго Кейла попыталась жить по-прежнему. Вытащила бусинки из косичек, вернулась на работу в магазин, обедала с Франком и на следующей неделе улетела в Сан-Франциско.
Оттуда позвонила отцу: Рут уже приезжала, решила все свои рабочие дела и вернулась в Фрипорт. По рекомендации Рут Гордон и Кейла должны стать вице-президентами компании с обшей суммой голосов (в соответствии с принадлежащим им пакетом акций), равной сумме голосов отца. Продвижение по службе сопровождалось значительной прибавкой в зарплате.
В конце беседы отец, колеблясь, смущенно добавил:
— Хочу попросить моего кассира, Маргарет, иногда обедать со мной. Как ты на это смотришь? Не старый ли я дурак?
— Смотрю так: делай то, что тебя делает счастливым, папа.
Прошла неделя, за ней другая. Кейла убеждала себя: она следует собственному совету — делает то, что ее делает счастливой. Но на исходе третьей недели с прискорбием обнаружила, что не только не счастлива, а попросту несчастна. О Господи, как она тоскует по Мэту! Проведя с ним всего неделю, она не сознавала, видимо, насколько глубоко к нему привязана. Да, правда, что истинная любовь сильнее разлуки.
Тоска по Мэту не единственное, что делало ее несчастной в эти тоскливые, зимние дни. Со всей отчетливостью Кейла поняла: отношения се с Фрэнком не что иное, как удобный для обоих самообман. Они стали встречаться только потому, что вместе переезжали из города в город. Живи она постоянно на одном месте — с кем угодно познакомилась бы, как с ним.
К тому же их объединяет работа, оба испытывают к ней неподдельный интерес. Вот и внушили они себе: здесь нечто большее — чувство друг к другу. Но, полюбив впервые в жизни, полюбив по-настоящему, она знает теперь: никогда не пойдет на компромисс, не вступит в брак без подлинной, страстной любви.
