– Не мое, конечно, дело, – сказал молодому человеку приказчик за прилавком, холеный франт с крошечными усиками, – но взяли бы вы чего попроще. Вот, пожалуйста, белая бумага такого же качества, на полтинник дешевле...
– Нет, мне нужна именно эта, красная, – твердо сказал Андрей.
«Моя дорогая, моя недоступная мечта! – писал он своей избраннице. – В моей жизни только один смысл – ты. Это не пустые слова, это правда.
Знаешь, я даже боюсь думать о будущем, о том времени, когда мы наконец сможем соединиться. Оно кажется мне каким-то невозможным, сумасшедшим счастьем. От одних мыслей о нем мое сердце готово разорваться!
Твоя фотография стоит у меня на столе. Я смотрю на нее каждую минуту и лишь усилием воли заставляю себя взяться за книги.
Я люблю тебя так, что ты не можешь не любить меня...»
Дуся появилась в его маленькой квартирке в Среднем Кисловском переулке в середине сентября.
– Вот я и у тебя... – сказала она, переступая порог. – Ты рад?
Андрей весь извелся, пока ждал ее. Еще на прошлой неделе они договорились, что Дуся придет к нему, поэтому он не знал, что ей сейчас ответить. Рад ли он ей? О да, но это короткое слово вряд может вместить в себя те чувства, которые теснились в его груди.
Он обнял Дусю, но она тут же выскользнула из его рук, немного смущенная.
– Ты совсем взрослая, – сказал он. – Садись. Совсем девушка!
– Не узнал? – опять спросила она, словно не зная, о чем еще можно говорить.
– Тебя нельзя не узнать... Ты как солнце! Говорят, даже самые безнадежные слепые могут видеть солнечный свет или, по крайней мере, ощущать его...
– Фу, что за декадентские настроения! – Она полушутя, полусерьезно хлопнула Андрея по плечу перчатками. – Давай не будем о грустном.
– Как гастроли? Насмотрелась?
– Да, ты знаешь, – медленно, серьезно произнесла она, – очень интересно было. Папа мне все рассказывал, показывал, я была в курсе всех событий, которые происходили в труппе и вне ее...
– Понравилось? – стараясь не показывать ревности, спросил он.
– Да. А знаешь, в Вологде я играла Офелию, когда исполнительница роли захворала.
– И как же тебя приняла публика?
– За-ме-чательно. Один местный чиновник корзину цветов подарил. Папа сказал, что у меня очень здоровое отношение к славе, что она не может меня испортить. Господи, да что же мы все обо мне да обо мне! Лучше о себе расскажи...
– Да вот, как видишь, грызу гранит науки... Погоди, ты уже точно решила идти на сцену?
– Да, милый. Ты ведь не будешь меня отговаривать?
– Нет, – сказал он. – Нет...
– Ну и славно...
Она положила руки ему на плечи и поцеловала в щеку.
– Вот видишь, я очень примерная невеста...
– Жаль, что не жена! – вырвалось у него.
Он прижал к себе Дусю сильнее. От нее пахло цветочным мылом и осенью. Легкий травяной аромат мгновенно напомнил ему старый пруд, в котором они когда-то купались. На открытой шее девушки билась светло-голубая жилка, к которой он прижался губами...
– Что ты делаешь? – с тихим испугом воскликнула Дуся. – Нет, пожалуйста, это уже чересчур!
– Ладно, не буду, – поспешно отстранился он. Он и сам устрашился своего порыва – ощущение счастья было настолько сильным, что, показалось, могло просто убить его. – Я нечаянно.
– За нечаянно бьют отчаянно!
– Все, все! Я вот сяду на этот стул, подальше от тебя...
– Андрюша, голубчик, какой ты смешной! Ах да, все забываю спросить: что за странная бумага?
– Какая бумага? – не сразу понял он.
– Ну, на которой ты мне письма писал?
– А, красная... Что, глупо?
– Нет, но... – Она затеребила оборку на своем платье, рассеянно улыбаясь. – Как-то странно. Но это стиль такой – я понимаю. В нем есть что-то особенное, значительное! Цвет страсти... – произнесла она шепотом. – В первый момент, когда я разорвала конверт, то твое письмо выпало у меня из рук. Я испугалась. Андрюша, голубчик, ты большой выдумщик!
– Господи, какая ты красивая, не могу насмотреться... И не насытится око зрением...
– А знаешь, ты тоже красивый! – вдруг произнесла Дуся с каким-то веселым удивлением.
– Большое вам мерси! – поклонился Андрей. – Наконец меня заметили.
– Нет, правда... То есть это глупо, наверное, но раньше мне было все равно, как ты выглядишь. Ты мог быть хоть Квазимодой – я все равно бы любила тебя... Ну что ты смеешься, глупый! Я вполне серьезно рассуждаю... А теперь я вижу, что ты вполне взрослый, интересный мужчина. Нет, надо быть еще взрослее! – быстро добавила она.
– Тебе нравятся старики?
– Да ну тебя! Совершенно невозможно говорить... Кстати, помнишь Танечку Ольшанскую? Она все время спрашивает про тебя...
– Танечка? – Холодок пробежал у Андрея между лопаток. – Танечка меня совершенно не интересует.
– И слава богу, потому что она, мне кажется, влюблена в тебя по самые уши. Очень непорядочно с ее стороны – любить чужого жениха, но не могу же я ей признаться!
– Как Мария Ивановна? – перевел Андрей разговор в другое русло.
– Очень хорошо. Ты приходи, она все время о тебе спрашивает...
Через два дня Андрей явился к Померанцевым с визитом. По четвергам они принимали гостей. Как всегда, было много людей, знаменитых и не очень, и среди прочих присутствовал художник Карасев.
* * *
Модные тенденции сезона меня, конечно, волновали, но не настолько, чтобы полностью подчиниться им.
Что нынче надевают, отправляясь к алтарю, – тяжелые многослойные юбки или легкомысленное мини? Чему отдать предпочтение – кружевам или стразам? Фатой или шляпкой прикрыть голову? Или, может быть, ограничиться несколькими перьями-лепестками, которые, словно мотыльки, вьются над волосами? Все это я примерно знала, благо, что гламурными журналами, рекламировавшими образ невесты сезона, были завалены все лотки.
Я не стремилась к чему-то особенному, однако хотела придумать нечто свое. Что-то очень простое и вместе с тем, чтобы понравилось Саше. Хотя, подозреваю, он одобрил бы все, даже если бы я закуталась в обычную занавеску.
Мой замысел был лаконичен – маленькое платье точно по фигуре, сумочка на локте, туфли-лодочки, маленькая шляпка. Вариант классический и при любом раскладе актуальный. Букетик... Ну, над букетом невесты можно было особо не ломать голову – в салоне флористики работала моя бывшая одноклассница, достаточно толковая особа, и я предполагала довериться ей.
