– Видите ли, вам, быть может, покажется несколько странным язык моих объяснений, но проще об этих материях, по-моему, сказать невозможно. Числа и буквы, выходя из двухмерного в четырехмерное пространство, являющееся мерой движения, переходят из статики в динамику, и своим кодовым сочетанием несут энергию информации. Единица – это «да», ноль – «нет». Ничто. Эту базовую ячейку компьютерного языка открыл великий Аллан Тюринг. Мне Божественная гармония сочетания букв и цифр открылась в молитве, когда в какой-то миг в этом сочетании, пусть ненадолго, но уже навсегда, вышла на свет Божественная цельность мира. На двадцати двух буквах ивритского алфавита и цифрах от одной до десяти, по Каббале построен мир. Как на абстрактных конструкциях построена математика, так и на этих тридцати двух символах – путях познания мира – основана Каббала. Уберите их, и вся развивающаяся в абстрактном пространстве бесконечности – Эйн-Софа – каббалистическая конструкция рухнет, исчезнет. Выходит, что в этих элементарных ячейках-кодах заложена мера информации, без излишков, без избыточности. И вот, именно, проживание с первых проблесков моего сознания в знаковой и логической системе Торы, Талмуда и освященной каббалистами, а, главным образом, великим рабби Нахманом из Брацлава, книги «Зоар», дало мне ключ для проникновения в мозг, в память машины. У компьютера я учусь хладнокровию при получении информации. Никаких эмоций. Только так я могу открыть тайны его поведения. К примеру, человеку безразлично, как получить четыре: прибавить ли два к двум, или умножить два на два. Машина же предпочитает сложение.
– Бог из машины.
– Macina ex homo – машина тоже человек.
Латынь всегда эффектно проблескивала в потоке древнееврейского языка.
– Вы хотите сказать, что в Священных книгах скрыты резервуары информации?
– Я хочу сказать, что при всей значительной потере информации ушедших тысячелетий, Тора, Талмуд и «Зоар» наиболее сохранившиеся вместилища информации, идущей впрямую от общения со Святым, благословенно имя Его, и сообщений от Него. Со-общение это – я с Ним. Даже в самом ничтожном сообщении есть искорка Божьего света. Информация накапливается. Компьютерная архитектура ее уже начинает разваливаться под собственной тяжестью и громоздкостью. И тут происходит внезапный, открытый в древности великим каббалистом Авраамом Абулафия, «скачок» из одной сферы ассоциаций в другую, невероятно расширяющий сознание, как, например, скачок из сферы природной в духовную, скачок, реализующий чудо преодоления пространства. Он может в некий миг привести к границам сферы Божественной. Уже сейчас есть беспроволочные телефоны. Набрал цифровой код, нажал кнопку пальцем, и от нажатия на эту точку информация передается в любую точку земного шара. Недалеко то время, когда у каждого даже ребенка будет такой телефон. Проще всего сказать, что это все чудит электрон. Разум задним числом именно так пытается разъяснить это мгновенное преодоление пространства. Я же ощущаю, и никто еще не смог доказать мне обратное, что это лишь в силах Святого, благословенно имя Его, постепенно поднимающего Завесу над своими тайнами.
– Ну, а как вы относитесь к чистой вычислительной науке?
– Я не против науки и ее вычислителей, но только ясновидение, пробуждаемое в нас Всевышним, да святится имя Его, способно проникнуть в смысл фигур, начертанных Ангелами, ведущими нашей рукой, – букв, знаков, символов.
– Значит, вы опытом своего существования считаете верными слова Бальзака о том, что молитва своей электрической силой преодолевает само естество человека?
– Не так это просто. Сколько раз пытаешься прилепиться к букве, чтобы, мимикрируя, проскользнуть по небесной реке к истокам, но мощный вал Божественной тайны, тебя опрокидывает и отбрасывает назад, как лист, который вертится в струях вод.
– Выходит, молитва не всесильна? – С щадящей собеседника мягкостью осторожно спросил очкарик.
– Конечно же, одной молитвой не спасешься. Святому дураку, расшибающему лоб, не достичь неба. Разум выступать может под святостью, но он должен быть. Разум – живое или искусственное мышление. В английском «Словаре соответствий» проанализировано более пяти тысяч лексических единиц из Библии. Мы – числа и символы Божественного компьютера, обладающего неохватной памятью Эйн-Соф. Это же только подумать, на язык двоичных знаков 0-1 переведено все – планеты, горы, города, моря, континенты, минералы, деревья, травы, цветы, рифы, звери, птицы, рептилии, рыбы.
– Вот вы, кстати, перешли от вселенского формата к окружающим нас вещам. Каким образом вы создавали свою программу «морской бой»? Какой вы построили алгоритм, ну, порядок действий?
– Основой была команда программе давать беспрерывную оценку замкнутым контурам, которые, вы же понимаете, лишь различаются по числу клеток, и окружающему «корабли» незамкнутому пространству. После каждого хода поисковая программа оценивает общую позицию и правильность следующего хода, почти мгновенно подсчитывая все соотношения замкнутых контуров и незамкнутого пространства.
– И вы участвуете в игре?
– Самое потрясающее, что программа сама ведет игру против собственной копии, которая хранит числовые оценки прежних положений по степени важности. Если новая позиция побеждается старой, машина отбрасывает новую. Если же новая побеждает, машина ищет пути к ее совершенствованию. Потрясает, знаете что? Быстрота самообучения машины.
– И вы думаете, что можно создать программу «воздушного боя».
– Ну, там иные принципы и другой подход. Но ее, несомненно, можно создать.
– Чрезвычайно рад был с вами познакомиться.
– Да хранит вас Святой, благословенно имя Его.
Погружение и взлет
Начало июня 1976 года неощутимо протекало над Бергом, глубоко погруженным в тайны компьютерной памяти, в этот необычайно благостный для его души мир, встающий со страниц учебных программ в тиши библиотечного хранилища Министерства обороны и еще добавленных ему курсов компьютерных наук в религиозном университете Бар-Илан.
Механическая эра компьютеров времен Второй мировой войны сменялась на его глазах первым и вторым поколением компьютеров электронных.
Странные совпадения языка великого рабби Нахмана, толкующего лурианскую Каббалу, с языком великого Альберта Эйнштейна, не давали покоя, буквально тающей от этого душе Берга.
С досадным опозданием, покалывающим иглой сердце, он лишь теперь ясно понимал, почему отец не советовал ученикам и ему, своему сыну, читать «Зоар» и теорию рабби Ицхака Лурия о самоограничении Святого, благословенно имя Его. Сам же над этим корпел годами. Книга «Зоар» и учение рабби Лурия своей мощью охватывали мироздание, в то время, как рабби Нахман и его последователи, в том числе отец Берга, углублялись во все это на уровне существования отдельной человеческой души, ее страхов, скорби и радости, самосовершенствования и бескорыстного служения Богу.
Но в эти дни, погруженный в философию компьютерного феномена, Берг именно нуждался в той, явно абстрактной по отношению к отдельной душе, мощи, охватывающей, воистину, мироздание.
Бесконечный свет Эйнштейна, подобно бесконечности – Эйн-Соф – Святого, благословенно имя Его, не удалялся и сокращался, а, по брацлавской интерпретации, прикрывал и смягчал свою мощь, чтобы не поглотить сотворенный им мир и дать этому миру возможность существовать самостоятельно.
«Большому взрыву» в учении рабби Лурия противопоставлялась рабби Нахманом гармоничная музыка сфер так, что даже разрушение лурианских «сосудов Божественного света» было во имя созидания. По мнению рабби Нахмана, Святой, благословенно имя Его, не мог позволить Себе выпустить из рук свое творение, которое не выдержало Его же света.
Смущал постулат рабби Нахмана о том, что зло не имеет Божественных корней, и у него нет собственной сущности. Это лишь искривление, искажение Божественного блага в земном мире. Чем не искривление пространства Эйнштейна?
То, что бытие зла определяется позицией наблюдателя, Берг ожесточенно оспаривал в разговорах с отцом, доказывая, что существует абсолютное зло – зверье, уничтожившее треть еврейского народа.
Это был тот огонь, который сжигал сердце отца. Ведь все же, рабби Нахман, праведник поколения, спускавшийся в ад, чтобы вознестись на седьмое небо, жил до Катастрофы. И отец чувствовал, что эта непомерная беда всей своей тяжестью досталась ему, легла на его сердце.
В обеденное время Берг выбирался из библиотечного хранилища со своими пакетиками и баночками кошерной еды в уходящее вдаль между множеством зданий и складов внутреннее пространство Министерства обороны, расположенного в самом сердце Тель-Авива. Садился на скамью в давно им облюбованном укромном уголке, под деревом. Помолившись и поев, он пытался расслабиться, глядя в ослепительно синее июньское небо. Хотелось немного не думать об отце, рабби Нахмане, Эйнштейне, не отпускающих душу хотя бы на кратковременный покой. Ведь вдобавок ко всему этому, ночами ему беспрерывно снились полупроводники, как резервы памяти, сменившие магнитные сердечники и всяческие громоздкие трубки, выплывал «chip», что в переводе с английского означало «осколок», мгновенно оборачивающийся осколком «большого взрыва» рабби Лурия, хотя осколок этот гениально компактен, и в нем умещается до ста микромеханизмов, хранящих память.
