В общем, душевный итог Берга к тридцати трем годам его жизни был неутешителен.
Что с того, что в определенных, весьма узких, кругах знатоков компьютерного дела, которых можно было отличить по безуминке в глазах, он слыл компьютерным гением. В сущности своей он оставался тем же восьмилетним ребенком, испытывавшим страх перед воздушными налетами и все еще не отказавшимся от абсолютно неосуществимой мечты – стать летчиком и бомбить Египет. В реальности же он занимался изматывающим бесплодностью ковырянием в стиральных машинах, при виде которых подкатывал к горлу запах немытых тел и грязного белья. Ко всему прочему, он очень переживал за отца, который сильно одряхлел, но продолжал бодриться, что весьма поддерживали ученики, вечно окружающие его, беспрерывно галдящие, распространяющие о нем всяческие были и притчи, превращающие его в живую легенду.
Берг боялся себе признаться в этом, но его больше интересовало, как выглядит хозяин кафе перед въездом в Бней-Брак, кафе, воистину ставшего легендой. В эти дни там появился телевизионный приемник с достаточно большим экраном, обращенным на улицу, так, что жители Бней-Брака стали толпиться на противоположной стороне улицы. Приносили складные стульчики, усиленно молились, открыто косясь на экран, как можно коситься на небо, облака, деревья, которые всегда были упоминаемым окружением в Торе, Талмуде и особенно в «Зоаре».
Они уже не могли удовлетвориться лишь снимками в газете. Им требовались картинки, движущиеся, как сама жизнь, хотя во всех передачах речь шла о смерти. Потрясали кадры тысяч израильтян рвущихся в израильское посольство в Вашингтоне с требованием немедленно отправить их на фронт. Эти-то, в основном, были резервисты. Но еще более удивительным были кадры, прилетающих в страну в эти дни репатриантов из Советского Союза, тоже требовавших посылать их в бой прямо из аэропорта. Непонятно было, как эта сверхдержава, стоящая за всеми уловками Египта и Сирии, разрешила евреям выезд.
Хотя в синагоге все усиленно молились, Берг внезапно ощутил какой-то сквозняк, слабо пронесшийся поверх голов. Передавали шепотом: Армия обороны Израиля форсировала Суэцкий канал, полностью окружена третья египетская армия, наши танки в сорока километрах от Дамаска.
Газету со снимком, на котором окруженные египетские солдаты выстраивают в ряды сотни пластмассовых канистр с водой и читают листовки, сбрасываемые израильскими вертолетами, призывающие их прекратить сопротивление, сдаться в плен в обмен на беспрепятственное возвращение в Египет, вырывали друг у друга из рук.
Был момент, когда мир замер на грани Третьей мировой войны: ядерные силы СССР и США были приведены в высшую боевую готовность.
Неужели, думал Берг, прав был, по словам Вайсфиша, Бубер, утверждавший, что Святой, благословенно имя Его, опустил Завесу между Собой и миром, более того, между Собой и своим народом?
В эти дни жесточайшей войны посторонний наблюдатель, оказавшийся в Бней-Браке, мог бы подумать, что жители его обитают на Марсе, настолько они казались далекими от реальных событий, но это лишь казалось. Эти жители, не пользующееся радио и телевидением, получающие весьма скудную информацию, выработали особое чутье мгновенного получения самой насущной информации, даже опережающей свое подтверждение, которое всегда оказывалось верным.
Когда напряжение несколько спало, Берг, пропадавший в синагоге с раннего утра допоздна и почти не прикасавшийся к пище, вышел, подобно больному, пережившему кризис и вышедшему из больницы на слабых подламывающихся в коленях ногах.
В запертой мастерской пылились стиральные машины, требующие починки, но никто из их владельцев не теребил Берга.
Берг постепенно приходил в себя, когда неожиданный удар чуть вообще не сразил его. Странные совпадения, по мнению Берга, явно посылаемые свыше Святым, благословенно имя Его, бывают в жизни.
Первого декабря страшного семьдесят третьего года, с разницей в несколько часов, скончались на восемьдесят седьмом году жизни «этот Бен-Гурион» и отец Берга – великий учитель и раввин, продолжатель дела рабби Нахмана из Брацлава, Мордхе-Йосл. Было нечто общее в их похоронах. Мимо гроба Бен-Гуриона, установленного в Кнессете, прошло более четверти миллиона человек. Затем, согласно его завещанию, тело доставили на вертолете в кибуц Сдэ-Бокер – «Утреннее поле», где он и был похоронен без единой траурной речи и оружейных залпов.
Десятки тысяч приверженцев рабби Нахмана – из Тверии, Цфата, Иерусалима – съехалось в Бней-Брак на похороны отца Берга. Столь внушительную массу, сплошь в черных костюмах, пальто, капотах, шляпах и меховых шапках можно было лишь оценить по снимку с вертолета, опубликованному в газетах.
Ничего этого Берг не видел и не хотел видеть. Суетящееся вокруг тела отца множество толкало его со всех сторон и во все стороны, а он лишь молился, ощущая тонкую нить, уже готовую порваться, но все еще связывающую его с отцом. Минутами ему так хотелось прямо тут, посреди толпы, сесть на землю, посыпать голову пылью, ничего не слышать. Поддерживала его лишь жена Малка и дочери.
Все, что случилось, и войну, и смерть отца, он принимал, как наказание за личные его грехи, целыми днями лежал в постели и таял на глазах. Тем временем шла борьба между приверженцами раввина Нисенбойма, правой руки отца, и теми, кто видел Берга-сына наследником отцовского места.
Однажды во сне явился Бергу отец Мордхе-Йосл, как обычно, бледный и строгий. «Сын, – сказал он, – только Святой, благословенно имя Его, дает жизнь и отбирает жизнь. Человек же недостоин Его, если не может нести ношу жизни – пусть тяжкую и горькую – до конца».
Берг проснулся, увидел на тумбочке, у постели, письмо с необычными марками, адресованное отцу Мордхе-Йослу. Вероятно, жена Малка положила его у изголовья мужа, ибо посланное отцу, которого нет, оно могло быть вскрыто только сыном. Адрес был на английском, на марках, было написано латинскими буквами «Lietuva». Берг сидел на постели, держа в руках письмо, как некий неизвестно откуда, а скорее, с того света вынырнувший знак, связанный с только что приснившимся ему отцом. Он оглядывал комнату, словно впервые в нее попал. Все в ней было не в фокусе, как однажды, когда у него было ощущение, что сходит с ума. Он лихорадочно разорвал конверт. Письмо явно могло быть с того света, во всяком случае, из начала века, судя по оборотам, используемым в языке идиш тех давних лет. Писала младшая любимая сестра отца из Вильнюса. Непонятно, как и почему, Берг внезапно почувствовал приток сил, давно забытую уверенность в себе. Оказывается, корни жизни гораздо глубже и крепче, чем это представляется ослабленной душе.
Берг встал с постели, впервые нормально поел и заявил, что наследником отца может быть только раввин Нисенбойм.
Генерал Йогев
В газетах было напечатано объявление о наборе на компьютерные курсы в рамках Министерства обороны. Берг, окончательно пришедший в себя, видел в этом возможность каким-то образом наконец-то вступить в контакт с этим учреждением.
– Вы что-то знаете о компьютерах? – недоверчиво спросил его молодой человек, вероятно, ответственный за курсы, критически окидывая взглядом облачение Берга.
– Знаю.
– Покажите.
Компьютер, естественно, был начинен весьма примитивной программой. Берг сел и показал. Молодой человек, сидевший рядом, чуть не свалился со стула. Из других комнат сбежались, скорее всего, тоже компьютерщики. Все, что показывал им Берг на этой машине, было свыше их понимания. Привели какого-то лысого человека в потертом костюме, который некоторое время стоял за спиной Берга, потом коснулся его плеча:
– Генерал Йогев. Пойдемте ко мне в кабинет. Присаживайтесь. Итак, ваша фамилия Берг.
– Да.
– Насколько я понимаю, вам тут учиться нечему. Зачем же вы пришли?
– У меня есть идеи.
– Выкладывайте.
– Видите ли, когда мне было восемь лет, египтяне бомбили Тель-Авив. Было много жертв. Я был очень испуган и дал себе зарок: вырасту – стану летчиком, чтобы осуществить одиннадцатую казнь египетскую – бомбардировку. Летчика из меня, естественно, уже не получится. Но вот, управлять беспилотным самолетом при помощи компьютера…
– У вас есть какие-нибудь начальные разработки?
– Вы, конечно, слышали об Артуре Самюэле, создавшем компьютерную программу игры в шахматы и шашки?
– В курсе.
– Так вот, я написал программу знакомой всем нам с детства игры в «морской бой» и тоже ввел две копии, чтобы они играли между собой. Это, естественно, гораздо проще шахмат. Короче, я проиграл своему Голему, как доктор Франкештейн – созданному им искусственному существу.
– Вы имеет в виду рабби Ливу из Праги, если я не ошибаюсь.
– Рабби Лива не проигрывал Голему, он мог его обуздать и управлять им.
– Какова же ваша идея?
– Понимаете ли, «морской бой» можно заменить «воздушным».
