Тем временем она достала из холодильника минералку и стала жадно пить прямо из горла. Это зрелище почему-то будоражила, хотя, казалось бы, что тут такого, человек просто пьет. Все пьют. Я бы вот с удовольствием напился прямо сейчас.
— Ну давай, я готова, — сипло сказала она, оторвавшись от бутылки.
— К чему? — я безбожно тупил. Весь вечер. Стоило только ее увидеть.
— К тому, что ты будешь орать, — холодно сказала Вероника. Что-то внутри нее изменилось, переключилось на другую волну. Она подобралась, ощетинилась, подняла колючки, — В чем-нибудь меня обвинять, возможно угрожать…Что там еще у тебя в арсенале? Морально унижать? Издеваться? Давай. Раньше начнем, раньше закончим.
Она просто стояла и спокойно смотрела на меня. Действительно ждала.
— Мне есть в чем тебя обвинять? — спросил, неспешно усаживаясь за стол.
— Ну как же. Скажи, что я виновата в смерти твоего дорогого братца.
Упоминание Кирилла — как серпом по яйцам. Тут же красная пелена перед глазами.
— Сама как считаешь?
— Никак. Я была за рулем, пьяный дурак мне мешал следить за дорогой. В итоге — авария.
Красная пелена моментально преобразовалась в огненный вихрь:
— Аккуратнее со словами, девочка, — прорычал, вскинув на нее бешеный взгляд.
Не испугалась. Не по тому, что такая бесстрашная, отчаянная. Нет. Была другая причина, но сколько я ни всматривался в усталые, пустые глаза, не мог понять в чем дело. Что же с ней не так.
— Мне жаль, что так вышло, — продолжала она, — мы зря уехали тем вечером.
— Зря, — согласился я, — Все? Покаяния закончены?
— А разве ты в них нуждаешься? — как-то совсем не весело усмехнулась она, — я бы много интересного могла рассказать, но вряд ли ты поверишь.
— А с чего бы мне тебе верить? А, Вероника? Как показывает практика все твои слова, клятвы и заверения не стоят и выеденного яйца.
Она подняла руки, признавая поражение.
— Ты прав. Твое доверие я предала, — в словах такая горечь, что становится не по себе, — мне жаль.
— Жаль? — протянул я, — интересно чего именно? Что не того брата выбрала? Не думала, что так быстро сладкая жизнь с Кириллом закончится и окажешься у разбитого корыта?
От моих слов она стала еще бледнее, глаза заблестели:
— Сладкая жизнь? О, да! Накушалась так, что все слиплось.
— Что ты хочешь этим сказать?
Если она посмеет сейчас ляпнуть что-то плохое про Кирилла, я ее точно задушу.
— Ничего, Артур. Ничего, — она как-то сразу растеряла всю свою смелость и боевой запал. Плечи сникли, уголки губ опустились.
— Будь добра, не включай страдалицу, — раздраженно сказал я, — Это сейчас не к месту.
— Ты прав. К месту сейчас будет только одно. Твой уход. Или ты еще не закончил с издевательствами? Еще хочешь меня помучить?
— Да я, собственно говоря, еще и не начинал.
* * *
— Извини, чай-кофе предлагать не буду, — фыркнула Вероника и отошла к окну. Уставилась на ночь, будто в ней было что-то интересное.
Я как дурак продолжал сидеть, сцепив руки в замок, стиснув зубы, злясь. Надо уходить, уезжать, забыть к чертовой бабушке этот адрес и больше никогда не возвращаться. На кой хер я за ней увязался?
— Ты пришел ко мне просто помолчать? — спросила она, спустя некоторое время, полностью дублируя мои мысли, — мне завтра на работу.
— Опять в эту забегаловку? — пренебрежительно спросил я, — помнится, когда-то ты была подающим надежды стажером в хорошей компании, а теперь скатилась на роль простой официантки, которая разносит салаты и дешевое пиво.
— Разочарован?
В точку, девочка. Разочарован, раздражен, разозлен, размотан на тонкие волокна.
— Неужели не нашла применения своим талантам? Указала бы в резюме работу у нас и мигом бы нашла что-то достойное. А там бы, глядишь, очередного владельца компании охомутала, — насмешливо предложил я, хотя было совсем не до смеха.
— Не дают покоя моя мужики? — не оборачиваясь обронила Вероника, — тебе же вроде плевать было? Или решил проследить, чтобы я, как порядочная вдова, больше ни с кем и никогда?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Вот сучка!
— Порядочная? — процедил сквозь зубы, — разве порядочные встречаются сначала с одним братом, а потом прыгают в койку к другому, в погоне за выгодой?
Вероника бросила на меня короткий горький взгляд:
— Ты понятия не имеешь о причинах…
— Причинах? Помнится речь шла о великой любви. Или это только со стороны Кирилла такие чувства были?
Снова короткий взгляд, содержание которого я не смог понять.
— Да. Все ради любви. Сейчас уже все это не имеет смысла.
Меня распирало. Хотелось так много сказать, выплеснуть все то, что кипело внутри.
— Так что с работой? — пришлось переключиться в более безопасное русло.
— Работа, как работа, — Вероника равнодушно пожала плечами, — не хуже и не лучше других. Платят и ладно.
Почему ей все равно? Я не видел в ее глазах ни стыда, ни сожаления. Ничего. Такое чувство, будто она действительно махнула на все рукой и просто плыла по течению. Это никак не хотело вязаться с тем образом расчетливой стервы, который я так упорно культивировал в своих мыслях. Да и с прежней прилежной девочкой Вероникой не складывалось.
— И долго ты собираешься в этой дыре торчать?
— Пока не уволят. Я не понимаю, для чего эти вопросы, Артур. Тебя волнует моя карьера, мое благосостояние, моя будущая пенсия?
— Нет.
— Тогда к чему все это?
— О каких долгах говорил тот урод возле бара?
Она тут же ощетинилась.
— Не твое дело.
— Влезла в какое-то грязное дело? Потратила на фигню? Не удовлетворила клиента? Прокатила очередного папика?
Вероника вспыхнула:
— Это не мои долги.
— Хм, а чьи же тогда?
— Брата твоего драгоценного.
— В смысле? Какие долги могли быть у Кирилла? — не понял я. У Мелкого проблем с деньгами никогда не было. Зарплата у него была здоровенная, плюс депозиты на его имя, доля в компании, да и сам он там что-то зарабатывал.
— Ты у меня спрашиваешь? Он мне о своих делах не докладывал.
— Можно подумать, ты ими интересовалась.
— Нет.
— А, может, стоило? Раз уж замуж за него выскочила? Или не для этого он был нужен? — в памяти всплыл наш последний разговор с Киром, когда он как побитый пес, рассказывал о том, какая на самом деле у них «счастливая» семейная жизнь.
— Ты, я так посмотрю, тоже не очень-то его увлечениями интересовался, — сердито сказала она.
— Конечно, интересовался.
— Заметно, — буркнула Вероника, — так интересовался, что ничего дальше своего носа и не видел.
— Я не понял, что за намеки ты бросаешь? Хочешь что-то сказать — говори! — я начал заводиться, — интересно даже послушать, что придумаешь…
Договорить мне не дали. В дверь кто-то громко и настойчиво забарабанили.
— Это что? — я кивнул в сторону коридора, — что за гости на ночь глядя?
— Понятия не имею.
— Вероника, — раздалось пьяное мужское бухтение, — я знаю, что ты дома!
Это еще что за хрен?!
Она закатила глаза и покачала головой.
— Колька с третьего этажа. Наверное, опять на опохмел не хватает, — вздохнула и пошла в прихожую.
— Стоять! — рявкнул я, вскакивая на ноги. Бесцеремонно отодвинул опешившую Нику с дороги и сам открыл дверь.
В общем коридоре по-прежнему слышалась чья-то ругань, где-то скулила собака, пахло пережаренным луком. На пороге, уперевшись руками в косяк и опустив голову, стояло пьяное нечто, в обвисших джинсах и растянутом свитере.
— Где…Вероника, — икнуло оно.
— Я за нее. Чего тебе?
Осоловевшие глаза бездумно уставились на меня, вызывая стойкое желание заехать по уху.
— Сто рублей надо, — наконец очнулся пьяница, — с зарплаты… отдам.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Держу пари, что работы у него нет, зарплаты — тем более.
— Проваливай, и чтоб больше я тебя не видел.
Сзади тихо сопела возмущенная Вероника. Дура, развела здесь благотворительность. В таких красавцев можно до бесконечности вливать. Сколько не дай — мало будет.
