Я слышала, как гудит толпа, видела, как движутся губы бородача (молится?), и, казалось, сотрясалась от мощных ударов своего же обезумевшего сердца.
— Прошел! — воскликнул Кетней. — Ваш друг прошел!
Мы с Треденом резко развернулись; я выглядела Зена через стеклышко. Желтоглазый и впрямь стоял около Пеши, вроде бы совершенно невредимый…
— Придурок… — выдохнула я, и Треден согласно кивнул.
— Отлично прошел, пролетел, — пояснил Кетней, желая меня успокоить. — Ноги длинные, тело поджарое, страха нет.
— И нет мозгов! — использовав мою фразу, рявкнул Треден.
— Точно, — поддержала я, и протянула мужчине платок, чтобы он утер пот со лба.
По кострам пошел седьмой участник, один из всадников, которые доставили мэз. Он не смог пройти по перекладине и рухнул прямо в пламя; все ахнули, но дело обошлось: нечастного быстро вытащили и потушили. Вступил восьмой участник, «выступление» которого я не видела, потому что в этот момент протирала стеклышко, но Кетней сказал, что он полосу прошел. Следующий, девятый, не сумел перепрыгнуть через костер, просто не решился. Десятой была Флана.
Так же как и в случае с Зеном, я не хотела смотреть, как она шагает в огонь, но должна была, потому что обещала. Девушка зажмурилась и ринулась в первый слабый костер… Пройдя его очень быстро, практически выскочив из него, она слепо-ошарашенно раскрыла глаза. Уже тогда мне стало понятно, что Флана не справится. Однако толпа подбадривала ее, и всадница рискнула-таки прыгнуть через следующий костер… Это было неудачно; страх перед обжигающим пламенем сделал свое дело, и Флана упала.
Я и сама чуть не упала, когда увидела, как ее тело рухнуло в пламя… В глазах потемнело. Кетней удержал меня, а Треден, вглядываясь вперед, говорил, что происходит:
— Вытащили… потушили… водой окатили… следующий пошел…
— Вам плохо? Принести воды? — спрашивал Кетней, удерживая меня в объятьях и с тревогой заглядывая в глаза.
— Тред, — выговорила я с трудом; голос от переживаний заплетался. — Что с ней?
— Лицо вроде не обожгла. А вот плечо и ноги…
— Я к ней, — сказала я, отстраняя Кетнея.
— Куды? — преградил мне дорогу Треден. — Не лезь, куды?
— Туды! — рявкнула я, и, извернувшись между мужчинами, устремилась через людское море к Флане. Треден и Кетней последовали за мной, прикрывая с двух сторон от мужчин. Продвигались мы тяжело, нас пихали, толкали, на нас ругались за такое активное движение, и, скорее всего, в итоге нас бы смяло да назад оттолкнуло, но вдруг толпа расступилась.
— Экий ты молодец! — услышала я горький голос Тредена. — Это тебе обязательно надо было?
— Обязательно, — ответил Зен, перед которым толпа и расступилась. Он выцепил меня за руку и вывел из самой гущи туда, где было посвободнее. Затем, ухватив за плечи и встряхнув, сердито спросил: — Куда полезла? Все хорошо с Фланой, легко отделалась. Или за меня переживаешь?
— Да хоть ты сгори весь, мне все равно! — огрызнулась я. — Пусти меня!
В глазах Зена полыхнуло пламя не менее опасное, чем в кострах, но он отпустил меня. Я подбежала к Флане, с которой стекала вода, и которая сидела на перевернутом ведре. Я присела перед ней и оглядела панически. Лицо девчонки, к счастью, не пострадало, а вот плечо… Меня замутило.
— Ничего, — дрожащим голосом быстро проговорила я. — Огонь он такой… ты молодец, я бы никогда так не смогла.
Флана взглянула на меня глазами, полными слез, и закусила губу.
— Кетней, — позвала я.
Он склонился ко мне.
— Будь добр, принеси вина.
— Не думаю, что стоит…
— Как раз в таких случаях и стоит!
Парень вздохнул, но ушел. Я начала выглядывать кого-нибудь с мазями, чтобы смазать ожог на плече Фланы, и увидела, как жарко спорят Зен и Треден. Состязания продолжались, народ становился все возбудимее, костры горели все сытнее…
Пожароопасная ночь!
—… Все обжигаются, — успокаивал Флану Кетней. — Но многие просто не замечают боли, настолько их захватывает азарт.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Девушка шмыгнула носом и сделала еще один глоток из кувшинчика с «вином». Действуя очень аккуратно, я смазывала мазью от ожогов собственно ожог на ее плече. Он был не настолько страшным, как мне показалось сначала, размером и формой похож на ладошку, у одного из краев пара волдырей. Заживет, и шрам останется не слишком заметный, но пока что ей должно быть очень-очень больно.
Я взглянула в очередной раз на модельное лицо Фланы и утонула в жалости. Да, сама дурочка, сама в огонь прыгнула, но как я могу упрекать это большое дитя, когда ей так больно и обидно?
Попросив у Тредена ножик (бородач бегал от Зена к нам), я безжалостно отрезала от собственного платья несколько полосок, и, используя эти импровизированные бинты, наложила повязку на плечо всадницы. Настала пора заняться ожогами на ее ногах.
— Сама, — вдруг дернулась Флана, — сама обмажусь.
— Нет, лучше я.
— Я тебе не мэзочка изнеженная! — рявкнула она. — Сама справлюсь!
— Ладно, — прохладно ответила я и протянула ей горшочек с мазью.
Состязания продолжались, но мы за ними не следили, разве что Кетней иногда оборачивался и поглядывал, что там происходит. Несмотря на большое число желающих поучаствовать, все происходило очень быстро, очередь стремительно двигалась, к тому же некоторые на самом старте передумывали, глядя на тех, кто сильно обжегся. Проигравшие или передумавшие отходили от огненной полосы или их выталкивали подальше помощники Драгана, и подходили к столам с закусками, на которых уже мало что осталось. Народ напился и стал гора-а-аздо шумнее…
Хоть мы и заняли местечко, более-менее защищенное от наплыва в прямом смысле слова разгоряченных мужчин, все равно к нам то и дело подваливал какой-нибудь субъект и изрекал какую-нибудь глупость или гадость. Доставалось в основном Флане: ее то жалели, то смеялись над ней, но и мне тоже перепадало. Кетней мужественно пытался нас от этого оградить, но проблема в том, что мужественность в нем не видели не только мы, но и нападающие хамы. Мы трое воспринимались толпой не как женщины, а как нечто среднее и потому непонятное и презираемое.
— Уйти бы вам, Ирина, — опасливо оборачиваясь, проговорил Кетней. — Поднимитесь к себе.
— Я останусь, — мрачно сказала Флана, втирая в ожог на ноге мазь. — Хочу узнать, кто победит.
— Мы это и так узнаем. Здесь лучше и впрямь не оставаться: достанут, пристанут, нападут… мужики пьяные все равно что обезьяны. Попросим Драгана выделить нам двоих молодцов покрупнее, чтобы проводили до комнаты, а то одни без защиты мы не дойдем.
Услышав это, Кетней так пронзительно на меня посмотрел, что меня затопило сожаление. Прав Треден: собака я брехливая, тявкаю, когда не следует…
Однако парень не обиделся, лишь улыбнулся печально:
— Вы правы. Защитник из меня никакой.
Зато Флана, успевшая уже выпить все вино и начинающая пьянеть, рассердилась:
— Как это без защиты, как это одни? А я кто?
— Пьяная девочка, — констатировала я.
— Я не девочка, мне в этом году двадцать!
Мы с Кетнеем переглянулись. Вино, с одной стороны, помогло, притупив боль от ожогов, но с другой стороны, усугубило проблему. Я закусила губу, задумавшись, как довести эти пьяные два метра обиды до комнаты и уложить баиньки.
Кетней сходил к Драгану и попросил дать людей проводить нас, но вернулся с ответом: «В Утхаде безопасно, вас никто не тронет, идите свободно».
— Ничего, — вздохнула я, и начала поднимать Флану за руку. — Сами дойдем.
— Не пойду я никуда, останусь! — начала сопротивляться девчонка.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Мы с Кетнеем попытались ее успокоить, но охмелевшая всадница (зря я послала Кетнея за вином!) стала вести себя как буйный подросток, которого занудные родители пытаются увести с вечеринки домой. Она встала, отбросила горшочек с мазью, легко оттолкнула Кетнея (юноша от этого «легкого» толчка чуть не упал), затем пихнула меня.