мой взгляд останавливается на доске объявлений над стойкой с сахаром и сливками. Между рекламой уроков игры на скрипке с отрывными бумажками понизу и плакатом предстоящего концерта втиснуто фото Лэйси Деклер, сверху черным фломастером написано «РАЗЫСКИВАЕТСЯ». Фотография приколота кнопкой поверх другого листка бумаги, лишь уголки виднеются. Я протягиваю руку и отвожу фото в сторону — под ним листовка с изображением Обри; ее уже успели заменить, спрятать из виду, словно неисправный торговый автомат.
Я протискиваюсь за угловой столик, сев так, чтобы видеть входную дверь. Мои пальцы начинают нетерпеливо барабанить по краю чашки; я заставляю себя держать их неподвижно, хотя нервная энергия сочится у меня из каждой поры. Потом жду.
Проходит пятнадцать минут, латте совсем остыл. Я уже думаю подойти к стойке и попросить его подогреть, но не успеваю шелохнуться, как вижу входящего внутрь Аарона. Я немедленно узнаю его по фотке на сайте — на нем снова клетчатая рубашка, уже другая, и все те же дурацкие очки без диоптрий, — хотя он вовсе не так худ, как на том фото. Одежда облегает его куда плотней, чем я себе представляла; тяжело болтающаяся на плече кожаная компьютерная сумка, натянув ткань, обрисовывает неожиданный бицепс. Интересно, как давно сделана та фотография — наверное, сразу после университета. Когда он, по сути, был еще мальчиком. Я продолжаю его разглядывать, а он неспешно проходит через кафе, присматривается к витрине с пирожными, щурится на прикрученное поверх бара меню. Заказав капучино, расплачивается наличными, беззаботно лизнув пальцы, прежде чем взяться за купюры. Сдачу бросает в банку для чаевых. Ожидая кофе, изучает картины на стенах; когда кофеварка громко взвизгивает, я ежусь.
От его спокойствия мне почему-то не по себе. Я ожидала, что он ворвется внутрь, надеясь поскорей со мной разделаться, — точно так же, как я надеялась разделаться с ним. Я хотела, чтобы он торопился, оказался потным, запыхавшимся. Чтобы для него стало неожиданностью, что я уже здесь. Вместо этого он опоздал. И ведет себя так, словно торопиться ему вообще некуда. Ведет себя так, словно это он управляет ситуацией… И тут я понимаю.
Он знает, что я здесь. Знает, что я за ним наблюдаю.
Это его спокойствие, эта беззаботность — лишь демонстрация, на меня и рассчитанная. Он хочет, чтобы я начала нервничать, задергалась. Мысль эта бесит меня даже больше, чем следует.
— Аарон, — кричу я, слишком живо размахивая при этом рукой. Он дергает головой и смотрит в мою сторону. — Я здесь!
— Привет, Хлоя. — Улыбаясь, он подходит к столику и ставит сумку на стул. — Спасибо, что согласились встретиться.
— Доктор Дэвис, — уточняю я. — И это вы меня вынудили.
Аарон ухмыляется:
— Я тут ждал, пока сварят капучино… Вам, к слову, что-нибудь заказать?
— Не нужно. — Я киваю на чашку у себя между ладоней. — У меня уже есть, спасибо.
— Давно вы здесь? Похоже, ваш кофе остыл.
Я смотрю на него, пытаясь сообразить, как это можно было заметить. Наверное, у меня озадаченный вид, поскольку Дженсен, улыбнувшись самую малость, показывает на кромку моей чашки, где уже начинает конденсироваться влага.
— Пар не идет.
— Я здесь всего две минуты, — говорю я.
— Ну да. — Он продолжает разглядывать мой кофе. — Если хотите, я попрошу его для вас подогреть…
— Не нужно. Давайте уже начнем.
Он улыбается, кивает. Потом возвращается к бару, чтобы забрать свою чашку.
Все верно, думаю я, поднося чашку к губам и морщась от комнатной температуры напитка; заставляю себя сделать глоток. Говнюк и есть. Аарон садится на стул напротив меня, достает из сумки блокнот, я ставлю чашку обратно на стол. Украдкой бросаю взгляд на пресс-карту, аккуратно приколотую к рубашке, на ней — крупный логотип «Нью-Йорк таймс».
— Прежде чем вы начали что-либо записывать, хотелось бы кое-что прояснить, — говорю я. — Это не интервью. Это — разговор, в котором я прямо и недвусмысленно требую прекратить преследование моей семьи.
— Не думаю, что два моих телефонных звонка можно квалифицировать как преследование.
— Вы заявились в клинику к моей матери.
— А, вот вы о чем, — говорит журналист, подтягивая рукава повыше. — Я у нее в комнате минуты две пробыл, самое большее — три.
— Надеюсь, успели за это время получить уйму ценной информации. — Я меряю его яростным взглядом. — Она ведь у меня такая болтунья…
Какое-то время Аарон молчит, глядя на меня.
— Если честно, я не представлял себе всей глубины ее… инвалидности. Прошу меня извинить.
Я киваю — хоть маленькая, но победа.
— Но я ведь и не поговорить с ней туда ездил, — продолжает он. — Не за этим. Нет, я надеялся добыть какую-нибудь информацию, но в первую очередь думал привлечь ваше внимание. Я знал, что мой визит заставит вас со мной встретиться.
— Только зачем вы с таким упорством добивались этой встречи? Я вам уже все сказала. С отцом я не разговариваю. Не поддерживаю никаких отношений. Никакой ценной информации от меня не добиться. Если честно, вы без толку тратите время…
— План статьи изменился. Эта сторона вопроса меня уже не интересует.
— Так, — говорю я, не очень понимая, к чему он клонит. — А какая интересует?
— Обри Гравино, — отвечает Дженсен. — А теперь и Лэйси Деклер.
Я чувствую, как в моей грудной клетке все быстрей колотится сердце. Быстро обвожу взглядом внутренность кафе, но там почти никого нет. Понижаю голос до шепота:
— Почему вы решили, будто у меня есть что сказать про этих девочек?
— Потому что их смерти… я не склонен считать, что это простое совпадение. Думаю, они как-то связаны с вашим отцом. И еще думаю, что вы поможете мне обнаружить эту связь.
Я качаю головой, крепко обхватив чашку руками, чтобы они не тряслись.
— Послушайте, все это притянуто за уши. Знаю, вам кажется, что из этого выйдет отличный сюжет — но вы ведь сами должны понимать, с учетом вашей специализации и всего прочего, что такое происходит сплошь и рядом.
Аарон польщенно улыбается.
— Вы постарались про меня разузнать, — говорит он.
— Вы-то про меня все знаете.
— Тоже верно, — соглашается он. — Но послушайте, Хлоя, наблюдается явное сходство. Вы не можете этого отрицать.
Вспоминаю утренний разговор с мамой. Ползучее ощущение дежавю, в котором я сама себе призналась, неуютное чувство, что все это уже было. Но я ведь себя не в первый раз так чувствую, не в первый раз воссоздаю отцовские преступления у себя в голове. Однажды такое уже случалось, но только тогда я ошиблась. Очень и очень сильно.
— Вы правы, сходство есть, — говорю я. — Какой-то ублюдок убил девочку-подростка. Весьма прискорбно,
