Проторчав у окна несколько минут и совершенно обессилев, она легла на пол и пришла к выводу, что скоро умрет. По севардскому обычаю для Смерти нужно было спеть, и Далия запела любимую песню матери. Это была древняя баллада на старобрельском. Ноэмию часто просили спеть, про нее говорили, что она своим голосом напрямую вынимает из человека душу (разумеется, вместе с золотом), но Далия ни разу не слышала, чтобы мать пела ее гостям. Твой отец научил ее этой песне, сказала ей Эмеза.
«Едва я заглянул в твои глаза, я влюбился в тебя безоглядно…»
Закончив второй куплет, она вдруг поняла, что кто-то разбирает завал перед дверью. Она задумалась, стоит ли ей радоваться этому факту, и на всякий случай снова схватила арбалет и отползла в угол, решив перенести ритуал встречи со Смертью на более подходящее время. Через пару минут дверь, выбитая мощным ударом ноги, слетела с петель и в хибару ввалился, заполнив ее почти целиком, мужчина в остатках доспехов, покрытый ровным слоем грязи и крови.
– Дщерь адова, вот это удача, – вместо приветствия произнес воин, разглядывая ее. – А я-то думаю, что за морская сирена тут поет.
– Стой, где стоишь, – вежливо, но твердо предупредила его Далия. Мужчина сделал шаг вперед и неуловимым движением уклонился от просвистевшей стрелы. Далия стала перезаряжать арбалет, но пальцы ее не слушались. Незнакомец незамедлительно воспользовался этим обстоятельством, обнаружив, помимо коварства, еще и незаурядное проворство: в один миг он преодолел разделявшие их несколько шагов и забрал у нее арбалет.
– Каким ветром занесло в это адское пекло маленькую фею? – как ни в чем не бывало осведомился он, усевшись перед ней. Далия пораженно молчала. Мужчина взял ее за руку и тут же выпустил.
– Крошка, да ты просто огонь, – по всей видимости, он был прямо-таки в ударе, – но тебе нужно в лазарет. Не бойся, до свадьбы будешь как новая.
– До чьей свадьбы? – серьезно спросила Далия.
Глаза ее спасителя (она так и не смогла вспомнить их цвет, и в каждом таком сне они были разными) весело сверкнули.
– До нашей, конечно, – ответил он после короткой паузы с некоторым удивлением в голосе, словно спрашивая себя, что за чушь он несет. – Ты же выйдешь за меня?
Она тоже на секунду призадумалась, глядя на рыцаря, потом уверенно ответила:
– Да. Если, конечно, меня не убьют.
– Я этого не допущу, – заверил ее новоиспеченный жених и поднялся на ноги. – А сколько тебе лет-то?
– Семнадцать, – не моргнув глазом соврала она. Он с некоторым сомнением окинул взглядом ее изрядно отощавшую во время осады фигуру.
– Да? Мне что-то показалось, что меньше. Ну да ладно, тебе надо поправиться и подрасти до свадьбы, а мне еще немного повоевать. Ох, не знаю, дождешься ли меня, – проворчал он, наклоняясь, чтобы взять ее на руки, – от женихов ведь отбоя не будет…
Она остановила его повелительным жестом и торжественно заявила:
– Я дождусь. Пусть тот, кто встанет между нами, умрет! Дейдре, проклято, сделано! – она произнесла старое севардское проклятие и сплюнула через скрещенные пальцы под его изумленным взглядом.
Воин отнес ее в городскую ратушу, куда уже начали свозить раненых.
– Полковому хирургу сейчас немного не до тебя, – виновато сказал он, кладя ее на лавку и оглядывая темный коридор, заполненный ранеными, – но я позову его помощников, тебе дадут какое-нибудь снадобье против жара. А сейчас мне пора идти, выбивать проклятых лигорийцев из замка. – Он быстро поцеловал ее в губы. – Не скучай, я скоро вернусь.
Разумеется, он так и не вернулся. Снадобья помогли – на следующий день ей стало гораздо лучше, и она слонялась по ратуше, гадая, не привиделась ли ей в бреду вчерашняя встреча. Наконец, она нашла хирурга, и подчиняясь какому-то наитию, спросила у него, находится ли в городе принц и не приходил ли он случайно сюда вчера. «Сколько угодно принцев, – справившись с изумлением, сварливо ответил хирург. – Здесь и наследник, принц Лоран, и его брат Арно, и принц Фейне, и даже королевский бастард, тоже в некотором роде принц. Правда, говорят, Лоран погиб вчера, но осталось трое – тебе есть из чего выбрать».
Она молча развернулась и зашагала по направлению к городским воротам. …
13
Кабатчик мэтр Бономэ, держащий таверну «Плащ и кинжал» неподалеку от королевского дворца Торена, сидел у окна и ждал посетителей. Час был еще ранний, однако он знал, что скоро у гвардейцев окончится смена, а по закону природы после ночной службы стражники испытывают настоятельную потребность пропустить стаканчик-другой вина. В этот момент ворота дворца открылись, пропустив всадника, в которых достопочтенный мэтр признал принца Арно.
– Не успел приехать, опять куда-то поскакал, бешеный, – пробормотал он, когда всадник промчался мимо него галопом, и невольно оглянул на отремонтированный зал, который был разгромлен в результате бурной пирушки принца и его друзей.
Подобного рода происшествия никак не мешали тому, что добрые моренцы любили принца. И тем не менее, несмотря искреннюю сердечную привязанность, при мысли о том, что этот блестящий молодой человек станет однажды их правителем, горожан охватывала смутная тревога. Когда был жив его старший брат принц Лоран, их душевное спокойствие не подвергалось таким испытаниям, ведь Лорана с детства воспитывали, как наследника престола, и он вырос серьезным и добродетельным (хотя и не таким занудой, как королевский бастард), а вот принца Арно никак практически не воспитывали, и из него выросло то, что выросло. Поэтому каждый раз при виде принца горожане обращали взор к небесам и произносили молитву за здоровье короля Эрнотона и долгие года его царствования.
Не успел мэтр закончить свою молитву, как ворота снова распахнулись, и из них выехала потрепанная жизнью карета, запряженная парой лошадей. В карете находилась дама – хотя и не больно-то похожая на даму – довольно ярко и откровенно одетая для утреннего часа, которая зевала с риском вывихнуть челюсти. На козлах помимо кучера сидел дюжий молодой детина с увесистой дубиной в руках. Под легким колетом, топорщившемся на боках, проглядывались очертания кинжалов. Карету сопровождал совсем молоденький смазливый юноша на нервно всхрапывавшей кобыле. За спиной у него висел арбалет. Странная процессия проследовала мимо трактирщика, отчаянно скрипя колесами, и скрылась из виду.
Свинцовые тучи угрюмо тащились по небу, задевая налитыми влагой краями за кровлю постоялого двора «Приют странника», расположенного на перекрестке Картерской и Трианской дорог. В каменном зале было весьма немноголюдно: за столом у стены сидел молодой дворянин надвинутой на глаза шляпе, у окна дама с пышными формами в
