уверенно заметила: «Дадут. Просто надо подождать».
В конце февраля, в серый, сырой, оттепельный день, Мишель, сидя на подоконнике в детской, -
Марта занималась с мальчиками английским, - прошептал: «Бабушка! Бабушка, идите сюда,
пожалуйста!»
Джоанна была в бедном, мещанском салопе, и старой меховой шапке, с потрепанным саквояжем
в руках. Марта погладила по голове Мишеля: «Не плачь, не плачь, милый. Видишь, все хорошо с
твоей мамой, приехала она».
Марта выставила мальчишек из детской. Поднатужившись, раскрыв замазанные на зиму окна, она
огляделась - на набережной жандармов не было. Джоанна помахала ей. Марта, быстро нацарапав
записку, сбросила бумагу вниз.
Они встретились в той самой каморке. Поль ушел, оставив их одних. Джоанна, сидя на кровати,
отхлебывала горячий чай из оловянной кружки: «Тетя Марта..., как там, в крепости? Привезли их?»
-Привезли, но свидания не дают, - Марта устроилась рядом и обняла ее за плечи. «Похудела, -
подумала женщина. «А глаза все равно сияют».
-Отлежись немного, - твердо велела она, - и уходите с Полем в Гельсингфорс. Оттуда до Швеции
доберетесь. Не след тебе в столице болтаться, Бенкендорф уже спрашивал у нас, где ты. Дебора
Мишеля в Стокгольм привезет, за него не волнуйся.
Джоанна молчала. Грея тонкие пальцы о кружку, она шепнула: «Тетя Марта, если..., если вам дадут
свидание, передайте Пете, пожалуйста, что я, - она сглотнула, - я ребенка жду, тетя Марта..., -
Джоанна посмотрела на лицо женщины и внезапно улыбнулась: «Может быть, он как-то сможет
связаться с полковником Пестелем, сказать ему...»
Марта только обняла ее: «С Полем поговори, не надо от него это скрывать».
-Я уже говорила, - удивилась Джоаннна, - как же иначе? Он обрадовался, - женщина, на
мгновение, прижалась головой к плечу Марты: «Мне ведь никто не разрешит свидания, тетя
Марта, а надо, надо, чтобы он знал..., И в Сибирь мне никто не разрешит поехать, за ним».
-Это еще если их не казнят, - отозвалась Марта. «И я тебе повторяю - не рискуй, у тебя двое детей
на руках. Вам с Полем их вырастить надо. Напиши записку Мишелю, и чтобы духа вашего здесь
больше не было».
Джоанна кивнула и подумала: «Наверное, девочка будет. Как в том сне, что я видела».
Поль только поцеловал ее, - они лежали в каморке, на узкой, старой кровати: «Как может быть
иначе, Жанна? Я тебя люблю, твои дети - это мои дети, и так будет всегда. Когда маленький
подрастет, мы расскажем о его отце, вот и все. Иди ко мне, - попросил он ласково, - я ведь так
скучал, так скучал».
Джоанна устроилась у него в руках: «И ты приехал за мной, не побоялся?»
-Ты и Мишель были в опасности, - пожал плечами Поль, - любой порядочный человек на моем
месте поступил бы так же. Тем более я тебя люблю. Впрочем, я тебе это сказал еще тогда, как в
школу пришел записываться.
-Я помню, - Джоанна положила голову на его плечо, и он шепнул: «Поспи. Ты ведь устала, любовь
моя».
Поль натянул на ее плечи свое пальто, - в каморке было холодно. Он глядел на крупные, яркие,
зимние звезды, что висели над городом: «Все будет хорошо. Вернусь к занятиям, получу диплом,
стану практиковать. Начну с помощника адвоката, потом соберу денег, открою свою контору...,
Жанна мной будет довольна. И маленький родится, - он почувствовал, что улыбается, - сын, или
дочка. Я о них обо всех позабочусь, до конца дней моих, - Поль осторожно поцеловал ее
белокурый, пахнущий свежестью затылок. Как только Джоанна пришла в каморку, он согрел воды,
и женщина долго мылась. Он и сам заснул, - счастливо, крепко.
-Все в Стокгольме собрались, - Марта посмотрела на внука: «Пойдем, милый, обедать пора».
Мадлен написала, что у Джона и Евы, в Австралии, родился мальчик - его тоже назвали Джоном.
Дебора переслала письмо от Ната: «Дорогая тетя Тео, у нас счастливое событие - появился на свет
наш маленький сыночек, его крестили Теодором».
-Одни мальчики, - отчего-то подумала Марта, гладя по голове внука. «Говорят, это к войне. Ерунда,
из-за нас Британия с Россией воевать не будут. Главное, чтобы Петю помиловали. Юджинии я
сказала - как только она доберется до Сибири, как только осмотрится, пусть пошлет весточку. Есть
же там торговцы, что в Китай ездят. А из Кантона нам сообщат, где они. Остальное просто, - Марта
усмехнулась.
В квартире царила мертвенная тишина. Марта передала внука горничной. Пройдя в гостиную, она
спросила: «Что такое?». Федор курил у окна, глядя на Фонтанку. Питер сидел в кресле, читая
«Санкт-Петербургские ведомости».
-Тео лежит,- сказал муж мрачно, сворачивая газету. «Верховный Уголовный Суд вынес приговор -
шестерых подвергнуть четвертованию». Марта, невольно схватилась рукой за спинку кресла.
«Император заменил его повешением, - Питер тяжело вздохнул. «Пестель, Каховский, Рылеев,
Муравьев-Апостол, Бестужев-Рюмин, и наш зять».
Сзади раздалось шуршание. Тео стояла на пороге, в траурном шелке, с гагатовой диадемой на
голове. «Я написала письмо, - твердым голосом сказала она, - его величеству. Как только он
ответит, я поеду во дворец, и буду на коленях молить его пощадить нашего сына».
Порыв ветра заполоскал портьерой. Они увидели тучи, что шли по низкому, северному небу.
Молния, казалось, ударила прямо в шпиль Петропавловского собора, вода Невы засияла
нездешним, белым светом. Тео перекрестилась: «Господь милостив, я верю».
Комендант Петропавловской крепости генерал Сукин проснулся от стука в дверь. Ночью была
гроза, - начало лета было дождливым. В открытую створку окна веяло свежестью, пахло сырой
травой. Генерал потянулся. Взяв костыль, - почти два десятка лет назад, в сражении при
Фридланде, ему французским ядром оторвало ногу, - комендант стал одеваться.
-Сейчас, сейчас, - ворчливо сказал он. Причесывая седые, коротко, на старый манер, остриженные
волосы, комендант вспомнил такое же ранее утро, там, в Пруссии, запах крови в госпитальной
палатке, и свой шепот: «Федор Петрович, ежели Господь меня к себе заберет, прошу тебя,
позаботься о моей семье».
-Ты меня переживешь, Александр Яковлевич, - Воронцов-Вельяминов наклонился над ним и
пожал руку: «Лежи, выздоравливай. Я тебя сюда на спине своей тащил, так что умереть не
позволю».
-Его тоже при Бородино в ногу ранило, - комендант застегнул мундир. «Хромает до сих пор.
Господи, как их угораздило в такое ввязаться? Мальчишки совсем, сорока еще никому не было.
Двое всего женаты - Петр Федорович и Рылеев, остальные холостые. Господи, - он перекрестился,
- прости нам прегрешения наши, как же это - мне сына Федора Петровича вешать придется? Но не
будешь, же с приказом императора спорить».
Начальник Алексеевского равелина, майор Лилиенанкер, - пожилой, сухощавый, с остатками
седых волос на голове, - ждал в передней.
-Опять, - даже не здороваясь, сказал он. «Что хотите, делайте, Александр Яковлевич, а плотники
работать отказываются. Говорят - грех это, сам Господь знак посылает».
-Пошли, - Сукин взял со столика в передней свою табакерку, - посмотрим.
-Что там смотреть, - недовольно пробормотал майор, следуя за ним, - в седьмой раз одно и то же.
На зеленой траве кронверка красовалось черное, выжженное пятно, дымились разбросанные,
обгорелые бревна. Лилиенанкер долго молчал, а потом сказал: «Кажется мне, Александр
Яковлевич, в следующий раз она днем ударит. Не знаю, откуда плотников, теперь брать. Эти
расчет получили и по домам пошли. Обещались всем сказать, что Господь казнь проклял, и
нашлет молнию на голову того, кто хоть гвоздь здесь вобьет. И так уже, сами знаете, палачей из
Финляндии привезли. Искали в столице, да никто не вызвался. Грехи наши..., - пробормотал
майор. Сукин вздохнул: «Рапортую его величеству, пусть он решает. Как там заключенные? -
спросил он, указывая на равелин.
-Сидят, - сочно ответил Лилиенанкер, - что им еще делать? Когда с казнью что-то решится, будем
осужденных на каторгу в Сибирь отправлять. Еще хорошо, - он взглянул на кронверк, - что плаху
теперь ставить не надо. Все, кому голову отрубить были должны, в рудники поедут, навечно. А для
гражданской казни много не надо. Грехи..., - опять повторил он.
-Да, - вспомнил Сукин, - ночью будут гражданскую казнь делать, перед повешением. Лишают всех
чинов, орденов, дворянства, поместий..., Ладно, - он еще раз взглянул на остатки виселицы, -
пошлю курьера в Зимний Дворец.
-А в остальном, - майор осматривал солдат, что строились поодаль, на плацу, - тоже у нас неладно,
Александр Яковлевич. Сами знаете, как их с Украины привезли, так каждую неделю кто-нибудь в
