нужна, а к корове нужен хороший хлев ставить, и что в доме тесно, нужна пристройка. А может… может, целый дом? Новый хороший дом?
Артём покосился на деда и промолчал. Не для улицы разговор. Дома сядут спокойно и обсудят. Но… но, значит, они, в самом деле, останутся здесь. Навсегда. С такими деньгами им бежать уже незачем. Они будут жить, как люди, не хуже, а, может, и лучше многих.
Когда они перешли пути, к ним подбежали Санька и Лилька. Встречали. Артём издали улыбнулся им, показывая, что всё в порядке, но его то ли не поняли, то ли терпёжка у мелюзги закончилась.
– Деда, Тёма, как?
– Деда-а, ну, что?
– Ну, чего сказали, Тёма?
– Дали чего?
– Дали, – кивнул Артём и подмигнул деду. – И догнали, и добавили.
Дед усмехнулся в бороду.
Так вчетвером они и дошли до дома, где во дворе к ним бросился зарёванный, что его не взяли, Ларька. Бабка встретила их даже не в сенях, на крыльце. И, только глянув, сразу погнала Ларьку и Саньку мыться, заворчала, что Тёмка, небось, так не жравши и бегает с утра, захлопотала с обедом.
Деньги дед нёс за пазухой, и в толкотне в сенях и у рукомойника Артём незаметно забрал у деда пачку и шепнул:
– Я спрячу.
Дед ни возразить, ни отобрать деньги не успел. С такой решительной ловкостью действовал Артём. А, может, просто поверил ему. Потому что задержал на кухне малышню и бабку. Специально тайника Артём не делал, но пару мест – на всякий случай – ещё раньше приглядел. И, спрятав деньги, он вышел в кухню, как ни в чём не бывало.
Перекрестились и сели обедать. Бабка поставила на стол чугунок с щами и разлила по мискам. Ели теперь каждый из своей. Как в городе. Ели молча, серьёзно. И только когда в мисках показалось дно, дед наконец сказал:
– Обошлось всё.
– Ну, и слава богу, – бабка поставила на стол чугунок с кашей.
Понимая, что при малышне дед ни о чём серьёзном говорить не будет, она ни о чём таком и не спрашивала.
После каши был кисель. И бабка, закрутившись с чашками и чугунками, не доглядела, что Лилька вместо мытья посуды улепетнула на улицу вместе с Санькой, а Ларька увязался за ними. Бабка быстро свалила всё в лоханку у печи, вытерла стол тряпкой и села, выжидающе глядя на деда.
– Значит, так, – дед разгладил бороду. – Оформили нам всё. И денег дали. Безвозвратная ссуда на обустройство. На всё теперь хватит, – и внушительно назвал общую сумму.
И остановился, давая бабке прочувствовать. Бабка охнула и перекрестилась.
– Господи, как же это?!..
– А вот так, – дед веско припечатал ладонью по столу. – Голоси поменьше.
– Ну да, а как же, – закивала бабка. – А чего ж делать будем?
– Дом, – внезапно сказал Артём.
– Дело, – кивнул дед. – Но без спешки.
– Корову надо, – сказала бабка.
– Дом важнее, – не уступил Артём.
Говорили не спеша, не споря, а обсуждая. Деньги есть, на всё хватит, но надо решить, что за чем, а то к хомуту лошадь покупать – накладно выйдет. А сейчас купить двух поросят на откорм, и одного пока хватит, да нет, семья же, надо двух, хлевушок для них соорудить немудрено, и цыплят. Ну и…
– По мелочам спустить, обидно будет, – остановил дед бабку. – А дом…
– А где ставить его будем? – спросил Артём. – Земля ведь нужна.
Дед задумчиво кивнул.
– Ставить усадьбу будем. Крепко думать надо.
Говорили долго. Бабка настаивала, что если не корову, то уж козу надо обязательно. Чтоб молоко своё было.
– А есть ещё пуховые, – вспомнил слышанное как-то Артём.
– Ага-ага, – закивала бабка. – Вон Буська у Тимошихи, и молока литр в дойку как отмеряно, и пуха она с неё начесала да напряла. Буська-то ореньских кровей.
– Слышал про Орень, – кивнул дед. – Это дело, пожалуй, стоящее. Ты как, Тём?
Артём кивнул.
– А стоит такая коза сколько?
– Чтоб как Буська, в возрасте уже, чтоб и молока, и пуха не ждать, – бабка вздохнула. – Говорят, пятьсот рублей за такую просят. А то и больше.
Дед огладил бороду.
– Потянем. Ты разузнай потихоньку, чтоб дрянь какую не подсунули. Может, и съездить куда придётся. Не в Орень, понятно, а поближе если…
Бабка закивала. Конечно, вызнавать надо потихоньку, чтоб цену не заломили.
Разговор шёл обстоятельно, и Артём с удовольствием понимал, что спрашивает его дед не для блезира, что его слово если не решающее, то значащее.
Новая школа ещё строилась, и запись шла в маленькой комнатке рядом с будущей раздевалкой. Пахло краской и мокрой штукатуркой. Молодая женщина в очках за колченогим столом, заваленным папками и бумагами, приветливо улыбнулась.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте, – ответно улыбнулся Эркин. – Я дочку хочу в первый класс записать. Можно?
– Конечно, можно, – она пододвинула к себе канцелярскую книгу с большой единичкой на обложке. – Вы садитесь, пожалуйста.
– Спасибо.
Эркин сел и достал метрику Алисы, протянул женщине. Та кивнула и стала переписывать данные в книгу. Писала она с привычной быстротой, а буквы выходили чёткими и округлыми, как у Полины Степановны.
– Шесть лет… Вы готовили её к школе?
Она почему-то смутилась от своего вопроса, но Эркин не понял причины и ответил со спокойной гордостью:
– Она и читать, и писать умеет. Считает хорошо. А сейчас в Культурном Центре занимается.
– Отлично, – обрадовалась женщина. – А в какой класс вы хотите её записать? С двумя языками или с одним?
– С двумя, – сразу ответил Эркин.
Это они с Женей уже не раз обсуждали.
– А знаете, – женщина смотрела на него с лукавым выражением обещания сюрприза, – возможно, будет и третий язык. Шауни, – и, видя, что он не понял, удивилась: – Разве вы не шеванез?
Эркин медленно покачал головой, уже понимая.
– Нет, – и чтобы исключить дальнейшие вопросы: – Я из другого племени.
– Извините, – смутилась она. – Так что? Оставить в двуязычном классе?
– Зачем же? – мгновенно решил Эркин. – Пусть будет три языка, – и улыбнулся, чтобы успокоить собеседницу. – Знания лишними не бывают.
Это была любимая фраза Калерии Витальевны, которая учила их истории. А это тоже учительница, на неё должно подействовать.
– Да, конечно, – она сделала пометку в книге. – И ваш адрес.
– Цветочная улица, дом тридцать один, квартира семьдесят семь.
Она записала и выпрямилась, улыбаясь.
– Двадцать седьмого августа родительское собрание. В шесть вечера. Пожалуйста, приходите.
– Спасибо, обязательно придём.
Эркин спрятал метрику Алисы и встал. Обязательные слова прощания, и он вышел.
На улице Эркин перевёл дыхание. Всё-таки немного, но психанул. И ведь не из-за чего. Конечно, Алису бы записали, Женя и
