Вначале испугавшись спросонья его больших черных глаз и упавших на лоб черных, как смоль волос. Но когда туман в голове рассеялся, почему-то шумно разрыдалась, упершись в грудь ему руками и Войцеховский, опешив, подался назад.
И от того потока информации, которая фонтаном взметнулась прочь из женщины, ему сделалось неловко, но, он быстро взял себя в руки и ждал, когда этот фонтан иссякнет. А Ани просто несло. Она и плакала и слова вылетали безудержно, словно вихрь подхватил её и с большой скоростью нес к обрыву и её страх, сказать что-то слишком злое и обидное для своего восточного супруга, который был им фактически, но они еще не узаконили свои отношения, уже не останавливал её никак.
Поток фраз был стихийным и быстрым.
— Я так, я так тебя всегда почитала! Но сегодня я увидела такое! Я больше не могу мириться с твоим эгоизмом! Это переходит все границы! Мы состоятельные люди, а тебе все мало. В погоне за прибылью ты, Артур, используешь труд детей! Как ты можешь? Ты сам отец, почему ты никогда не задумываешься над людскими страданиями, людским горем. Только деньги … только прибыль! Я видела глаза этих детей! Господи… А ты каждый день, все это перед твоими глазами! Что ты делаешь? Неужели амбиции и цель оправдывают все?! Я устала жить в этой стране, я не могу найти себе работу, я не могу найти себя! Я последовала за тобой, я так была счастлива, наш ребенок, а сейчас… …как мне к тебе относиться и куда все это деть?! — и она широко распахнула руки, демонстрируя как это.
Ее силы иссякли и голос стал надламываться и смотря ему в глаза, её стала угнетать новая мысль, она видела перед собой совершенно невозмутимое, спокойное выражение лица Артура и он только глазами поискал, где его сигары. Оно не было равнодушным. Но оно было невозмутимым, а её душили эмоции! И хлопая ресницами, она уже с неимоверным удивлением смотрела на него, и он её подавлял своей невозмутимостью.
— Ты пьяная? — ровным голосом задал он вопрос и его карие глаза сузились, он так часто делал, когда, не спорив, все равно, осознавал свою непоколебимую правоту во всем.
— Я пьяная, но я в своем уме. Не заставляй меня ощущать себя ребенком в наших разногласиях. Я этого уже не потерплю!
Он как бы сделал жест, говоривший о том:
— Нет. Ни в коем случае я не стремлюсь чтобы ты себя так чувствовала. Но сказал вслух эти слова. — И тебя конечно же поставил в известность лорд Тернер…
— Сейчас это не имеет значение.
— Имеет — кратко ответил он и дал сигарному дыму развеяться, а сам собрался с мыслями. Он понял. Ани настроена наступать и сейчас будет упрямой как никогда, потому что её добрая от природы натура просто направлена на совершенно другое, спасать людей, помогать им, поэтому она и выбрала профессию врача. И в этом они разные. — Хорошо. Мы поговорим, хотя ты и высадила с Бетти целую бутылку коньяка. Для женщин это слишком!
Ани только дернула плечом, но не возразила ничего. Ее стала донимать икота. От выходившего наружу воздуха и от только сейчас начавшегося усваиваться коньяка.
— Детский труд здесь в Америке используется на очень многих предприятиях и повсеместно. В стране экономический кризис и не я разоряю семьи, которые сотнями умирают с голоду и от болезней. Ты просто посмотри на это рационально. Я не могу обеспечить всех едой даром, иначе завтра нам самим нечего станет есть, но я спасаю их от голода, предоставляя хоть какую-то работу. Это самая малоквалифицированная и простая работа. Если эти дети не будут стоять у конвейера, они от голода пойдут воровать и пополнят тюрьмы, где подцепят какую-нибудь болезнь и вскоре умрут. Мы их не обижаем, мы учим их хоть какому-то навыку, который им еще пригодиться и даем плату, на которую они даже кормят потерявших работу родителей.
— Но вы же платите им, вероятно, намного меньше, чем взрослым?
— Но они и выполняют работу намного проще и легче чем взрослые. Да. Ани, я согласен с тобой, в таком возрасте им место не у станков. А в школе, за партами, но ты сможешь тогда всем помочь? Всех обеспечить настолько, чтобы они могли учиться? — И он немного повысил голос, так как его так же коробило все происходящее в стране. — Ани, неужели ты не понимаешь, что я делаю все возможное, чтобы наши дети с тобой не оказались в такой ситуации! Жизнь очень жестокая штука!
И Ани почему-то машинально, как эхом повторила за ним эту фразу:
— Жизнь очень жестокая штука. А почему?
Он как-то с удивлением посмотрел на неё и пожал плечами.
— Философия не моя стезя, мне она не интересна.
Она очень быстро стала приходить в себя и тихая радость еще слабо, но медленно и осторожно стала подкрадываться к её сердцу. Негодование ушло. Она почему-то стала находить некую солидарность с его доводами и это так её радовало!
— Артур, но это не по божьему, это противоречит всем человеческим канонам! Это все равно дети, они должны видеть совсем другое каждый день!
— Я не следую никаким канонам, их создают только люди, я следую здравому смыслу. Мы стараемся им своевременно платить.
— Артур. Но …может нам подумать, может можно что-то с этим сделать? Артур, я врач. Давай я буду им оказывать медицинскую помощь.
Он сразу переключился.
— Можешь заняться этим, все лучше, чем шататься с лордом Тернером в поисках компромата на меня.
— Артур. Я еще должна поставить тебя в известность. Я по-другому не могу. Я не могу найти работу, от меня требуют переоценить здесь свой диплом, а, это значит, мне на два года снова сесть за учебу. А это в моей жизни уже было двенадцать лет назад, я с трудом представляю себе это. А если я поработаю пару лет в клинике лорда Тернера, это даст мне пропуск найти себе достойное место работы в будущем, если я не захочу больше у него работать.
Артур стал сразу далеким и холодным. Глаза стали слишком серьезными и пристальными.
— Я больше, чем уверен
