на диване, Тарас, очевидно, не стал меня будить ужинать и оставил еду на столе, на всякий случай. Я почувствовал звериный голод и еле сдержал себя, чтобы не наброситься на холодную еду. Вместо этого я засунул её в микроволновку и позвонил кузену.
— Слушаю тебя, Матвей, — сразу ответил он.
— Поедем на моей, заеду за тобой через час, — сказал я ему.
— Жду, — он завершил вызов.
Я достал еду из микроволновки. «Нокиа» зазвонила.
— Слушаю, — ответил я.
— Матвей Михайлович, это Василий Петров. Звоню поинтересоваться, всё ли в силе, — Василий Галактионович был как всегда мягок и вежлив.
— Подтверждаю, Василий Галактионович, — сказал я.
— Отлично, тогда до встречи, — сказал Василий Петров.
— До встречи, — повторил я его слова.
Еда, как обычно в микроволновках, была обжигающе горячей в одних местах и ледяной в других, но времени греть заново, а потом остужать, у меня уже не было. Наскоро перекусив, я почистил зубы, умылся, надел вчерашний костюм, в котором ездил к Петрову договариваться о дуэли, и выскочил на задний двор.
Ещё длилась чудесная южная ночь, но вдали я увидел чуть заметную оранжевую полоску рассвета. Я сел в «ЗИЛ» и поехал забирать Валерия. Он жил в центре города в роскошной квартире, занимавшей целый этаж. Когда я подъехал, он уже ждал меня.
Одет он был в прекрасный белый костюм, но не обычный с пиджаком и брюками, а больше похожий на парадный мундир. Конечно, рисковать, надевая форму своего полка на дуэль, Валерий Мартынов бы не стал, так что нарядился в штатское, но с военными мотивами.
— Привет, кузен, — поздоровался я, — выспался?
— Привет, да не особо, — кисло улыбнулся Валерий, — что у тебя с лицом?
— На скутере вчера неудачно покатался, — ответил я. — Как настроение-то?
— Не хочется мне этого всего, — вздохнул Валерий.
— Понимаю, — ответил я, — ну дворянская честь, она ведь как броня, не так ли?
— Не понял, — ответил Валерий.
Я отъехал от его дома. Я не мог воспользоваться навигатором своей «ладошки» из-за разбитого экрана, но мне удалось включить блютус и передать локацию проведения дуэли на сенсорный дисплей в панели моего автомобиля.
— Ну смотри, — начал я, — ой, погоди.
Я остановился, потому что увидел киоск со свежим кофе. Я посигналил продавцу, тот подбежал к открытому окну моей машины.
— Капучино, — сказал я продавцу, и обратился к Валерию: — а тебе?
— Ничего мне не надо, — покачал головой тот, — так что ты про броню говорил?
— Броню-броню, — начал вспоминать я. — Ах, да! Вот смотри, ты идёшь на дуэль, потому что у тебя есть честь. Дуэль и называется «поединок чести». Так?
— Так, — кивнул кузен.
— Если чести нет, то и защищать нечего. Ты же мог сказать графу Озёрскому: «не желаю рисковать жизнью, даже если меня потом все трусом назовут». Мог?
— Нет, конечно! — воскликнул Валерий.
— Это потому, что для тебя потеря чести страшнее смерти. За честь дворянин готов и умереть, и убить. А значит, дворяне должны с уважением общаться друг с другом, — кивнул я. И продолжил:
— И каждый, в том числе и мы с тобой, дворянин, хорошо подумает, прежде чем говорить грубое слово или распространять клевету о другом дворянине. Ведь за это можно заплатить жизнью. А низшего по происхождению за грубость можно и на месте убить.
Продавец принёс мой кофе. Я сунул ему купюру, и поехал, не дожидаясь сдачи.
— Никогда об этом не думал в этом смысле, — озадачился кузен. — Смотри, но ведь какой-нибудь человек, может быть только по происхождению дворянином, и быть в жизни только хорошим дуэлянтом, а в остальном полным подлецом. Тогда он может оскорблять кого хочет и когда захочет, и просто убивать всех на дуэлях?
— Такой риск есть, — согласился я, — но люди ведь тоже не дураки, кто с таким человеком будет дела иметь, водить дружбу? К тому же, сам знаешь, дуэли строятся таким образом, чтобы шансы были примерно равными, даже у разных противников.
Валерий задумался.
Я добавил:
— В этом и смысл дворянской чести: быть готовым выйти на смертельный поединок не только в такой ситуации, в которой имеешь преимущество или равные шансы, а в любой. В любой. Даже, когда смерть неизбежна.
— А если высший оскорбит? Из Их Высочеств кто-нибудь или само Их Величество? — спросил кузен.
— Даже Их Величество хорошенько подумает, прежде чем самого мелкого дворянина оскорблять, — ответил я, — вот представь, не нашего Государя Императора, конечно, а так, абстрактного какого-нибудь.
— Ну, представил, — сказал Валерий.
— Вот сидит этот наш воображаемый император во дворце в плохом настроении, и под руку ему попадается какой-нибудь камер-юнкер, княжич. И говорит ему император: такой-то ты, сякой-то, бестолковый, и плюёт ему в лицо.
Валерий вздрогнул.
— А, — хохотнул я, — вижу, что представил. А дальше, знаешь, что будет?
— Что? — спросил кузен.
— Ну ты бы что сделал? — спросил я, — стерпел бы такое?
— Нет, — растерянно ответил Валерий.
— А что, неужели бы императора на дуэль бы вызвал? — продолжил я.
— Нет, это невозможно, чтобы императора и на дуэль, — протянул кузен.
— Так как бы ты поступил? — настаивал я.
— Застрелился бы, — твёрдо ответил княжич Валерий Мартынов.
— Именно. Поэтому честь — она и есть броня. Только броня социальная. Вот император, точнее тогда ещё не император, а цесаревич, Александр Третий обругал Карла Гунниуса…
— Это из которых Гунниусов, лифляндских? — уточнил Валерий.
— Да, который винтовку Бердана из США привёз и здесь модификацию разработал, — кивнул я и напомнил: — у деда в поместье была такая, да и сейчас есть, наверное.
— Берданка, да-да! — воскликнул кузен. — Ты ещё расстраивался, с затвором у тебя не получалось что-то. Ну так что с этим Гунниусом?
— Обругал его цесаревич, тот вышел и прислал ему письмо. Либо цесаревич Александр извинится, либо Карл застрелится, — продолжил я рассказ.
— И что же Его Высочество?
— Отказался просить прощения, — ответил я.
— А Гунниус?
— Застрелился, — коротко ответил я.
Валерий помолчал, затем спросил:
— А цесаревич?
— Их Величество Александр Второй очень разгневались на сына и велели цесаревичу идти за гробом Карла до самой могилы. Этот случай сильно повлиял на поведение будущего императора. Он же фактически узаконил дуэли в своё правление.
Валерий внимательно слушал.
— Если монарх не уважает аристократию, у неё появляются вопросы. Отчего это вы, мол, царь-батюшка, себе такое отношение позволяете? — продолжил я, — Или вы, царь-батюшка, забыли, что случилось, когда Пётр Третий аристократов перестал устраивать. Или Павел Первый? Или сколько в Англии королей аристократия на тот свет отправила за неуважение её прав?
Я бросил взгляд на Валерия. Он, нахмурившись, слушал. Идеи конфликта князей и императора не нравились ему даже гипотетически. Я продолжил:
— Князей с большими
