Юрков все понял, услышав шорох за спиной.
– Не блефуйте, – прохрипел полковник, не поворачиваясь.
– Только не делайте глупостей, – сказал Дронго, – сзади стоит мой товарищ. И держит в руках оружие, направленное вам в спину. Вы не успеете обернуться.
Юрков замер. Он умел просчитывать варианты. Он уже знал Дронго. Даже если допустить невероятное, что он сумеет выстрелить первым и убрать этого нахала, тот, кто стоит у него за спиной, выстрелит вторым. Это было настолько вероятно, что дуло его пистолета чуть дрогнуло.
– Что вам нужно? – угрюмо спросил он, опуская пистолет.
– Бросьте пистолет, Юрков, я дал вам слово, – холодно произнес Дронго. – Профессионалы никогда не нарушают своего слова.
Эти слова оказались решающими. Юрков отбросил пистолет. Дронго ногой отшвырнул его в сторону.
– Мне нужно знать только одно – где Лариса и Реваз?
– Не говорите глупостей, – разозлился Юрков. – Их, разумеется, давно нет в живых.
– Почему вы так решили?
– Тогда где эти проклятые ублюдки? Где наши документы? – взорвался Юрков.
– Их нет и у меня, – спокойно сказал Дронго.
– Что-о-о-о? – Юркова, казалось, сейчас хватит удар.
– Я просто блефовал, тянул время. Меня наняли родственники Реваза Гогия, чтобы я нашел парня, – объяснил Дронго.
– Блефовал, блефовал… – Юрков начал смеяться, незаметно наклоняясь.
– Спокойно, Юрков, – заметил Дронго, – это старый милицейский трюк. Вы или смеетесь, или плачете, или бьетесь в истерике. И незаметно достаете второй пистолет, когда наше внимание ослаблено. Кстати, он у вас в заднем кармане. Если можно, выбросьте и его.
Юрков выпрямился, осторожно достал пистолет и, не поднимая руки, выбросил его.
– Нехорошо вести нечестную игру, – укорил его Дронго. – Давайте уточним наши позиции. Мы оба ищем парня и девушку. Вы для того, чтобы найти свои документы, я для того, чтобы выручить парня, если это еще возможно. Они вряд ли ликвидированы, иначе документы давно бы всплыли. Но они не могли и сбежать, так как их достаточно хорошо искали ваши люди. Мне даже удалось увидеть на одной из досок объявлений в аэропорту сообщение о пропаже двух воров – Реваза Гогия и Ларисы Коноваловой. Думаю, вам было это нетрудно сделать, так как все московские власти во главе с руководством куплены вашим банком.
Юрков молчал, не пытаясь возражать.
– Хотите, я даже угадаю, кто был с вами на той «базе»? – спросил Дронго. – Если угадаю первого, вы скажете мне имя второго. Договорились?
Юрков по-прежнему молчал, но внимательно слушал.
– Первый был президентом вашего банка «М». Хотите, я скажу его фамилию?
– Не стоит, – не выдержал Юрков.
– Тогда называйте второго.
– Это был вице-президент нашего банка. – Юрков назвал какую-то фамилию.
– Мы же профессионалы, – покачал головой Дронго, – нельзя вести такую нечестную игру.
– Почему вы решили, что я соврал?
Сзади послышалось ругательство Манучара. Юрков нервно дернулся.
– Если вы будете шельмовать, я начну играть по вашим правилам, – жестко произнес Дронго. – Я действительно не стану вас убирать, так как дал вам слово. Но его не давал мой верный друг. После того, как Русаков обработал его голову, он стал почти буйным и стреляет без предупреждения.
Манучар передернул затвор. Юрков даже не шелохнулся. Только побледнел.
– Что вы хотите?
– Имя третьего – и мы уходим. Только не врите. Я сумел разглядеть номер его автомобиля, – решил еще раз сыграть Дронго, – и, кроме того, я знаю всех ваших вице-президентов. Господин Юрков, не считайте меня таким дилетантом.
«Если он видел номер служебной машины, – обреченно и вместе с тем трезво подумал Юрков, – нужно говорить».
– Это наш друг, – выдавил он. – Друг из коммерческих структур.
– Опять врете. Он военный. Сказать вам, где он работает? Но, если я скажу первым, наш договор расторгается.
– Это генерал Л. из Главного управления разведки, вернее, – поправился Юрков, все-таки немного волновавшийся, – из ГРУ Министерства обороны России.
– Теперь все, – кивнул Дронго, опуская пистолет.
– Вы действительно не знаете, где находятся документы? – спросил Юрков.
– Правда, не знаю. Иначе зачем мне вас так преследовать? Подумайте сами. Это нелогично. Я давно должен был сбежать из города. При ваших связях мне здесь оставаться просто опасно. Кстати, как вам удалось выйти на Арчила Гогия?
– При чем тут Арчил Гогия? – воскликнул Юрков.
Изумление его было настолько естественным, что Дронго сразу понял – он ошибся.
– Его люди тоже охотятся за нами. А ведь это странно. Я работаю на него.
– Не знаю, – еще раз удивился Юрков, – разбирайтесь сами со своими ворами в законе.
– Значит, вы знаете Арчила Гогия?
– Конечно, знаю, – кивнул Юрков, – в Москве его все знают. Кличка Велосипедист.
– Почему Велосипедист?
– Он вставлял паклю, намоченную в бензине, между пальцами не нравившихся ему людей, когда они спали. Ну, а когда зажигал, они вертели ногами, как велосипедисты, – пояснил Юрков.
– Вот гнида, – изумился Дронго, – а производит приятное впечатление. Такой респектабельный вор в законе, такой аристократ. Хорошо, мы разберемся.
В подъезд вошла женщина. Дронго кивнул Юркову, чтобы тот не двигался, предупредительно нажал кнопку вызова лифта. Надо отдать должное Юркову: он не шевельнулся.
Перед тем как войти в лифт, молодая женщина улыбнулась и подняла сумку. Выстрел прозвучал абсолютно неожиданно. Юрков с простреленной головой упал на пол. Женщина успела повернуться и выстрелить еще раз.
На этот раз пуля попала Манучару в легкие.
Он выронил пистолет, сделал два шага и покатился по лестнице. В подъезд вбежали сразу пятеро. Дронго понял, что сопротивляться бесполезно. Он отбросил пистолет и, не обращая внимания на окруживших его людей, бросился к Манучару. Тот хрипел, задыхаясь.
– Правильно говорил, – прошептал Манучар, – глупый был очень, – и умер на руках у Дронго. Когда тот поднял голову, на него смотрели сразу шесть пар холодных глаз. Дронго обхватил руками голову Манучара и опустился на пол около лифта.
ГЛАВА 22
Рано утром поезд прибыл в Минск, опоздав, как обычно, на два часа. Колчин взял свой портфель и вышел из вагона одним из последних. Несмотря на субботний день, перрон был полон. Белоруссия, волею судеб оказавшаяся на стыке Европы и постсоветского пространства, превращалась постепенно в своеобразную транзитную базу, перевалочный пункт между Западом и Востоком. Наиболее сильно эти тенденции проявились в соседней Польше, где стабилизация была во многом достигнута повальной коммерциализацией всех граждан – от президента до школьника.
Колчин, выйдя на вокзальную площадь, обнаружил, что не успел разменять свои российские деньги на «зайчики» белорусов. Но, к его удивлению, таксисты охотно принимали российские деньги, и уже через двадцать минут он был дома у Игоря. Вокруг стояла тишина. Корреспонденты и телекомментаторы, уже утолившие первый интерес, покинули небольшой дворик, а соседи еще не проснулись.
Он поднимался по лестнице. На третьем этаже жил Игорь со своей семьей. У Колчина сильнее забилось сердце: он столько раз поднимался по этим лестницам, с этим подъездом были связаны самые теплые воспоминания.
Теперь он шел в дом, куда пришла смерть. Ни секунды не сомневаясь в подлом убийстве Костюковского, он понимал, как трудно будет убедить остальных людей, если даже его жена, столько лет ездившая с ним в этот дом, могла усомниться в Игоре.
На лестничной клетке горел свет. Он постучал в квартиру. Колчин знал, что тело еще не скоро выдадут обезумевшим от горя жене и детям, но он должен вести себя так, как будто это случайная смерть. Смерть от несчастного случая.
На его повторный стук открыла Мила. Колчин чуть не ахнул от неожиданности. Жена Костюковского постарела за эту ночь на двадцать лет. Перед ним стояла старая женщина, неузнаваемо изменившаяся за несколько часов. Из веселой, жизнерадостной молодой женщины она превратилась в старуху, которой можно было дать шестьдесят и более лет.
Увидев Колчина, она, ничуть не удивившись, посторонилась, пропуская гостя в квартиру. Зеркала были завешены белым. Мила была осетинкой. Оба сына Игоря смотрели на Колчина большими глазами, в которых одновременно были горе, боль и страх. Они не понимали, что случилось. Близнецам было по десять лет, и они знали лишь, что папа больше никогда не приедет домой. Из другой комнаты вышла Лена, дочь Костюковского.
– Здравствуйте, дядя Федя, – это были первые слова, которые он услышал в этом доме.
– Доброе утро, Лена. – Он знал, что это будет самый тяжелый день в его жизни.
Перед домом Костюковского уже стоял автомобиль с двумя неизвестными. Другой автомобиль, из которого следили за первым, стоял чуть дальше, в пятидесяти метрах. Там тоже сидели двое оперативников. Обе пары переговаривались короткими замечаниями, стараясь не пропустить ничего из происходящего на улице.
