class="p1">В такие предсказания католики верили с 40-х гг. XIX в., еще до чуда на горе Ла-Салетт во Франции, но больше всего стали верить в них во время мировой войны. Одним из наиболее известных католических писателей Франции был Леон Блуа, известный своей книгой «На пороге апокалипсиса», которую он издал в 1916 г. Подобно Клоделю, Блуа видел в Германии проявление антихриста, а немецкие войска считал апокалиптическими силами[212].
Французские чудеса и пророчества стали широко известными в мире благодаря роману испанского писателя Висенте Бласко Ибаньеса «Четыре всадника Апокалипсиса», впервые опубликованного в 1916 г. и ставшего литературным триумфом знаменитого чуда на Марне. Из-за своего антигерманизма роман был вскоре переведен на английский язык и опубликован в 1918 г. В Соединенных Штатах первый тираж этого романа вышел в количестве 500 тысяч экземпляров и сразу стал бестселлером. Но для Висенте Бласко Ибаньеса апокалипсис был больше, чем просто синонимом массового разрушения.
Поклонение Имени Бога
Православные христиане также почитали книгу «Откровение Иоанна Богослова». Но православные церкви никогда не приписывали ей такого значения, как их западные конкуренты, считая ее ниже по статусу других канонических книг, хотя и они испытывали ее влияние — особенно в начале XX в., когда в России наблюдалась самая настоящая кульминация мистических и мессианских идей.
Чтобы изобразить в своем романе всплеск мистицизма в мире, Висенте Бласко Ибаньес специально ввел героя русского происхождения, что напоминает романистику 70-х годов XX в., также посвященную мистике, в которой часто изображали индийского гуру.
Религиозное возрождение в России породило многочисленные экстремистские секты, которые одновременно занимались и исследованием мистических истин. Например, одна из них напоминала западноевропейских пятидесятников, и разница от них была лишь в том, что в ней придавалось большое значение власти харизматичного лидера. Начиная со Средневековья, православные мистики стремились достичь экстатического союза с Богом посредством многократного повторения его сакральных имен. В начале XX в. это движение претерпело многие трансформации и приняло название «Имяславие»[213]. «Имяславие Иисуса Христа дает помощь при болезни и изгоняет демонов», — заявляли в 1913 г. восставшие монахи русских монастырей на горе Афон. Из-за страха широкого распространения этого движения российские власти послали канонерки с морскими пехотинцами штурмовать святой Афон.
Движение поклонников Имени Бога, несмотря на всю свою противоречивость, оставило глубокий след в российской культуре. Оно ненадолго возродилось во время большевистской революции, но этого времени было достаточно, чтобы осуществить раскол Российской церкви, от которого она не оправилась до сих пор[214].
Когда Россия вступила в войну, ее религиозный мир был удивительно един и спаен со светской властью, что считалось залогом божественного предвидения ее великой судьбы. Изображая надежды и чаяния людей в стихотворении «Июль 1914», Анна Ахматова — возможно, самый великий поэт этой страны — изобразила паломника-пророка, который восклицал:
«Сроки страшные близятся. Скоро
Станет тесно от свежих могил.
Ждите глада, и труса, и мора,
И затменья небесных светил»[215].
Вера предлагала надеяться в это тяжелое время на то, что
«Богородица белый расстелет
Над скорбями великими плат».
Когда москвичи наблюдали солнечное затмение в августе 1914 г., о нем, как о небесном знамении, писали все газеты. Это стало популярной темой всех театральных представлений в городе. В сентябре 1914 г. Богоматерь с Младенцем, по общему мнению, стала самой популярной святой, творившей чудеса, особенно накануне нападения немцев на русскую армию около Августово[216].
Русские православные, как и западные христиане, также занимались пророчествами и очень красочно описывали кошмары апокалипсиса, нисколько не уступая в этом американским евангелистам.
Наиболее известными русскими авторами, внесшими весомый вклад в данную тему были Владимир Соловьев и его учитель Федор Достоевский. Самой апокалиптической книгой Федора Достоевского является его роман «Братья Карамазовы», а у Владимира Соловьева — «Краткая повесть об антихристе», написанная им в 1900 г., где он предсказывает ближайшее будущее Европы, которая будет вскоре занята смертельной борьбой с исламским миром и старыми феодально-крепостническими монархиями. И в этот мировой хаос приходит библейский антихрист. Русские предсказали пришествие антихриста ранее, чем европейцы. А среди других известных предвидений российских ортодоксов стало возрождение антисемитизма, который получил широкое распространение после войны[217].
Русскому православному верующему не представляло никакого труда вообразить кайзера Вильгельма в виде антихриста. На одном плакате 1914 г. мы видим изображение огнедышащего чудовища в виде дракона, у которого семь коронованных человеческих голов, внизу надпись — «австронемецкая змея». Изображение чудовищного животного было вдобавок алого цвета, что ясно указывало на немецких и австрийских королевских лидеров, к каждому из которых также давались различные богохульные комментарии, взятые из 17-й главы Откровения Иоанна Богослова. Художник постарался мистически развить символику чисел добавлением цифры семь, что означало количество главных территорий, составлявших империю кайзера Вильгельма. Антихристом называли кайзера Вильгельма и в одном российском фильме, в котором были показаны все злодеяния, совершенные им в этой войне[218].
Мечты о конце света
Эсхатология была широко распространена у многих народов мира. Апогей пророчествования о предстоящем апокалиптическом сражении приходится на отрезок времени между 1906 и 1912 гг., когда в обществе началась паника после событий в Боснии, Марокко и других местах. При всей традиционной однотипности этих пророчеств им также было свойственно и стремление предугадать новые прогрессивные тенденции, проявившиеся со всей силой лишь в начале XX в. Именно в это время появляются многочисленные движения в изобразительном искусстве, театре, кино, такие как кубизм, футуризм, символизм, дадаизм и экспрессионизм. Удивительно то, что все они появились одновременно до начала Первой мировой войны. Духовные операторы общества наперед знали, что будет война со всеобщей мобилизацией и что многие люди погибнут в ней. Однако они все равно поддерживали радикальных или антиклерикальных художников и писателей, которые в своих произведениях изображали различные фантасмагории на темы библейского апокалипсиса. Эти новые движения были своеобразными культурными иконоборцами, которые открыли новую эру в искусстве, литературе и музыке, а темами их стали персонажи Библии и церковная литургия[219].
Образы апокалипсиса настолько были яркими и впечатляющими, что трудно было провести четкую грань между религиозной доктриной и культурным модернизмом. Так, авангардист Георг Гейм — героический молодой поэт, представитель немецкого экспрессионизма — написал поэму «Война», в которой изобразил настоящий апокалиптический кошмар. Для Гейма, написавшего эту поэму около 1911 г., война представлялась в виде спящего чудовища, которое внезапно просыпается и испепеляет мир, как Гоморру, в адском огне. Несмотря на то, что это было всего лишь поэтическое произведение, оно стала в каком-то смысле пророчеством, так как было написано за три года
