class="p1">– И никакой шайки я не знаю, и никакого нападения-то не было… Так просто подошел, попросить, чтоб подвезли… А на меня вдруг как накинутся… Я думал, разбойники!.
– Вот как!.. Притомился, значит, по дороженьке, подломились резвы ноженьки, захотелось подъехать… А на него, бедного, нападают, как на какого-либо разбойника… Ведь так? – сказал я…
Какая-то неуловимая не то улыбка, не то гримаса пробежала по лицу допрашиваемого. Он опять скользнул по мне взглядом, пожал плечами и произнес:
– Именно-с так.
Наступило молчание… Преступник стоял и глядел в угол, а я злорадно думал: «Постой же, вот я тебе покажу “забыл”, мерзавец… Вот я тебя ошпарю».
Я вдруг встал и решительно выпрямился.
– А ну-ка, Митрич, погляди-ка на меня хорошенько! Не узнаешь ли? – внушительно проговорил я, отчеканивая каждое слово…
Допрашиваемый как-то вздернулся и взглянул на меня широко раскрытыми глазами.
– Не могу знать, ваше благородие, – быстро проговорил он.
– Но ведь ты – Митрич? – спросил я.
Глаза у него забегали… Он попробовал усмехнуться, но усмешка вышла какая-то кривая…
– Что же!.. Пускай, по-вашему, буду и Митрич, ежели вам угодно, вам лучше знать… – начал говорить он.
– Да, да!.. Именно мне лучше знать. И я знаю, что ты – Митрич. Да и меня ты должен знать! Погляди-ка внимательнее…
Митрич вскинул на меня уже смущенный и недоумевающий взгляд…
– Не могу припомнить! – проговорил он.
– Ну так я тебе помогу припомнить. Где ты был ночью пятнадцатого августа, в самый праздник Успенья Пресвятой Богородицы?
– В гостях у товарища!
– Не греши и не ври, мерзавец! – проговорил я грозно. – Не в гостях, а с топором на большой дороге провел ты этот великий праздник… свой престольный праздник, – подчеркнул я…
Митрич изумленно смотрел на меня и начал бледнеть, а я, не давая ему опомниться, продолжал:
– Разбойником, кровопийцей засел ты на большой дороге, чтобы грабить и убивать. Как самый последний негодяй и самая жестокая бессмысленная скотина, бросился ты на безоружного с топором! Только потому человека не убил, что «не хотелось в такой праздник рук марать», – сказал я, не спуская с него глаз и отчеканивая каждое слово.
– Да неужто это были вы, ваше благородие? – почти со страхом произнес Митрич, отступая на шаг назад.
– Ага! Узнал небось!..
Митрич бросился на колени.
– Мой, наш грех!.. Простите! – пробормотал он.
Вижу я, что надо ковать железо, пока горячо.
– Ну, а ограбленная и избитая чухонка ведь тоже дело ваших рук? Да говори смело и прямо. Ведь я все знаю. Признаешься, тебе же лучше будет!
– Повинны и в этом! – хмуро проговорил все еще не пришедший в себя Митрич.
Шаг за шагом удалось мне выпытать у него обо всех грабежах этой шайки. Грабили большей частью проезжающих чухон, которые, вообще говоря, не жаловались даже на эти грабежи.
– Почему так?
– Да видите, ваше благородие, они думали, что мы всамделишные черти! – пояснял Митрич.
Шаг за шагом удалось мне выпытать у него обо всех грабежах этой шайки. Грабили большей частью проезжающих чухон, которые, вообще говоря, не жаловались даже на эти грабежи.
Я вспомнил об этом маскараде и потребовал дальнейших пояснений.
– Да, правду говорить, ваше благородие, не хотелось нам напрасно кровь проливать… Нам бы только запугать насмерть, чтоб потом в полицию не доносили. Ведь на нечистую силу не пойдешь же квартальному заявлять!.. Ну вот для этого самого и комедь эту играли…
– И доигрались до арестантских рот! Эх вы!.. Бедные черти!
Меня заинтересовал еще один вопрос.
– Но ведь со мною-то вы не комедь играли? Ведь действительно убить собрались? А?
Митрич почесал за ухом.
– Да оно, того… сумнительно нам стало… – проговорил он нерешительно.
– Какие такие сомнения?
– Да видите, перво-наперво, ваше благородие, у вас много денег было, не то что у чухны копеечной. А потом часы, значит, цепочка… Человек, видно, богатый и распознал, что не черти, а просто…
– …разбойники!.. – докончил за него я, видя его затруднение. – Эх вы!.. Бедные, бедные черти!.. Значит, если бы не праздник, то капут? – спросил я уже весело.
Митрич отвел глаза в сторону и замолчал.
Благодаря показанию Митрича дело разъяснилось быстро. Личности задержанных были установлены. Был в тот же день арестован и четвертый из «чертей».
Оказалось, что это были уволенные в запас. По окончании службы они, промотав бывшие у них на дорогу деньги, решили попытать счастья на большой дороге и вернуться на родину с «капиталами». Не попадись они на последнем деле, их нелегко было бы разыскать, так как они уже решили не откладывать более отъезда. На пай каждому приходилось по 60 рублей, и этой суммой они решили удовольствоваться…
Из награбленного мне удалось все же разыскать часы с цепочкой, перешедшие чуть ли не в шестые руки… Знакомые, видя эти часы, смеялись и говорили, что я достал их из ада, куда утащили их было «парголовские черти»…
Что ж! Каковы черти, таков и ад!..
Но понятие, что такое физический, животный страх, после этого случая я имею… Как видите, этот страх я испытал не при исполнении обязанностей… В заключение же скажу одно: не дай бог никому испытать этот страх. Скверное это состояние!
Солдат-убийца
Вспоминаю я это старое дело (относится к 1859 году) исключительно потому, что я сделал первоначальный розыск и дознался до истинного преступника исключительно путем логического вывода и соображений и долгое время считал это дело самым блестящим в моей практике.
Но будущее чревато событиями, и последующие дела заслонили на время историю этого розыска, а теперь, найдя в своих бумагах пожелтевший лист с моим донесением графу Шувалову, я с удовольствием вспомнил про это дело.
13 июня 1859 года по Выборгскому шоссе в трех верстах от Петербурга был найден труп с признаками насильственной смерти, а следом за этим в ночь с 13-го на 14-е на даче купца Х-ра, подле самой заставы, через открытое окно неизвестными была похищена разная одежда: два летних мужских пальто, брюки, полусапожки, шляпа, зонтик и дамское серое пальто.
Граф Шувалов по получении о том извещения изволил оба эти дела поручить мне для расследования и розыска преступников.
Я тотчас отправился на место преступлений.
Сначала к убитому.
На Выборгской дороге, совсем недалеко от Петербурга, сразу же у канавки, еще лежал труп убитого. Он лежал на боку, голова его была проломлена, и среди сгустков крови виднелся мозг и торчали черепные кости. Он был без сапог, в красном гарусном шарфе и серой чуйке поверх жилета со стеклянными пуговицами. По виду – это был типичный чухонец.
