Эмили казалось, что она может наблюдать за ними целый день, восхищаясь и пытаясь понять, что они говорят друг другу, но Молл дернула ее за руку и повела к одной из прядильных машин.
– Моя малышка, – сказала она одними губами и махнула рукой, и Эмили улыбнулась ей, еще слишком робея, чтобы так же беззвучно произнести что-то в ответ.
Работавшая за станком женщина подняла взгляд, устало улыбнулась и скользнула в сторону, развязывая ремни на переднике и зевая; ее долгая рабочая ночь завершилась. Молл резко махнула рукой, веля Эмили следить за ее руками. Прислонившись к подвижной каретке станка, она стала присучивать нити, которые порвались или запутались в веретенах.
– Ты должна наблюдать за всеми веретенами. – Молл поднесла сложенную рупором руку к уху Эмили и начала громко объяснять, что нужно делать. – Их сотни! Поэтому работать нужно быстро! Нити постоянно рвутся, и ты должна соединять их быстро, как молния, иначе они запутаются, и я потеряю деньги.
Она двигалась вверх-вниз, скользя взглядом по нитям, соединяя, растягивая, подхватывая их, поскольку веретена постоянно двигались то взад, то вперед, то взад, то вперед. Временами Молл кивала и продвигалась дальше, оставляя Эмили заниматься новой работой. Теперь Эмили нужно было самостоятельно следить за нитями по всей длине машины. Стиснув зубы, девочка отчаянно пыталась сосредоточиться на жужжащих веретенах, приближавшихся к ней и отдалявшихся от нее с совершенно потрясающей скоростью. Она была слишком мала для этой работы; ей приходится вставать на цыпочки, чтобы дотянуться до некоторых нитей, поэтому она оказывалась в слишком опасной близости к станку. Эмили чувствовала усталость из-за того, что не выспалась, тело болело: несколько дней ее швыряло от одного края фургона к другому. Кроме того, она была голодна; та горсть каши, которую дала ей служанка, выскользнула из ее рук на пол, а другой ей не дали. Но больше всего она нервничала. В какую жизнь она притащила Лиззи? Это ее вина; она могла принять решение и остаться в Лондоне, пусть даже в работном доме.
И в этом неистовом грохоте, в этой жаркой комнате ее захлестнули усталость и тревога. Она была уже не в силах держать глаза открытыми, не могла стоять на ногах; ей было жарко, ее тошнило, кружилась голова. Она внезапно завалилась вперед, услышала перекрывший стрекот машины крик женщины и почувствовала, как ее потащили назад две сильные руки, обхватившие ее за талию. Станок остановился. Над ней стоял надсмотрщик, лицо его было багровым от ярости. Он кричал на Молл за то, что она остановила машину, а Молл кричала на него:
– Мне пришлось остановить ее, иначе девочка погибла бы.
– За это я вычту из твоей зарплаты час, Молл, – рявкнул он. – И из твоей тоже!
Он снова запустил станок и не сводил с них взгляда, пока они не приступили к работе.
В час учеников отправили во двор обедать. На обед опять была каша. На улице было ужасно холодно, особенно после стоявшей в прядильном цехе жары. Эмили слишком устала, чтобы разговаривать, даже ходила с трудом. На одежде у всех детей были кусочки пуха, словно они попали под дождь со снегом. Все жались друг к другу в поисках тепла, а когда принесли еду, большинство ело в полнейшей тишине – слишком устали. Слышен был только голос Бесс, которая болтала с Лиззи. Младшая сестра Эмили выглядела бледно и почти не отвечала, только кивала головой и улыбалась. Она постоянно оглядывалась по сторонам, увидев сестру, облегченно вздохнула и помахала ей рукой. Эмили с трудом заставила себя помахать в ответ.
Сэм подполз к ней поближе, каша, лежавшая у него в руке, походила на комок серого талого снега.
– Такие злые эти надсмотрщики, правда? Мне достался Крикк. Боже мой, у него кулаки твердые, как кокосы! Я получил от него по уху, еще не начав работать! И воняет там, внутри. Хуже, чем эта одежда, верно? Ты в порядке, Эмили? Ты белая, как призрак.
Девочка слабо улыбнулась. Сэм изо всех сил старался быть приветливым, она понимала это, но ей очень хотелось сбежать ото всех в свой мир мрачных и одиноких мыслей.
– Эй, ешь! – сказал он ей. – Этот ростбиф очень вкусный!
Прошло совсем мало времени, когда колокол на крыше фабрики зазвонил снова, веля возвращаться к работе. Эмили увидела, что другие ученики вытирают рты тыльной стороной ладони, а затем вытирают руки об одежду и торопливо возвращаются к работе. Они мгновенно приспособились к этому распорядку.
– Пойдем, – сказал Сэм. – Еще всего пять часов работы, и, может быть, нам дадут к чаю парочку яблочных клецек.
Свежий воздух немного подбодрил Эмили. Она чувствовала себя лучше и веселее, была больше способна сосредоточиться, и поначалу работа пошла живее, чем утром. Но к концу рабочего дня пальцы у нее все были изрезаны нитками, спина болела. Она прошла много миль взад-вперед по проходу, ни разу не осмелившись отвести взгляд от нитей, а когда зазвонил шестичасовой колокол, подскочила на месте, выходя из транса. Молл только рукой махнула. Ученики могли идти домой, а ей нужно было проработать еще три часа. Эмили задумалась: живет ли она за тем крутым черным холмом, есть ли у нее дома дети, которых нужно кормить?
На улице стало совершенно темно. Девочка выудила пару деревянных башмаков из кучи у двери и устало побрела домой вместе с другими учениками. Первому из тех, кто оказался у двери, дали фонарь, и теперь они шли за покачивающимся огоньком в полнейшей тишине. Лиззи и Эмили крепко сжали руки друг друга, будучи слишком уставшими, чтобы разговаривать.
«Семь лет, – думала Эмили. – Еще целых семь лет до свободы».
К чаю не было яблочных клецек, а снова была каша, на этот раз овсяная, и в ней плавало несколько кусочков овощей. Выдали также деревянные миски, которыми и нужно было зачерпнуть кашу из бочонка. Они сидели с другими учениками, которые работали на фабрике уже не первую неделю и даже не первый месяц. Эмили заметила, что все они ели так, словно это был настоящий пир. У большинства из них был сильный кашель, и они пили водянистый эль, кружку за кружкой. В горле у нее пересохло от пыли в прядильном цехе, и было больно, когда она попыталась что-то крикнуть в ответ Молл, обращавшейся к ней. Девочка заметила, что ученики постарше читали по губам – разговаривали друг с другом, бормоча себе под нос, почти беззвучно, а показывая гласные звуки, широко и смешно растягивали губы. Она увидела, что Бесс и Лиззи строят рожи друг другу и хихикают, словно пытаются вести разговор таким же образом, но тут миссис Клеггинс подняла Бесс со скамьи и поставила впереди перед всей комнатой.
– Эта девочка всегда так много говорит, – заявила она. – Интересно, а алфавит она знает?
Нет, алфавита Бесс не знала.
– Тогда отставляйте плошки в сторону. Служанка все соберет. Раздайте грифельные доски и песок. А теперь каждый из вас должен написать алфавит. Если не умеете, сядьте к тем, кто умеет, и учитесь. Не разговаривайте. Заниматься будете час, пока я пойду к себе и выпью чаю. Затем спать.
Этот час они, конечно, ничего не делали, только зевали и рисовали пальцами палочки и паутинки. Затем вернулась миссис Клеггинс, вытирая рот тыльной стороной кисти и выковыривая из зубов остатки еды, и в комнате стало тихо. Женщина даже не пыталась проверить их работу. С грифельных досок стряхнули песок, доски собрали, мальчикам велели идти в самую верхнюю комнату, а девочкам – за экономкой в свою спальню.
– Постель! – вздохнула Эмили, обращаясь к Лиззи. – Жду не дождусь. Мне кажется, я могла бы уснуть стоя.
– Как лошадь! – прошептала Бесс, и они с Лиззи снова захихикали.
Спальня представляла собой длинную комнату с голыми стенами, в ней стояли кровати и ночные горшки под ними, да еще на крючках висели плащи. В комнате не было камина, стекла дрожали под порывами ветра, швырявшего в окна струи дождя. Миссис Клеггинс велела всем встать на колени и прочитать молитву, а затем забираться в постель, прямо в рабочей одежде, которая пропахла густой смазкой. В волосах у всех застряли комочки хлопкового пуха. Эмили и Лиззи забрались в одну постель, но, когда миссис Клеггинс прохаживалась между рядами постелей, она отбросила одеяло в сторону, вырвала Лиззи из объятий Эмили и вытащила ее из постели.
– Нет, ты не будешь спать с сестрой! – проворчала она. – От сестер одни проблемы, так всегда было. – Миссис Клеггинс подвела Лиззи к другой постели, вытащила оттуда незнакомую девочку и заставила их поменяться местами. – Ты будешь спать с ее сестрой, – приказала она.
В узкую постель к Эмили забралась кашляющая долговязая девочка с холодными как лед ногами. Затем, даже не пожелав доброй ночи, миссис Клеггинс вышла из спальни, забрав с собой свечу и свою огромную тень. Дверь за собой она заперла.
13
Как проходят воскресенья
Эмили показалось, что она только закрыла глаза, когда ее разбудил неистово трезвонящий колокол.
– Что происходит? – испуганно спросила она, на миг растерявшись и не в силах вспомнить, где оказалась.
