Мой плейлист мобильного телефона сменяет Дженнифер Пэйдж на группу Booblik’s Band, вокалист которой пронзительно и проникновенно спрашивает «Что в твоих снах?». Я полностью с головой окунаюсь в слова песни и на последних нотах понимаю, как бы мне сейчас хотелось оказаться посреди огромного поля и во все горло закричать насколько хватит мочи, освобождая себя от всего негативно-пессимистического. Несомненно, поездка пошла мне на пользу. Я уже практически исцелена. И по этому случаю, прошу, просто порадуйся за меня, а я в ответ молча позавидую твоему счастью. Мне постепенно становится безразличным, где ты, с кем ты и как ты. И плевать, что все настолько прозаично. Главное: мне есть, что еще терять… А, следовательно, имеет смысл двигаться дальше.
Я на своем привычном рабочем месте, сижу в самом углу спиной к входной двери. Мне не видно, кто к нам заходит в кабинет в течение дня, поэтому иногда я лишь догадываюсь по голосу, не поворачивая головы, здороваясь чисто машинально и безынициативно. Несмотря на это, четыре сезона подряд я наблюдаю чуть ли не самый великолепный вид, который можно найти в этом городе, так ловко меняющегося с наступлением очередного времени года. Зимой он холодный и гордый, весной улыбчивый, летом аномально зеленый и воздушный, а осенью задумчивый и немного грустный. Я обожаю свою работу за одно это окно, открывающее мне картинки, которые так умело скрашивают двенадцатичасовую скуку, толкая меня на всяческие размышления о забытом прошлом, мятежном настоящем и что самое важное о моем вопросительном будущем. Я давно привыкла к этому уголку, вмещающего компьютер; калькулятор; календарь с отмеченными сменами и с символикой турецкого отеля, где я когда-то останавливалась; горшочек с кактусом по прозвищу Марк; чашку с картой Нью-йоркского штата; открытку от друзей с поздравлениями в день рождения; блокнот с кулинарными рецептами, который я периодически пополняю, когда совсем нечем заняться; крем для рук с минералами Мертвого моря; ключ от личного ящичка и, конечно же, помытый судочек, в котором пару часов назад еще покоился приготовленный заранее обед. Крохотное рабочее пространство такое скромное, но, тем не менее, оно мое, а поэтому в период очередной смены оно бесценно.
Немного уставшая после работы наслаждаясь фисташковым мороженым, я прогуливаюсь по бульвару Пушкина в компании с сотрудником отдела АйТи по имени Александр, который месяц назад перешел работать в другую фирму, а спустя неделю пригласил меня на свидание. Я долго отнекивалась вялой причиной чрезмерной занятости, но сегодня подумала «а почему бы и нет?». В конце концов, я ничего не теряю. Времени свободного у меня завались. Часом больше, часом меньше — кто это заметит? Одним словом, мне вдруг захотелось разнообразить свой вечер, однако после буквально двадцати минут пресной беседы с весьма интеллигентным собеседником, я неожиданно понимаю, что в определенный момент я напрочь перестаю его слушать, зарываясь в собственных мыслях. Я прихожу к выводу, что мне не интересно ни единое произнесенное им слово, я не стремлюсь узнать Сашу поближе, а что самое печальное — я не пытаюсь произвести на него даже самое мизерное приятное впечатление. А это все свидетельствует о бесполезности истекающих минут.
Пропуская мимо ушей подробный рассказ Алекса об особенностях технического образования, я вдруг развлечения ради пытаюсь оценить своего бывшего сотрудника как потенциального парня, с которым можно было бы построить перспективные отношения, и неожиданно с досадой понимаю, что я не могу отыскать ни одной положительной черты его внешности и характера, которая бы меня привлекла. Меня раздражает его прическа. Мне режет слух его чисто украинское «г», профессиональные жаргонные выражения и надоедливые слова-паразиты. Мне не подходит его рост. Меня не привлекает его стиль в одежде. И что самое важное, мне не нравится, как звучит мое имя, когда он его произносит. Вероятнее всего, я чрезмерно придирчива, что можно объяснить просто моей временной неготовностью засматриваться на других парней. Я не расстраиваюсь, поскольку уверена, что этот период пройдет, как успешно пролетели все предыдущие стадии моего выздоровления. Поэтому я вежливо извиняюсь перед Александром, с благими намерениями привирая о том, что у меня вдруг разболелся живот, отказываюсь от его заботливого предложения провести меня и, по-дружески и без лишнего флирта чмокнув его в щечку, поспешно откланиваюсь.
Я вальяжно добираюсь домой пешком, поочередно слушая то Зефиру «Ариведерчи» то Чичерину «Врачи», при чем обе песни далеко не являются вершиной позитива, однако, меня почему-то сегодня они парадоксально воодушевляют на светлое будущее. Я как никогда полна надежды. Я больше не грущу о прошлом, а вместо этого сочувствующе улыбаюсь, ведь совсем скоро из огромной эпохи значимостью во весь наш могущий мир оно необратимо превратится в маленькую серую точку из моей незаконченной биографии, которая потенциально обещает быть весьма интересной…
Небольшой, но весьма уютный книжный магазин Киевского района. Возле окна стоит стол, на котором красуются новенькие экземпляры двухсотстраничной книги, прошедшей нелегкий путь от крохотной мысли, невзначай промелькнувшей в голове автора, до финальной стадии типографического оформления. Людей в помещении немного, что свидетельствует об отрицательной тенденции масштабов читающего населения. Затянувшееся шарканье перемещающихся ног по паркетному полу неожиданно прерывается долгожданной фразой подошедшего к столу человека. Поставленным и весьма приятным голосом он произносит лестное «подпишите, пожалуйста…». Искрометно улыбаясь в поисках своей счастливой гелиевой ручки, Лия поспешно восклицает:
— Конечно, конечно! Кому? — по всем правилам интеллектуалки собирающей дать автограф, девушка бодро задает вопрос и, переводя взгляд на шестого по счету за сегодня художественного критика, застывает, словно ледяная статуя в тридцатиградусный мороз. Непроизвольно улыбка искривляется в недоуменную гримасу, когда из-под бейсболки с эмблемой футбольного клуба «Шахтер» вырисовывается лицо Тимура, загорелое и немного заросшее щетиной, но все с таким же благородным выражением и с высока оценивающим взглядом как раньше. Нависшая пауза придала девушке чувство неловкости, которое нужно было чем-то убрать, но вот почему-то ни одно подходящее слово не лезло в голову. Наконец, молчание прервалось спасительной репликой молодого человека, который, выходя из раздумий, с пользой потративший предоставленное ему время, вдруг невзначай произносит своим привычным прокуренным голосом:
