объятиями. Как и в том, что до Крайтона мне не добраться. На мою дочь объявили охоту, и если в прошлый раз безликие и их невидимый босс сделали ставку на нелюбовь ко мне Сиенны, то в следующий раз они такой ошибки не допустят. Рамон оказался прав: дом Микаэля – самое безопасное место на планете. А его родственники – те, кому можно доверить дочь. Даже Сиенне.
Я была уверена, первая волчица станет меня избегать, но они пришла ко мне на следующий день, первой спросила, как я себя чувствую.
– Думаю о Хавьере, – призналась я.
– Он жив. Сейчас в медицинском корпусе, в стационаре. Но говорят, что быстро идет на поправку.
– До свадьбы поправится?
– Не уверена, да это и не имеет значения. Микаэль выбрал тебе другого мужа.
– Неужели ему до сих пор непонятно, как я к этому отношусь? – поинтересовалась я устало. – Его даже попытка побега не убедила?
– Как ты вообще до такого додумалась? – прорычала Сиенна.
– Вы меня вынудили. Ваша семейка, желающая руководить моей жизнью.
– Дура! Безликие никого не щадят. И тебя бы не пощадили! Если бы я тогда ничего не заподозрила, не отправилась бы тебя искать…
– Ты могла уйти, – напомнила я и посмотрела ей прямо в глаза. – Тогда бы избавилась от меня. Как предлагал безликий. Ты же хотела этого, Сиенна. Я тебе не нравлюсь.
– Не нравишься, – она выдержала мой взгляд. – Вот, например, сейчас, когда допускаешь мысль, что я могла позволить безликим тебя забрать, предать собственную семью и стаю. Я не злодейка, как тебе, Венера, хочется считать.
Она развернулась и ушла, а я тогда, наверное, поверила, что в стае Мика меня действительно защитят. Что я здесь в безопасности. Нужно только играть по их правилам. Выйти замуж за того, за кого скажут. Жить дальше.
В какой-то момент я правда убедила себя жить дальше, перестать питать себя напрасными надеждами, перестать бороться, бояться, что из-за меня кто-то пострадает, как это произошло с Хавьером.
– Спасибо, но я не могу к вам приехать, – возвращаюсь я в реальность. В свою спальню и к разговору с Алишей. – Не хочу подвергать вас опасности.
– Ты недооцениваешь моего мужа.
– Скорее мы все недооцениваем врага моего истинного, – вздыхаю я. – Рамон охотился на него годы, но так и не приблизился к правде. И где он теперь?
– Враг или Рамон? – заморгала Али.
– Оба.
– Подожди, Венера! Ты что, сдаешься?
– Да, Али, – вытолкнуть это легче, чем признаться в этом себе, а я слишком долго обманывалась. – Я решила, что это наша последняя сессия. Если не получится достучаться до Рамона, то я пойду дальше. Буду строить отношения с новым супругом, растить дочь. Я должна заботиться о ней, а не превращать собственную жизнь в ожидание.
– Это несправедливо!
– Как есть, – пожимаю плечами. – Видимо, предки решили, что моя жизнь должна быть именно такой.
Алиша смотрит на меня с тоской.
– Как будущий психолог я понимаю, что это правильно, – говорит она. – Но скажу как твоя подруга: не всегда надо поступать правильно.
Я слабо улыбаюсь, мне нравится, что в Али как-то умудряются сочетаться наивность и мудрость.
– Сегодня я не буду пытаться услышать Рамона, – признаюсь я. – Сиенна как-то сказала, что их связь была односторонней. Я тогда не поверила ей.
– Они не были истинными.
– Это неважно. Если у нас с ним так же, то мне не нужно пытаться «поймать» ответ.
– Ты хочешь просто отправить сообщение? – догадывается Алиша. – Почему мы не попробовали это раньше?
Потому что мне надо было убедиться в том, что он жив. А теперь… Теперь я не уверена, что это сообщение вовсе дойдет до адресата.
Я сдаюсь, а мое послание вовсе короткое:
«Если ты не приедешь сегодня, я выйду замуж за другого, а ты будешь жалеть об этом всю жизнь. Потом будет поздно, Рамон Перес!»
Я вкладываю в это сообщение всю свою ярость, все свои чувства, и когда мы заканчиваем с Алишей, я ощущаю себя опустошенной. Возможно, поэтому я слишком быстро прощаюсь. Я хочу прилечь, поспать, дать отдых себе и дочери, но раздается стук в дверь. Уверенный, тяжелый.
Мое сердце замирает в надежде, что это Рамон. Глупо, конечно. Он же не возникнет здесь по волшебству. Но сердце все равно надеется, и я оказываюсь возле двери с удивительным для беременной волчицы проворством. Распахиваю ее, но вижу Микаэля.
– Уже? – интересуюсь, приподняв бровь и за этим жестом скрывая всю силу собственного разочарования. – Церемония же вечером.
– Нам надо поговорить. Пройдемся?
Обычно фраза «нам надо поговорить» не сулит ничего хорошего, но не в случае, когда ты и так застряла в глубокой мохнатой заднице. То есть когда-нибудь должен был возникнуть свет в конце этого тоннеля. Например, сейчас.
– Ты передумал насчет свадьбы?
– Не передумал.
Свет-свет, где же ты?
– Тогда о чем нам говорить? Если излить душу или рассказать, откуда дети берутся, то ты не по адресу.
Микаэль хмурится, а я замечаю почти рассосавшуюся гематому на его скуле. Кто его так приложил? Причем, судя по скорости регенерации, очень конкретно приложил. Если даже на альфе заживает долго. Сиенна? Ну а что, может у них такие сексуальные игры? Или они просто подрались? Сиенну-драчунью я могла легко представить, а вот дерущегося Мика – нет. Мне казалось, что он из тех, кто все дела решает словами. И это хорошо, что он мягче, добрее. Будь в нем немного больше властности, он был бы ходячим напоминанием о Рамоне. А так у них только упрямство – фамильная черта, и мне не настолько больно.
– Это важно, – Микаэль посмотрел на меня с мольбой во взгляде, и я присмотрелась к нему повнимательнее. Не только скулу разбитую заметила. Он весь был каким-то побитым: не физически – морально. Побитый, взвинченный, но сосредоточенный.
– Если важно, хорошо. Поговорим.
– Давай не здесь.
– Как скажешь, альфа, – пожимаю я плечами. Не знаю, зачем Микаэлю приспичило со мной поговорить, но он здесь
