здесь, – заканчивает он. – С тобой.
Я отражаюсь в его темных глазах, как в зеркалах: счастливая и несчастная одновременно. Счастливая, потому что мое желание сбылось, несчастная – потому что я теперь не знаю, что с этим делать. С возвращением Рамона все должно было стать простым, но, по-моему, все еще больше усложнилось.
– Ничего не понимаю. Я думала, ты войдешь в главную дверь. Нет, позвонишь мне, скажешь, что ты жив. А ты… Не хотел, чтобы я это знала? Знала, что ты в Вилемие?
– Нет, nena, я не хочу, чтобы об этом знали остальные.
– О том, что ты в стране?
Его взгляд становится более глубоким, глубоким и сосредоточенным.
– О том, что я жив.
– Остальные – кто?
– Никто. Никто кроме тебя и Микаэля.
То есть Сиенна не в курсе. И его мать тоже.
– Но почему?
Что я там говорила про «почему»? Сколько еще «почему» у меня в запасе? Но мне действительно надо все знать.
Рамон отводит взгляд, смотрит мне куда-то за спину, и от этого взгляда по спине бегут обжигающе-ледяные мурашки. В его глазах и жесткость, и ярость, и даже чувство некоего превосходства.
– Потому что он допустил ошибку. Благодаря отцу Зена, который нарушил условие сделки, он допустил ошибку.
– Твой враг? – Что тут догадываться? Теперь я понимаю, о чем говорила Сиенна. В его глазах отражается столько чувств, но все их можно подвести под одно определение – одержимость. Правда, когда Рамон обхватывает ладонями мое лицо, его взгляд на мгновение смягчается, а прикосновения полны нежности и заботы. От этого контраста немного жутко. Как он может быть таким нежным и таким безжалостным одновременно?
– Он. От Зена, избранника Мишель, я узнал, что ее похищение им заказали. Не просто заказали, обещали щедро заплатить и даже предоставить поддержку в войне с другими племенами архипелага. С современным оружием это было бы легче легкого. От джайо требовалось всего лишь выманить меня, заставить отправиться за Мишель, спасти ее. Очевидно, оставив тебя одну.
– Что ты и сделал, – грустно улыбнулась я.
– Но тот, кто это придумал, просчитался дважды. Во-первых, он не предвидел, что я привезу тебя сюда, а во-вторых – предательства джайо.
– Ничего необычного, – съязвила я. – Подобное притягивает подобное.
– Он не хотел моей смерти, но получил ее. Прости, nena, мне нужно было убедиться в том, что он действительно так считает. И сделать это предельно осторожно.
Он снова сжал меня в объятиях и уткнулся носом в мою шею, словно не мог мной надышаться. Как бы мне тоже хотелось просто дышать им! Но я не могу, поэтому отстраняюсь. Высвобождаюсь из объятий в очередной раз.
– И? Ты убедился? Откуда ты вообще знаешь, что этот Зен тебя не продал?
– Не продал, – мрачнеет Рамон. – Иначе бы безликие не пытались похитить тебя и дочь. Получается, что после моей смерти они нацелились на моего ребенка.
Мне становится горько. Горько и обидно, потому что Рамон в курсе всего, а я вот не в курсе того, что он в курсе.
– Ты же сказал, что не знаешь о том, что я пыталась сбежать!
– По словам Мика, ты просто ездила примерять свадебное платье.
– Тогда почему ты ему врезал?
– За то, что не уберег тебя от волнений, – мрачно заявил Рамон.
– Да он просто главный источник моих волнений.
– Теперь я это понял. Но, nena, – его глаза сверкнули оранжевым, – к тебе у меня тоже много вопросов. Как ты вообще додумалась до побега? А главное – рисковать нашей дочерью!
– У меня был выбор, Рамон? – вспыхнула я. – Твои милые родственники оказались вовсе не такими милыми, как ты описывал. Они решили, что им лучше знать, как устроить мою жизнь и жизнь моей дочери. Хотели выдать меня замуж. Сделать счастливой, не спрашивая, чего я хочу.
– Почему ты не позвонила Экроту? Не попросила поддержки?
Это что, упреки?
– В этом не было необходимости. Доминик прилетал сюда, и мы поссорились, когда он отказался искать тебя. Ты был единственной моей поддержкой, Рамон. Когда ты исчез, остались только мы с дочерью. Против всех.
Рамон сжимает кулаки, по лицу видно, что ему больно, и в первый миг я пугаюсь, что это действительно так. Он же горел в вертолете. То, что его тело скрыто под одеждой: джинсами и толстовкой, совсем не значит, что на нем нет шрамов. Мало ли, какие травмы он получил?
Поэтому я инстинктивно шагаю к нему, кладу ладонь на грудь.
– Что? – выдыхаю. – Тебе больно?
Он сжимает мою ладонь в своей и касается ее губами.
– Только от осознания, что я снова подвел свою семью.
Снова. Это «снова» бьет наотмашь, потому что я вспоминаю Сиенну. Она тоже была семьей Рамона. Что, если он видит во мне замену? Всего лишь второй шанс?
Сиенна говорила, что Рамону проще гоняться за врагами, что эта борьба всегда была и будет важнее его пары. Важнее семьи. Сердце сжимается словно в тисках от одной этой мысли. Но что, если это правда?
Я должна знать. Точнее, мне отчаянно хочется убедиться в обратном.
– Это в прошлом, – говорю я. – Все мы тут ошибок наделали, на всю жизнь хватит. Но мы можем все исправить. Вместе.
– Я исправлю, nena, – это звучит как клятва. Я даже вздрагиваю, осознавая это.
– Хорошо, – киваю. – Начнем с того, что пойдем и расскажем твоей семье, что я не сумасшедшая, которая верит в твое возвращение.
– Микаэль знает, что я жив.
– А остальные?
– Остальным пока не нужно.
– Почему? Я не понимаю, к чему эта таинственность? Как это поможет тебе? Мне? Нам?
– Это преимущество, которое поможет мне вычислить моего врага.
Вот тебе и ответ, Ви.
Мне снова больно, кажется больнее некуда, но оказывается, что очень даже есть куда. Поэтому я вырываюсь из его объятий, и единственное, что мне хочется – это сделать больно в ответ.
– Значит, Сиенна
