главный, и, бес меня забери, ему удалось меня заинтриговать. Чуть-чуть.
Если можно найти более неготовую к свадьбе невесту, то это я. Микаэль все-таки оплатил выбранное мной платье цвета шоколада, и его мне сегодня доставили. Разложенное на постели, оно напоминало мне о моем неудачном побеге. О моей ошибке. И я не могла заставить себя его надеть. Поэтому пока предпочла ему мягкий спортивный костюм цвета слоновой кости и кроссовки. Удобно, практично, антипразднично. Но я готова была идти так на церемонию. Хотя бы потому, что это не мой праздник, и все, чего мне хочется – нормально родить.
Я жду, что мы направимся в кабинет Микаэля, но он приводит меня в крыло особняка, в котором я еще не была. Я вообще думала, что эта часть дома-дворца закрыта. Но здесь все чисто, значит, слуги убираются, хотя вся мебель запакована в целлофан. Мы оказываемся в комнате, которая когда-то была гостиной, будто близняшкой той, где любит проводить время Сиенна. С пустым камином, с кое-где почти наглухо задернутыми шторами: только солнечный свет отбрасывает яркие линии. Все такое заброшенное, покинутое, что цветы в вазе на журнальном столике смотрятся чужеродно. Большие, раскрытые нежно-голубые бутоны, массивные стебли и широкие, обнимающие их листья. Они словно выдраны из контекста и гораздо уместнее смотрелись бы в оживленном холле.
– Что это за комнаты? – спрашиваю я, и до меня вдруг доходит. Голос садится, когда я озвучиваю свою догадку: – Рамона?
Я почти представляю, как мой истинный мог провести здесь детство и юность. Почти.
– Нет, – спешит перечеркнуть мое предположение альфа. – В этом крыле жили мои родители, у них было пространство только для них двоих. Но после смерти отца мать переехала к нам поближе.
– Пыталась поступить так же, как с Рамоном? Хотела забыть?
– Да.
У прекрасного букета один недостаток: пахнет он тоже ярко, и я чешу нос, чтобы не чихнуть. Как вообще в дом вервольфов могли принести настолько отнимающую обоняние вещь? Слух она не отнимает, поэтому, когда я бормочу:
– Но это же бред, – Микаэль меня слышит.
– Что плохого в желании приглушить боль? – интересуется он.
– Возможно, то, что вместе с плохим ты забываешь все хорошее. Уверена, вы с Рамоном не всегда враждовали.
– Мы были не просто братьями, а друзьями, – признается альфа и стягивает полиэтилен с одного из диванов. – Присядешь?
– С удовольствием.
Ходить мне нравится, а вот долго стоять в моем положении – утомительно.
– Зачем мы здесь?
– Я знаю, что ты не отказалась от идеи, что Рамон жив…
– Отказалась.
Надо видеть лицо Микаэля. Знала бы, что это будет так забавно, захватила бы с собой смартфон и запечатлела бы его на камеру.
– Я не знаю, жив он или нет, но за мной возвращаться не стремится. Значит, нужно двигаться дальше.
– Ты тоже хочешь все забыть? Начать с чистого листа?
– Забыть? Нет! Я ничего не хочу забывать. Ни кто отец моей дочери, ни мою любовь к нему.
– Но ты можешь полюбить заново и жить счастливо, в спокойствии и безопасности.
– В безопасности? – я приподнимаю брови. – Когда за мной гоняются безликие?
– Они не будут делать это вечно.
– Пусть делают это, сколько хотят. Главное, чтобы своего не добились. В одном ты прав, я буду счастлива рядом с дочерью, – я с нежностью погладила живот. – Она мое чудо.
– Ты можешь быть счастлива с другим мужчиной.
– Как Сиенна? Могу. Но не хочу.
Не знаю, откуда во мне эта жесткость, но сейчас я смотрю в глаза альфы прямо.
– Как ты себя чувствуешь, Микаэль? Как часто задумываешься о том, любит ли она тебя по-настоящему?
А что, ему можно лезть в мою личную жизнь, а мне нельзя?
Вервольф бледнеет.
– Сиенна говорила тебе что-то?
– Она говорила, что счастлива. Слишком убедительно, я почти поверила.
Его лицо искажается, будто от невыносимой боли, альфа сжимает кулаки.
– Она тоже верила, что они истинные. Тоже не хотела жить дальше после всего, что случилось. Рамон ее бросил, а я… Я был рядом. Будил, когда ее ночью снились кошмары. Обнимал ее. Окружал заботой и любовью.
– Помогло?
– Нет. И дело не в ней. Во мне, как ты сказала. Я по-прежнему сомневаюсь в себе. В том, что она любит меня.
Он выдохнул со свистом, будто признался в чем-то, что его долгое время душило.
– Видишь, дело в не Рамоне. Даже после его смерти он будет стоять между тобой и Сиенной. Если вы по-прежнему будете пытаться забыть прошлое.
– Как будет стоять между тобой и Раулем?
Да, зовут моего жениха так, что словно специально подбирали. По имени. Кстати, это был один из моих спасателей.
– Нет. Я все равно буду любить Рамона и его черты в нашей дочери. Без Рауля.
– Ты будешь счастлива?
– Странный вопрос. Это зависит не от Рамона, и не от Рауля. От меня.
– Забота и любовь достойного мужчины лучше постоянного риска, что была бы у тебя рядом с Рамоном.
Я рассмеялась.
– Если выбирать разумом, то да. А если сердцем, я бы летела за ним на край земли. Поверь, Мик, если бы не дочь, не забота о ней, я бы давно сбежала, и гораздо удачнее, чем в прошлый раз.
Он посмотрел на мой живот.
– Она помешала тебе?
– Нет, – качнула я головой и обняла себя, и дочь заодно, – просто когда ты будущая мама, приходится думать за двоих.
Кажется, этот разговор подходит к концу. Честно, не знаю, зачем он вообще. Может, Микаэль все-таки засомневается и отменит свадьбу. Он такой сосредоточенный, я практически вижу, что в его голове будто со скрипом вращаются шестеренки, словно он принимает судьбоносное решение. Я жду что-то вроде: «Свадьбы не будет, Венера», а получаю:
– Что, если не нужно лететь на край земли?
Сердце пропускает удар – это сейчас про меня. Потому что я не понимаю Мика, или слишком
