Не выдержала таки.
— Эльвин… ты же умеешь обращаться с женскими нарядами?
Тот, думавший о чем-то совершенно отвлеченном, вздрогнул.
— Не смотри так, — простонала, — его затянули настолько, что я не смогу выйти из кареты, не то что ходить. Горничные не желали слушать возражений… а у меня, в отличие от местных девиц, органы еще на месте.
Мой друг вздохнул и сделал знак развернуться. А когда у меня не получилось — пересел ко мне, чуть сдвинув юбки в сторону. Быстро расстегнул пуговички самого платья, а потом приступил к корсету. Что-то тянул, магичил, пыхтел, и спустя несколько минут я почувствовала, будто внутри меня лопнула струна — и я снова смогла сделать настоящий вздох.
Застонала от облегчения и распрямилась:
— Спасибо, что ослабил… Ой.
— Ну да, я не ослабил — просто распустил, — хмыкнул Эльвин на мою попытку удержать капризную часть скользкого одеяния спереди, — а теперь надо затянуть снова. Только не так туго.
Он протянул ко мне руки, но в этот момент карета остановилась.
Я точно знала, что до дворца далеко — мы только-только подъезжали к подвесному мосту, ведущему к королевскому парку и резиденции. Так почему мы…
— Доброго вечера…. всем.
Яр Кингсман, который, неожиданно для меня, вдруг открыл дверцу экипажа, замер на наружной ступеньке и просунув голову внутрь.
Я почти физически ощутила как он прошелся взглядом по диадеме, волосам, вспыхнувшим щекам и глубокому вырезу, по почти неоновым пышным юбкам и остановился на руках Эльвина, удерживающих мой корсет.
— Я полагал, что ваши отношения — лишь возможность ускорить действия злоумышленников, — протянул он медленно, — А теперь вижу, что это дело — лишь возможность для отношений.
— Вы все не так поняли… — начала я взволнованно, в полном непонимании, как себя вести и как меня угораздило — и почему вообще надо оправдываться — но меня перебил Эльвин.
— Даже если это так, я не думаю, что стоит об этом говорить в подобном тоне, яр Кингсман.
Голос моего друга прозвучал напряженно и даже зло. Я внутренне ахнула, а драконище замкнулся.
— Вы правы, юный Томас. Мне вообще нет до этого дела.
Он уселся напротив нас и отвернулся к окну.
А я разозлилась на обоих.
Что за идиотская ситуация! И неожиданная. И неуместная.
И вообще, что за перепалка, если мы всего лишь выполняем некие обязанности? Конечно, все было не совсем однозначно, но это не повод Декстеру бросаться такими словами, а Эльвину — отвечать в таком тоне. А мне — чувствовать себя, почему-то, виноватой сразу перед всеми.
Как это обычно и бывает, чувство вины быстро переродилось в раздражение.
— Затяни его уже, — сказала хмуро другу и обратилась к Кингсману, — Позвольте узнать, уважаемый яр, отчего мы не встретились непосредственно во дворце?
— Яр Лондон обеспокоился, что ваша провокация и дар будут иметь слишком большой резонанс и стоит озаботиться дополнительной защитой и моим присутствием заранее, — заявил он скучным голосом.
— Наша провокация, — сказала язвительно, — Мы ведь объединены общим делом, не так ли?
— Все верно. Делом, — он коротко глянул на меня и снова отвернулся.
— Готово, — Эльвин застегнул последнюю пуговицу платья.
Мы все вышли из кареты в недобром молчании.
Я даже толком не рассмотрела, куда приехали — высокие светлые стены, много мрамора и колонн, стрельчатые окна и башни и, конечно, огромный вход, полный света, и лестница, со стоящими на каждой ступени стражниками.
Просто приняла руку Эльвина, а также тот факт, что Декстер держался позади.
Все-таки предчувствие меня не обмануло.
Вечер только начался — а мне уже тошно.
Испытание балом
Человек не существует как отдельная единица.
Мир человека состоит из множества систем, в которых у каждого есть свое место.
Система «дочь-родители», «сотрудник-коллеги-начальство», «мужчина-женщина». И в этих системах у всех элементов свои способы взаимодействия, свои причины поступать так или иначе и своя ответственность и правда.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Только если ты находишься на своем месте, а рядом с тобой — другой человек на своем, а не мужчина в роли сына или коллега в роли босса, то все работает слаженно и без сюрпризов. И все участники чувствуют себя в безопасности.
Когда меня вышвырнуло из привычной системы, я поняла, насколько она была важна для ощущения комфорта. Но сразу встроиться в местные конструкции не смогла — даже ради пресловутого комфорта. И не только потому, что не понимала их, но и потому, что не готова была признать.
Не готова… но мне жить в этом мире. И, глядя пусть даже на Эльвина, который не позволял себе, будучи «яром на публике», вульгарных жестов, или в качестве «успешного адвоката» — бесчестных действий, следовало и мне понять, что если я хочу быть в этом обществе «своей», мне следует признать и привычные им системы.
Дело не в притворстве. И не в том, чтобы сломать собственный характер и мировоззрение. А в том, чтобы относиться уважительно к тем обстоятельствам и людям, которые меня окружают и — что уж там — помогают. Возможно, яром Кингсманом двигало раздражение или даже ревность, но и я осознала, что действительно воспитанная девица не попала бы в такую ситуацию. Просто потому, что ей и в голову не пришло бы использовать спутника в качестве горничной и обнажаться на людях.
Ведь один мужчина мог воспринять это как предложение.
А второй — как факт, что предложение сделано другому мужчине.
Мрачных раздумий на эту тему хватило как раз на длительный переход до «малой бальной залы», куда мы добирались по множественным коридорам и лестницам.
Малая зала была огромна.
Вытянутое помещение с высокими расписными потолками, витражными окнами почти до пола, огромными золочеными вазами, полными цветов, и… вездесущим блеском. От магических огоньков и светильников, от зеркал и натертого пола, от хрустальных люстр наверху до драгоценностей дам — и некоторых кавалеров — все блестело и переливалось как в последний раз.
Я беспокоилась, что одета слишком ярко и вычурно? Напрасно. Я растворилась в этой разноцветной толпе моментально.
Мы трое так и держались вместе, пусть у меня и возникло ощущение, что мы сейчас друг от друга дальше, чем когда-либо прежде. И вместе приседали-раскланивались в ответ на приветствия знакомых яров. А те так и норовили поприветствовать, оценить меня, а самые бойкие — может и близкие — аккуратно поинтересоваться, в каких мы с Эльвином находимся отношениях.
Искусству не прямолинейной речи, когда надо все выяснить, но выяснять нельзя, мне еще предстояло научиться.
— Яра, восхищена вашим ожерельем. Так похожи на сапфиры Томасов…
— Где вы остановились в столице? Если вы скажете адрес, я пришлю вам приглашение на небольшой прием.
— Какой интересный фасон платья. Все-таки раньше мастерицы знали свое дело… Вероятно, вы приехали в Блэтфорт недавно — я могу посоветовать хорошую модистку.
Искусство увиливать от таких ответов тоже следовало освоить.
— Да, эти камни поистине великолепны, цвета глубоководного озера.
— Яра Тимсон пока все никак не может найти достойного жилья, — «яра Тимсон» — это была я.
— Чудесная идея. Думаю, яра обратится к вам с удовольствием за советом, как только придет время.
Наше время пока тянулось.
Пунш в хрустальных бокалах, толкотня, танцы возле музыкантов, неспешные, а иногда и бурные разговоры, колкости и лица, лица, лица… Как-то я читала, что, прежде, девицы и юноши благородных кровей тратили годы на то, чтобы изучить генеалогические ветви крупных родов, разобраться в хитросплетениях родственных связей, гербов и девизов, внешних особенностей, чтобы потом, на подобных балах, не ударить в грязь лицом. Что ж, это было весьма правильно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Интересно, какой девиз у Кингсмана?
«Оставайся мрачным», наверное.
Размеренность действий, разговоров и реверансов меня успокоили, и я уж было решила, что осталось только пережить встречу с королем, и все будет в шоколаде, как Эльвин вздохнул.
