Ой, Алис, не скатывайся в депрессию. Чуточку влюбилась в Спиридонова. Пострадала месяц? Забыла и перевернула страницу. Вася он хороший, хоть и немного странный, просто не надо было придумывать себе образ принца, там кони одни.
— Грустишь? — от голоса Вадима я подскочила на месте, а он, виновато улыбнувшись, протянул мне пачку парламента. Я поломалась прикидывая стоит ли, но все равно взяла сигареты.
— Странная ты девчонка. Отбитая, конечно.
— Ну уж какая есть… — развела руками в стороны, намекая, что ничего с этим не поделать. Он принял как данность. А потом дверь дома снова открылась и Никита выбежал к парковке. Нарочито бодрый шаг, небрежно стянутый хвостик на затылке, атлетичная фигура, забитые татуировками руки. Он был как образец героя какого-нибудь сопливого романа. Отрицательного героя, который разбивает всем сердца. Я усмехнулась про себя. Все же хорошо, что в него мне не довелось влюбиться. По этому экземпляру я бы выла.
— Она спала с Никитой, — тихо произнёс Вадим. — И ещё с какими-то мужиками. Она всегда изменяет…
Зачем мне эта информация? Для чего тут исповедоваться. Весь запас поддержки я сегодня исчерпывала.
— А ты?
— И я изменяю… — признался без бахвальства прокурор. — С первого года брака.
— И зачем? — мне не было любопытно. Но поддержать разговор стоило бы, потому что мне как-то надо ему намекнуть, чтобы он со своим гаремом проваливал. Я вот тоже домой уеду.
— Так получилось…
— Нет, зачем вы вместе? Не логичнее быть свободными?
— Мы семья, — с грустной миной признался Вадим. — Я ее не люблю, она не любит. Но мы семья. Мы вместе…
Странное у них понятие вместе. У меня муж к одной любовнице ушёл я была готова их на лоскуты порвать. А тут…
— Для чего ты мне все это рассказываешь? — я пригляделась и увидела как собака тащит какую-то палку. Шикнула на неё.
— А для чего ты весь этот спектакль сегодня разыграла? Хотя было весело. Лера давно на меня ревниво не смотрела.
— Затем, что не надо разрушать чужие семьи, если свою загадили, — жестко обрубила я, понимая, что вся моя дипломатичность коту под хвост.
— Чем ты ее напугала?
— Сказала, что уведу тебя…
Мужчина заливисто рассмеялся. А я передернула плечами. Стало холодать.
— А я так и пойду? — он веселился и издевался, скрывая за этим всем безысходность.
— Конечно пойдёшь, — безапелляционно заявила я. Прозвучало самонадеянно. — Если дать тебе то, что не даёт она.
— Она мне все даёт.
— Не опошляй, ладно? — я привстала и, проходя мимо, тихо произнесла:- Тебе никто не предлагал честность…
Мужчина замолчал и проводил меня взглядом. Почти у двери меня догнал его голос.
— Хорошая ты, хоть и злая… Чего хочешь?
Я обернулась и уставилась на прокурора.
— Чтобы чета Полонских сегодня осталась одна.
— Подкинешь до города?
Подкину чего уж. Если я единственная трезвенница сегодня. А когда машина остановилась возле элитной высотки, Вадим, что сидел на пассажирском, дождался, когда Лера с Тасей выберутся из авто и коротко сказал:
— Хорошая и злая девочка, будут проблемы- звони, — на панель легла визитка, и мужчина, без слов прощания или благодарности, удалился. Я выдохнула и вырулила на проспект.
В кои-то веке я припарковалась возле дома нормально. Строго на одно место. Задержалась, вдыхая аромат черёмухи и раскалённого асфальта. Почти лето, но ещё не взаправдашнее. Поднялась на этаж. Открыла дверь. Спустила с рук Ириску, чтобы включить свет и закрыться на замок. Но не успела. Сильная рука зажала мне рот, а телом меня толкнули к стене, не давая возможности развернуться.
— Попалась, беглянка.
Глава 23
Сердце билось где-то в горле. Дыхание перехватило, а по венам растекался колючий мороз. Я закрываю глаза, потому что того света, что тонкой ниткой льётся из общего коридора все равно не хватает. Мужская рука спускается по моей спине, больно надавливая на позвонки, доходит до поясницы, оглаживает ягодицы, идёт ниже, к краю платья. Задирает его. Шершавые пальцы прикасаются к полоске белья, отступают, стискивают оголенную кожу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я могу закричать. Могу вырваться. Хотя бы попытаться. Но не делаю этого.
Ладонь, что держит мне рот, ослабевает. Я улавливаю еле заметный аромат костра и почему-то горького шоколада. От недоумения, что появляется в голове я теряюсь в пространстве и перестаю дёргаться. Юбка возвращается на место. А сильные руки сжимают талию и вынуждают развернуться.
Порочный блеск чёрных глаз. Мучительно закушенная нижняя губа.
Никита ухмыляется.
Резкий шаг вперёд и он снова прижимает меня к стене. Касается груди. Наклоняется лицу и, размыкая мои губы своим языком, целует. Если бы секс можно было охарактеризовать лишь поцелуем, то это он и был бы. Ник напористо вторгается, прикусывает, нежно зализывает места укусов.
Меня продирает дрожь. Тело, ещё несколько секунд назад от адреналинового всплеска ослабленное, разгоняется и бьется в агонии. Кожа под его пальцами вспыхивает, его дыхание щекочет. Азарт, желание, дрожь все смешивается в пламенном коктейле, и у меня сносит крышу, рвёт тормоза и я начинаю отвечать на его касания. Его губы упрямые и щетина… Почему у него такая невероятная щетина, об которую хочется тереться, как кошке об хозяйскую руку? Я и сейчас себя ощущаю кошкой, что липнет, почти мурлычет и напрашивается на ласку. Я запускаю пальцы в его волосы, жёсткие. Стягиваю резинку. Хочется потянуть за пряди, но я прикусываю мужскую шею, стараясь касаться одними клыками.
Ник выдыхает рвано. Отстраняется. Окидывает взглядом и я его тоже. Растрёпанный, с лихорадочным блеском в чёрных глазах. Я не знаю как так получается, что у меня в его присутствии отключается мозг. Я всегда контролирую ситуацию. И в постеле тоже. И с Васей все было иначе. Нежнее, романтичнее, скучнее… А здесь смесь из желания, похоти и голода.
Господи, Алиса прекрати сравнивать. Не включай голову, тебе ведь хорошо. И лучше пока что ещё ни с кем не было. Прекрати и просто живи сейчас. Общим безумием, которое накрывает при соприкосновении с этим мужчиной.
Он резко наклоняется и присаживается на корточки у моих ног. Аккуратно касается лодыжек и расстёгивает босоножки. Ведёт рукой до колена, оглаживает, приподнимает глаза, смотрит снизу вверх, и от этого мне хочется сжать ноги. А его ладонь продолжает путь, касаясь внутренней стороны бёдра.
Ты падшая женщина! Падшая! Потому что невозможно так себя вести с человеком, которого видишь второй или третий раз в своей жизни. Вспомни сколько временни прошло прежде чем ты позволила бывшему мужу больше, чем просто поцелуи. А Вася? Полгода ты не могла решиться. А сейчас что? Почему? Как? Что в этом экземпляре с сильными руками и откровенно блудливыми глазами такого, что ты поскуливаешь от его прикосновений, не можешь оторваться от его губ? Что?
Я не знаю.
Не хочу знать, поэтому просто завожу его руку себе за спину, чтобы снова оказаться в объятиях. Шагаю в сторону. И ещё. В спальню. Под тёплый свет ночных бра, в котором можно разглядеть косые мышцы живота, кубики, рельефную грудь…
Почему я этого не помню? Почему не могу сказать, что больше года он был таким же крышесносным? Почему мое сознание стёрло и тонкие нити браслетов на жилистом запястье, и кожу цвета молока с бронзой, и эту тёмную дорожку, что уходит вниз под пряжку ремня.
Я, как заворожённая тянусь пальцами к джинсам, но меня прерывают. Отводят руки, чтобы перехватить их одной ладонью, а второй забраться под ткань платья, коснуться кружева белья, вскользь, пройти ниже, дотронуться до чувствительного живота…
Я вздрагиваю, всхлипываю.
И Ник толкает меня на кровать. Переворачивает лицом к постели, заставляет встань на колени, опереться локтями, а потом надавливает мне на лопатки, чтобы я прогнулась сильнее.
Ловкие пальцы цепляют пуговицы платья одну за одной, откидывают ненужную ткань. Мужчина ведёт рукой вдоль позвоночника, дотягивается до бюстье, расстёгивает, при этом вжимаясь пахом в мои ягодицы. Я инстинктивно подаюсь навстречу. Но он отдаляется. Лишь поглаживание шершавых пальцев по ажурному белью. И контраст касаний, когда он задевает кожу.
