Значит верность всё-таки дорогая валюта. Этому подавай один секс, но с пометкой.
— Нет, — мне претила сама мысль отношений, пусть и построенных только на постеле. Я обожглась и ещё раз воспламениться не хочу. Не будет простого секса, все равно кто-то из нас сломается первым и захочет большего. А я не смогу этого дать. Я привыкла только брать.
— Что ты теряешь? — он оперся спиной на одну из полок и ему прилетело моим свитером сверху. Все никак руки не дойдут привести в порядок гардеробную.
— Может быть самоуважение? — решила разыграть гордую и неприступную, лишь бы не признаваться, что просто боюсь не вывезти такого формата.
— Не мели чепухи, — мужчина отмахнулся. — Я тебе не проституцию предлагаю, не брак с отягчающими. Всего лишь приятное времяпрепровождение. Ты ведь ещё не пробовала, а уже отказываешься.
— Это не бабушкин пирог, чтобы пробовать! — я вытащила из закромов другую сорочку. По закону подлости ей оказалась «бабушкина» хлопковая блюстительница нравственности. Это когда почти до пят и в мелкий цветочек.
— Хорошо, давай детально обсудим все. Какие пункты ты хочешь внести?
Никита был явно из тех кто не любит сдаваться. Или из тех кому наплевать на всех остальных, лишь бы ему было хорошо. Вот этот момент с учетом того, что я и сама такая, почему-то уколол.
— Мы не будем ничего обсуждать, — я психанула и натянула на себя нравственную сорочку, вышла из гардеробной, просочившись мимо мужчины и направилась в ванну. — Нормально переспать и разбежаться. Не нормально переспать с первой встречной и растянуть этот секс во времени. Ты, вообще, представляешь, я могу быть неряхой, храпеть, ну или спускать все деньги на казино.
Побыть одной мне не удавалось. Последние слова я хрепела через зубную щетку, потому что Ник неотрывно следовал за мной. Умывшись и сплюнув зубную пасту, я обернулась, чтобы встретить мнение оппонента.
— Ты не храпишь, я прислушивался. В квартире у тебя чисто. У тебя последняя модель телефона, хорошая машина и дорогие вещи, так что казино отпадает, — он стянул футболку и расстегнул джинсы. Я приоткрыла рот, ещё не понимая, что он делает и вжалась филеем в стиральную машинку. Мужчина разделся и шагнул в ванну. Включил воду. Протянул мне руку. Я, словно сомневаясь в себе, зажала ладони в подмышках, а то они такие коварные, сами потянутся навстречу.
Никита пожал плечами и скрылся за шумом воды. Я присела на закрытую крышку клозета, подперла подбородок рукой и крепко задумалась. С одной стороны я действительно ничего не теряю: мужчина мне нравиться до истеричных хрипов, он приятный и обходительный, щедрый опять же, а ещё ему не нужны отношения, обычный банальный секс и все. С другой- ещё не известно чем его банальность обернётся нам обоим, а судя по тому, что мы оба нарциссы и эгоисты, хорошего не жди.
— Но я знаю, что от тебя пахнет колокольчиком, — он выключил воду и продолжил свою избирательную речь. — У тебя рыжая псина, ты больно кусаешься, когда тебя что-то бесит и при взгляде на меня у тебя мокрые стринги…
Про нижнее белье было лишним. Я уж подумала, что он тут решил использовать запрещённый приём с «люблю не могу», но обошлось.
— И это все имело бы смысл, если ты я тебе предлагал отношения, но важно здесь только последнее, ведь я предлагаю секс.
Признаться логика в его словах была. Я посмотрела на мужчину снизу вверх, мимоходом отмечая, как соблазнительно блестят капли воды на его теле. И не знала, что сказать.
— Соглашайся, — он приблизился и заставил меня встать, обхватил талию мокрыми руками, от чего сорочка сразу прилипла к телу. — Не понравиться, разбежимся через неделю.
Я ощутила жар исходящий от Ника. Закусила губу, а он наклонился и лизнул мою шею. В конце концов, я ни черта не теряю!
— А тебе не проще проституток вызывать? — я все же решила прояснить один момент.
— Нет, мне охотиться нравиться, — шепнул мужчина в мои губы и задрал подол сорочки.
Глава 26
Смятые простыни, как лепестки пионов. У них такой же аромат. Тягучий, сочно-зелёный, с травянистым послевкусием. Или бархатный, приторный, как махровые бардовые цветы. Они рассыпаются по полу, ломают стебли. Они занимают все пространство и все мысли, оставляя одну единственную: он со мной, я с ним. И нет ничего больше для двух безумцев, что упоительно счастливы в своём вымышленном мире, где он приносит цветы на каждую из встречу. Он не повторяется в выборе и кажется, что каждый поцелуй теперь цветочный. Почти как французский, только со вкусом гиацинтов, полевых ромашек или, как сейчас, пионов. А я в этом неправдивом мире смеюсь больше дозволенного, ем клубнику, что опять же приносит он и… И что я ещё делаю? Упиваюсь неразбавленным наслаждением, которое, как игристое вино жжет губы, щекочет язык и оставляет после себя кислинку предвкушения.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Нам, чокнутым безумцам, не нужен остальной мир. Зачем? Мы построили свой из хрустального янтаря, как леденец, в коем играет солнце. Из морской соли, которой пропитываются тела и воздух. Она оседает такой тонкой паутинкой, что будоражит рецепторы, если прикоснуться губами к жёсткому плечу. Из напитанной тёплом земли, что в июне пахнет особенно: сухо, разнотравьем и бабочками. Никто не знает как пахнут бабочки. Но я уверена, что именно так: летним дождем, росой, что пристраивается на тонких веточках, дикой земляникой.
Этот мир столь хрупок, что оба его создателя боятся потянуть не за ту нитку, поэтому берегут его, окружают огнём своих тел, делятся радугой, что после летнего дождя видна отчётливо. Мир укрытый тихими разговорами, шёпотом под тонкой простыней и стонами без неё. Мир…
Как целый остальной мир становится незначимым, лишь только одно упоминание, всплеск, память подсовывает нам дагерротипы где только двое, растворившиеся друг в друге, согретые друг другом под июньским солнцем, танцуют одним им понятные танцы из прикосновений кожи, поделённого на двоих дыхания?
Я хочу кричать, плакать, только, чтобы это не прекращалось. Чтобы и дальше было это лето, где только я и Никита. Я не понимаю как одна постель может так связать людей, да и не стоит этого понимать, ведь важны только его жёсткие пальцы на моем теле, мои вздохи, тонкие касания, которых нам не хватает и день за днём мы продолжаем играть в эту игру. Я обезумела от прилива наслаждения, все видно через призму розовых очков, но я не люблю.
А он…
Никита-человек праздник. Всплеск эмоций. Он не знает слова «нет», для него звучит только одно «да». И иногда оно меня ломает, заставляет делать нереальные вещи, а потом я не понимаю как жила без этого. Он словно зажжённый салют с грохотом, вспышками. Его всегда много, но потом мне мало. Его мало, голоса, запаха…
Он соткан из противоречий и самых безрассудных поступков. Он забирает меня с работы, вывозит в лес, что скрывает за собой поворот реки. Закатное солнце на побережье золотит кожу, илистый запах речной ряски, грубый горячий песок и только он в моих глазах, с шальной улыбкой, с хриплым бархатным голосом. И ночь на капоте машины в росчерках звездопада.
Он наполнен музыкой, что льётся из старой гитары, которая висит в углу квартиры. Серебряный перебор под звон дождя. Одна ночь на двоих в свете свечей и тепле прогретого за день воздуха. Медленная мелодия по струнам.
И танцует он под любую музыку. И везде. В ресторане, где летняя веранда со сценой, он отжигает под «Челентано», умело пародируя и актёра, и певца. Вокруг него толпа и он, как рыба в воде в ней. Его тело само отзывается на мелодию, он нереально притягателен и я ловлю себя на мысли, что да, такой мужчина мой. Не весь, но…
Никита спускается со сцены одним прыжком и с распахнутыми руками. Футболка приподнимается и оголяет косые мышцы живота, и я чую эти голодные взгляды. А на пустой парковке гипермаркета показываю ему насколько он хорош. И он втягивается в эту непонятную игру, чтобы убедить, что хороша для него уже я. И я убеждаюсь, выдыхая его имя, шепча…
