— Что? — спросила я с недоверием.
— Вот ты Алис, как бы ответила на такое хамство? — воинственно переспросила помощница главного бухгалтера.
— Ответила бы, что в истории чаще встречаются случаи, когда сорок восьмой размер сарказма посылает к чертям десять сантиметров самомнения, — отозвалась я в излюбленной своей манере и наступила совсем тишина. Даже я затаила дыхание. Да что там. Даже кулер не булькнул водой. А потом как начался галдёж. Христину подбивали так и ответить. Бухгалтерия жаждала крови и желательно соплей, которыми умоется пакостник. Дама с ресепшена требовала отдать ей пароль от аккаунта, а уж она-то не посрамит честь мундира, тьфу, знамя женского рода. Миниатюрная барышня из юристов предлагала вообще назначить мужику свидание, прийти всем скопом и посмотреть как он будет трепать языком перед такой армией. Меня кто-то дергал за руку, просил сказать «что-нибудь такое же острое», потом дамы решили отдать мне пальму первенства по ехидству. А я… Я тихонько выкинула остатки обеда в мусорку и, налив стакан горячей воды, вернулась в приемную.
Через полчаса меня добавили в беседку «За нас красивых, по ним рогатым», где продолжилось обсуждения обеденного заседания. К концу рабочего дня у меня появились фанаты, а ещё я наконец-то узнала какого это работать в женском коллективе. И почему-то не отказалась от предложения посидеть в ближайшем баре, поддержать Христю. Хотя, сама девушка вроде бы не нуждалась в сеансе психоанализа, но тоже согласилась.
Бар оказался миленьким. Компания из шести девушек заняла большой столик и болтовня продолжилась. Я, немного подавленная таким дружелюбием, снова забилась в угол и наблюдала. Мадмуазель с куделькой на голове рассказывала про свой первый брак, «ресепшн» сыпала фактами о латентном гомосексуализме и то, что если мужчина не любит дамские объёмы, он и есть тот самый. И только мы с Христиной молча наслаждались вечером. А после полуночи, когда задёрганный официант тонко намекнул закрыть счёт, мы опомнились, что у кого дети, мужья, лично у меня собака и засобирались по домам.
Я закинула по пути одну девицу из маркетингово отдела домой и подбросила вторую. Оставшись одна в машине, я включила музыку и со спокойной душой поехала к себе.
Устав за столь долгий и плодотворный день, в подъезде я стянула туфли и понесла их в руках, держа за каблуки. На моем этаже пол под босыми ногами качнулся, потому что на ступеньках сидел Никита. Окинув меня задумчивым взглядом, он холодно спросил:
— Какого черта я сделал не так?
— Я недостаточно громко восторгалась подарком? — спрашиваю и собираюсь преодолеть пару ступенек, что ведут на площадку. В вопросе моем нет ни яда, ни вызова. Какая-то фаталистичная обречённость, словно я мать, которая не может угомонить любимое чадушко. Будь я поэтом, сказала бы, что это безразличие. Но я-это я. И мне невдомёк как некоторые орудуют словесами, словно сурикенами, то есть бьют наповал.
Не дождавшись ответа, я прижимаюсь к стене и делаю последний шаг до площадки. Мою ногу в районе щиколотки перехватывают. Мне ничего не остаётся кроме того, чтобы снова посмотреть на мужчину. А интересно сколько он тут уже сидит, как белоруской партизан перед немецкой армией? На вид сказала бы, что пару часов точно: растрёпанный, без привычного ему мужицкого лоска, от которого меня плющило все выходные. Словно спесь сбили. Хотя, почему это словно? Наверно и сбила, чего уж душой кривить.
Неожиданно я поймала себя на мысли, что меня не раздражает один конкретный программист. Да, я устала, словно двойную смену в борделе отпахала, но вот он не бесит от этого сильнее.
Наоборот. Как будто сейчас все вернётся в привычную колею. Он усмехнётся, коснётся губ и мне станет наплевать на весь мир.
Мысленная затрещина отрезвила. А ещё то, что Никита поднялся со ступенек, став выше, подцепил указательным пальцем мой подбородок, заставил посмотреть в глаза и хрипло потребовал:
— Отвечай, — от бархатного, как хороший пряный кофе, сваренный на песке, голоса, меня продирает крупная дрожь. Я одёргиваю голову, чтобы выбраться из этого гипноза и, задев парня плечом, прохожу к двери. — Ты ведь даже не собиралась перезванивать…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Какой догадливый.
— Ты не задержалась на работе, я звонил в издательство, — я фыркнула и толкнула ключ в замочную скважину. — От тебя пахнет дымом кальяна, а не привычным мне колокольчиком… Так что я сделал не так?
Его что заклинилось? Мне лень отвечать, поэтому я вхожу в квартиру, бросаю туфли на пол и подхватываю на руку Ириску. Она привычно поскуливает и лезет лизать нос, но я перехватываю порыв и прижимаю ее к груди. Поворачиваюсь, чтобы закрыть дверь, но мужская рука останавливает и Ник входит следом.
— Звони…
— Кому? — я, опешив, таращусь на ловеласа и прикидываю варианты общения с буйнопомешаннымм.
— Мне, — он опирается плечом о стену и с вызовом протягиваем мне мою сумку. Я не шевелюсь, продолжая прижимать к себе собаку. — А ты не позвонишь. Ведь у тебя нет моего номера…
Последнюю фразу он целит сердито. А я чуть ли ни бросаюсь аплодировать с воплями, дескать это гениально Холмс, вы мастер дедукции.
— Поэтому в третий раз спрошу, Алис, что я сделал не так, что ты сбежала от меня, забыв нижнее белье?
— Да что ты привязался? Что не так? Что не так? — я выпустила Ириску и прошла в зал. Никита мягким шагом следовал за мной. — Потрахались и ладно, зачем усложнять? Мне не восемнадцать, чтобы не понять к чему подарки с утра дарят. Я просто избавила тебя от нелепых объяснений в стиле это было горячо детка, но на большее не рассчитывай…
Последний слова я прокричала из гардеробной, где стягивала с себя юбку. Никита наблюдал за моим разоблачением с неприкрытым интересом. Я опомнилась, что стою в тонких чулках и блузке перед мужчиной и попыталась вытолкать его наружу.
— То есть ты считаешь подарок с утра аналогом откупа? — вытолкать не удалось, я плюнула и стала расстегивать атласную рубашку.
— А разве нет?
— Нет, — он абсолютно честными глазами смотрел на меня. — Это нормально дарить подарки девушке, с которой тебе хорошо.
— Никит, это не нормально дарить подарки стоимостью в четверть моей зарплаты спустя пару перепихонов! — с психу я дёрнула из ящика кремовую сорочку, порвала лямку. Вызверилась на свою криворукость.
— Перепихонов? — процедил он. — То есть для тебя это просто переспали и все?
— А для тебя не все? — я рассматривала ночнушку и прикидывала: выбросить или отнести швее, чтобы исправила оплошность.
— Нет, — спокойно выдыхает мужчина, переводя на себя мое внимание.
— Господи, — я прикрываю глаза рукой, — просто ответь чего ты от меня хочешь?
— Большую и чистую не просить? — лукавая усмешка раскрашивает его лицо с трёхдневной щетинной.
— Извини, я больше по маленькой и грязной…
— Я согласен! — он так ретиво подписывается, что я чую подвох.
— На что? — все же уточняю, а то у нас с ним явно речевые проблемы.
— На маленькую и очень грязную, — он шагает ко мне, выдёргивают из рук сорочку и заставляет посмотреть в лицо.
Я оторопело вытаращилась и захлопнула рот. Нет, нет, нет! Отношения это не для меня. Я катастрофически не умею их строить. Я инфантильная и эгоистичная. Примерно это и услышал Никита, но лишь пожал плечами.
— Я и не прошу отношений. Просто секс. Никто никому ничего не должен…
Мне вдруг стало интересно, а не проще с таким мировоззрением пользоваться услугами профессионалок. Они тебе и все позы Камасутры и мозги не любят. Но видимо мне что-то было не понятно в мужиках, раз некоторые предпочитают аналог продажной любви. Кстати, тут на ум пришло ещё одно осознание: почему мужчины любят иметь в любовницах замужних женщин. А что? Она ухоженная, всегда довольная, у неё не болит голова, потому что все это она проворачивает с мужем, а ему достаются сливки.
— Хотя знаешь, — Ник смотрел неотрывно мне в глаза, — один момент стоит прояснить: ты спишь только со мной, я сплю только с тобой и никого больше в постели быть не может. Даже, когда одного из нас в ней нет.
