— Вы должны знать, как отец ненавидит меня. Когда я отказалась выйти замуж, он навсегда выгнал меня из дома… Почти проклял и выгнал, — повторила Янка с горечью. — Я ушла — пришлось уйти — и теперь уже не вернусь никогда, не променяю свободу и театр на домашнее рабство. Случилось то, что должно было случиться. Отец сказал мне тогда, что у него нет дочери; теперь я говорю: у меня нет отца. Мы расстались и никогда не встретимся. Мне достаточно самой себя — искусство заменит мне все.

— Значит, вы не вернетесь? — спросил Анджей. Из ее слов он понял только одно: она останется здесь.

— Нет. У меня нет дома, и театр я не брошу, — спокойно ответила Янка, холодно глядя на Гжесикевича, ее бледные губы дрожали, быстро поднималась и опускалась грудь, выдавая внутреннюю борьбу.

— Вы убьете его… Он любит вас… и не перенесет этого, — мягко убеждал Гжесикевич.

— Нет, пан Анджей, отец не любил меня и не любит… Кого любят, того не мучают всю жизнь, не выбрасывают из дома как ненужную вещь. Даже собака не гонит своих щенят из конуры… Даже собака, животное, никогда не делает того, что сделали со мной!

— Панна Янина, я глубоко убежден, что, хотя в момент возбуждения и гнева отец велел вам оставить его дом, он ни на минуту не думал об этом серьезно, не допускал даже, что вы примете это всерьез. Надо его видеть сейчас, чтоб понять, как он жалеет о своих неосторожных словах, как тяжело ему без вас… Панна Янина, клянусь, вы осчастливите его своим возвращением! Вернете ему жизнь!..

— Он просил вас вернуть меня в Буковец? Может быть, вы привезли мне письмо от него? — неожиданно спросила Янка. — Только говорите правду, прошу вас.

Гжесикевич ответил не сразу и помрачнел еще больше.

— Нет… не говорил и не писал, — признался он; его голос едва можно было услышать.

— Значит, так он любит меня и так жаждет видеть? — И Янка засмеялась неестественным смехом.

— Разве вы его не знаете? Старик умрет от жажды, но ни у кого не попросит стакана воды. Когда я уезжал и сообщил ему об этом, он не сказал ни слова, но так посмотрел, с такой силой пожал мне руку, что я все понял…

— Нет, пан Анджей, вы его не поняли. Тут не во мне дело, а в том, что все в округе судачат о моем отъезде и о том, что я поступила в театр. Кренская не теряла времени. Отца беспокоит, что обо мне распускают сплетни, треплют его имя, отец хотел бы увидеть меня сломленной и уничтоженной, ему нужно насытить свою ненависть, терзать и мучить меня как прежде. Вот что ему нужно!

— Вы не знаете отца! Такое сердце…

Янка прервала его:

— Не будем вспоминать о сердце, которого нет. Да, сердца нет, а есть только одно сумасбродство.

— Так что же вы мне скажете? — спросил Анджей, поднимаясь. Его душили спазмы гнева.

В прихожей раздался звонок.

— Не вернусь никогда.

— Панна Янина! Вы должны пожалеть…

— Жалости для меня не существует, — ответила девушка твердо, — повторяю: никогда! Разве что… после смерти.

— Не торопитесь, ведь бывают такие минуты…

Он не договорил — двери распахнулись, и в комнату влетели Мими и Вавжецкий.

— Ну, поехали! Собирайтесь и едем! Ах, простите! Я не заметила, — сказала Мими, с интересом взглянув на Гжесикевича. Тот взял шляпу, рассеянно поклонился и, ни на кого не глядя, бросил:

— Прощайте!

И вышел.

Янка вскочила, словно желая остановить его, но Котлицкий с Топольским уже стояли на пороге и весело приветствовали ее. За ними шел еще какой-то мужчина.

— Что это за толстяк? Чтоб мне сдохнуть, первый раз вижу столько мяса в сюртуке! — сказал незнакомец.

— Глоговский! Через неделю играем его пьесу, а через месяц — европейская слава! — представил литератора Вавжецкий.

— А через три — буду знаменит на Марсе и в его окрестностях! Уж если врать, так не стесняясь.

Янка поздоровалась со всеми и вполголоса ответила на вопросы Мими, которую очень интересовал Янкин гость.

— Старый знакомый, сосед наш, порядочный человек.

— Парень, должно быть, не из бедных… Во всяком случае, не выглядит бедняком! — заметил Глоговский.

— Очень богат. Владелец огромной овчарни…

— Овцевод! А выглядит так, будто имеет дело со слонами! — съязвил Вавжецкий.

Котлицкий, как всегда с недоброй усмешкой на губах, исподтишка наблюдал за Янкой.

«Тут что-то произошло… Взволнована и не стесняется в выражениях. Может, бывший любовник?..»

— Надо идти — Меля ждет в бричке.

Янка поспешно оделась, и все разом вышли. Доехали до Вислы, оттуда на лодке отправились в Беляны. Настроение у всех было весеннее, только Янка не принимала участия в общем оживлении, а сидела мрачная и задумчивая.

Котлицкий весело болтал, Вавжецкий с Глоговским наперебой острили, им вторили развеселившиеся женщины, но Янка ничего не слышала. Утренний разговор оставил после себя тяжелый след.

— Что-нибудь случилось? — участливо поинтересовался Котлицкий.

— Со мной? Ничего! Просто задумалась о бренности этого мира, — ответила она, глядя на волны, тихо несшие их вперед.

— Все, что не дает наслаждения, полноты жизни и молодости, не заслуживает внимания…

— Не говорите глупостей! Слизывать масло с хлеба, а потом мечтать с пустым хлебом в руках — не слишком ли это наивно? — возразил Глоговский.

— Вы, я вижу, не любите есть, а любите только слизывать.

— Пан…

— Котлицкий! — небрежно отрекомендовался тот.

— Имею честь знать это со второго класса. Дело в том, что вы предлагаете вещи слишком наивные, давно известные, и вы, уже наверное, на себе могли испытать печальные последствия этой веселой теории.

— Вы, как всегда, парадоксальны — и в литературе и в жизни.

— Чтоб мне сдохнуть, если у вас нет туберкулеза, артрита, сухотки, неврастении и…

— Считай до двадцати.

Начали спорить, а потом даже чуть не поссорились.

Миновали железнодорожный мост. Вокруг стояла глубокая тишина. Солнце светило ярко, но от мутных вод реки веяло холодом. Мелкие волны, напоенные светом, как змеи с лоснящимися спинами плескались в солнечных лучах. Полосы песчаных отмелей напоминали каких-то морских гигантов, греющих на солнце свои желтоватые туши. Вереница плотов тянулась по реке, старший плотовщик на маленькой, как скорлупка, лодчонке лавировал впереди и время от времени что-то кричал, его крик тут же рассеивался, долетая до компании прерывистым эхом. Несколько десятков плотовщиков размеренно работали веслами, заунывная песня плыла над ними, и от этого тишина казалась еще более глубокой.

Ласковая зелень берегов, вода, переливающаяся мягкими красками, легкое покачивание лодки, ритмичные всплески весел, ленивая меланхолия окружающего пейзажа заставили всех притихнуть. Все замерли и не шевелились, погруженные в полузабытье.

Можно было сидеть, ни о чем не думая, уйти в созерцание и ничего не чувствовать, кроме наслаждения жизнью. Хорошо было плыть, отдаваясь мыслям ни о чем.

«Не вернусь! — думала Янка, невольно вспоминая о пережитом; она всматривалась в синеватую даль и следила взглядом за волнами, торопливо убегавшими в бесконечность. — Не вернусь».

Янка чувствовала себя все более одинокой, не от кого было ждать поддержки, нужно идти одной навстречу неведомому будущему. Ее горе, отец, Гжесикевич, все старые знакомые — все ее прошлое, казалось, отплывает куда-то назад и едва-едва виднеется вдали, за серым туманом; только временами нечто похожее на мольбу или плач долетает оттуда, подобно слабому эху.

Нет! Не было сил вернуться и плыть против течения, которое несло ее. И в то же время Янка чувствовала, как непрошеная горечь заполняет и жжет сердце.

В Белянах на пароходной пристани компания высадилась и не спеша направилась под гору. Янка пошла вперед с Котлицким, который не отставал от нее ни на шаг.

— За вами долг — ваш ответ, — напомнил он ей, придавая своему лицу нежное выражение.

— Я ответила вам вчера, а сегодня вы должны объясниться, — сухо ответила Янка. После разговора с Гжесикевичем, после стольких волнений она испытывала физическое отвращение к этому наглому и неприятному человеку.

— Объясниться? Разве можно объяснять любовь, анализировать чувства? — начал Котлицкий, нервно покусывая тонкие губы. Ему не понравился ее тон.

— Будем откровенны: то, что вы сказали… — возбужденно заговорила Янка.

— …как раз и есть откровенность.

— Нет, это фарс! — резко бросила девушка, и ей вдруг захотелось ударить его по лицу.

— Вы оскорбляете меня… Можно верить, не разделяя чувств другого, — говорил Котлицкий тихо, чтобы идущие позади не услышали его.

— Извините, но эта комедия не только скучна — она начинает раздражать. К несчастью, я не стала истеричкой, я все еще обыкновенная, нормальная женщина, и подобная игра едва ли может меня увлечь. Ни мать, ни тетки, ни опекунши никогда не посвящали меня в секреты обращения с мужчинами, не предостерегали от их коварства и низости. Я сама все это увидела и наблюдаю ежедневно за кулисами. Вы полагаете, каждой женщине, если она в театре, можно без стеснения говорить о своей любви — авось удастся! Артистки такие забавные и глупые, не правда ли? — говорила Янка, все более ожесточаясь. — Разве вы посмели бы сказать мне то же самое, живи я дома? Нет, не сказали бы, если б не любили по-настоящему: там я была бы для вас женщиной, а здесь только актриса. Тогда за мной стояли бы отец, мать, брат или наконец правила приличия, которые не позволили бы вам унизить молодую и еще очень наивную девушку. А тут вы не колебались ни минуты. Еще бы! Здесь меня некому защитить, к тому же я артистка, то есть женщина, которой можно безнаказанно лгать, которую можно беспрепятственно взять, потом бросить и идти себе дальше, не роняя репутации человека достойного и честного! О, можете быть спокойны, пан Котлицкий, я не стану вашей любовницей, да и вообще ничьей, если не полюблю… Я слишком многое поняла, чтобы позволить обольстить себя словами! — Резкие, даже грубые слова, как удары топора, падали на голову Котлицкого. Они звучали так безжалостно, что Котлицкий начинал уже нервничать; растерянно и удивленно смотрел он на девушку. Оказывается, он совсем не знал ее, не допускал мысли, что когда-нибудь встретит актрису, которая прямо в глаза скажет ему что-либо подобное. Он поеживался, щурился, почти задыхался, Янка нравилась ему все больше и больше. Она очаровывала его силой и благородством, ее слова, выражение лица, отражавшее малейшие внутренние движения, искренность, с которой она говорила, — все выдавало в ней натуру чистую и незаурядную; к тому же Янка была так хороша!

1 ... 30 31 32 33 34 35 36 37 38 ... 64

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Комедиантка - Владислав Реймонт бесплатно.

Похожие на Комедиантка - Владислав Реймонт книги

Нас ждет тишина - Серж Валеджи - Драматургия / Классическая проза
ВРАТА - Сосэки Нацумэ - Классическая проза
ЗАТЕМ - Сосэки Нацумэ - Классическая проза
Конец старых времен - Владислав Ванчура - Классическая проза
Духовидец. Гений. Абеллино, великий разбойник - Фридрих Шиллер - Классическая проза
Живые и мертвые - Константин Симонов - Классическая проза
На восходе солнца - Василь Быков - Классическая проза
Лучше бы я остался дома - Хорас Маккой - Классическая проза
Горы - Кришан Чандар - Классическая проза
Солнце живых (сборник) - Иван Шмелев - Классическая проза

Оставить комментарий