— Смерть дочери потрясла меня, — всхлипывая, объяснял Колин. — О каких убийствах сейчас можно говорить?
В реке Сор было меньше воды, чем слез у Колина.
— Я англичанин, а не ирландец, — доказывал Ян Келли, — у всех ирландцев такие фамилии оканчиваются на две буквы и.
Это, конечно, было не так, но Ян Келли где-то слышал подобное мнение и принял его на веру. Он вообще все принимал на веру.
— Его легко убедить, — говорила жена Яна в его же присутствии.
Ян, двадцатичетырехлетний инженер по печам, знал Колина как второго помощника старшего смены и, несмотря на то что в пекарне у них были хорошие отношения, никогда не общался с Питчфорком вне работы.
Ян служил в компании «Гемпширс» всего шесть месяцев. До этого он три года изучал хлебобулочное и кондитерское производство в колледже. Ему нравились торты Колина, особенно с ночным мотоциклистом.
— У тебя редкий талант, — хвалил он Колина.
Говорил Ян вроде бы искренне, но словно стесняясь. Вообще он ходил с таким видом, будто ему постоянно требовалось чье-то покровительство. Его жена Сюзан, которой был двадцать один год, как нельзя лучше подходила на эту роль. Ей, женщине испанских кровей, напористой, самоуверенной и щедрой, не составляло никакого труда заботиться о себе и одновременно опекать Яна.
Сюзан Келли впервые увидела Колина Питчфорка на новогоднем вечере сотрудников пекарни. Он пригласил ее потанцевать и, поскольку все были навеселе и в хорошем настроении, она согласилась. Во время танца он тесно прижался к ней, а его рука скользнула чуть ниже ее талии. Но он тут же отпрянул, усмехнулся и сказал:
— Везет же Яну! Жениться на такой женщине! Может, выйдем на улицу?
— Это зачем?
— Трахнуться!
Он был не так уж пьян. Сюзан вспылила:
— Если не хочешь получить коленом между ног, придержи поганый язык, а заодно и шаловливые руки! — Повернулась и пошла к своему столику.
Мужу она объяснила:
— Я не хочу танцевать с этим типом. Он так пялится, что у меня мурашки по коже.
И это была правда.
Потом она пожалела, что не рассказала Яну все. Сделай она это, Ян, возможно, никогда бы не согласился помочь приятелю по работе «маленькой порцией крови».
— Мне прислали приглашение сдать кровь на анализ, — говорил Колин Яну на работе в присутствии еще одного служащего. Впрочем, о приглашении, которое получил Колин, знала уже вся пекарня, так же, как и о массовой кампании по сдаче крови.
— Так иди и сдай, — сказал Ян.
— Я боюсь… Я до смерти боюсь полиции.
— Я могу пойти с тобой, — предложил тот. — Подумаешь, несколько полицейских с небольшой иглой.
Колин ничего не ответил, но через несколько дней отвел Яна Келли в сторону и шепнул:
— Мне нельзя сдавать кровь.
— Почему? — спросил Ян.
— Я уже сдал! Понимаешь, один тип когда-то в молодости показывал всем свой член и воровал. Он боялся, что убийства повесят на него из-за дурного прошлого, и уговорил меня сдать за него кровь. Я не думал, что меня тоже вызовут. Я тогда даже не жил в этой чертовой деревне, когда убили первую девушку. А теперь они прислали мне письмо.
Ян ответил, что очень сочувствует, но не знает, что посоветовать. Опасаясь, что Ян заподозрит неладное, Колин не стал предлагать деньги. Он попросил Яна как друга сдать кровь вместо него.
Ближе к концу января Колин опять подошел к Яну. На этот раз он был в отчаянии.
— Двадцать седьмого! — твердил он. — Мне надо сдать кровь двадцать седьмого! Почему ты не хочешь помочь мне? Я же сдал кровь за того типа, хотя не был с ним знаком так близко, как ты со мной! Послушай, у меня дети. А у тебя нет детей. Ты можешь спасти меня и мою семью от неприятностей!
Он смотрел на Яна так, точно готов был убить его. И Ян ответил:
— Ладно, отстань, я сдам.
— Мы вместе пойдем фотографироваться, — ободрился Колин. — Все надо сделать правильно!
В этот же день после обеда Колин Питчфорк на своем «фиате» вместе с Яном поехал в фотоателье на Лондон-роуд у железнодорожного вокзала Лестера. Они сделали несколько фотографий для паспорта.
Но в день сдачи крови Ян Келли заболел. С температурой под сорок градусов, глотая таблетки, он кое-как дотянул до конца смены.
— Я весь мокрый, как в сауне! — пожаловался он Колину во второй половине дня. — Похоже, сильно простудился.
— Потерпи до вечера: сдашь кровь — завалишься в постель и будешь пить свои таблетки, — ответил Колин.
Под вечер, когда Кэрол еще не вернулась с работы, Ян Келли зашел к Питчфорку. Пока Ян сидел в гостиной и пытался смотреть телевизор, Колин достал свой паспорт и осторожно разъединил лезвием края сложенного вдвое тисненого прозрачного пластика, подрезал фотографию и вытащил ее. Затем аккуратно обрезал края фотографии Яна так, чтобы она была чуть-чуть больше вытащенного им снимка. Потом он втиснул фотографию Яна под пластик, смазал края клеем и пригладил. Получилось аккуратно и незаметно.
— Ну вот, готово! — показал он Яну.
Затем он устроил ему тренировку, заставляя отвечать на вопросы и запоминать все, что могли спросить о Колине Питчфорке, — как зовут детей, когда они родились и т. д. Яна мучил кашель, у него была высокая температура. Потом он уехал домой отдохнуть до назначенного времени.
У Питчфорков была соседка Мэнди, жизнерадостная молодая женщина. Она считала Колина покладистым парнем, который очень любит своих детей. Позже, однако, она призналась, что Колин много раз пытался увлечь ее в постель. При каждом удобном случае, оказавшись рядом с соседкой, он прижимался к ней. Но Мэнди не придавала этому особого значения, и Колин продолжал заходить к ней по-приятельски.
Двадцать седьмого января Мэнди попросили посидеть с детьми: Колин уходил сдавать кровь, а Кэрол — на занятия в колледж.
Ранним вечером Колин приехал к Яну, зашел прямо в спальню и поднял приятеля с постели. Яну стало хуже, но недаром Кэрол всегда говорила о муже, что он умеет убеждать. Через пять минут Ян был уже на ногах. Они вышли на улицу.
Приемный пункт располагался в здании школы на Милл-лейн в Эндерби. На улице было холодно, но никто из них даже не заметил этого: Ян из-за высокой температуры, а Колин Питчфорк — от сильного волнения. Такое с ним было впервые.
Ян вошел в школу, а Колин остался в машине. Вдруг его осенило: осел! Надо убрать машину с дороги! Он отъехал за угол, вылез и, обогнув здание школы, дошел до главной дороги, вернулся немного назад и поднялся к игровым площадкам. Отсюда все хорошо просматривалось. Если вдруг у входа появится полицейская машина, сразу будет ясно, что дела плохи!
Он долго ждал в темноте. Школа находилась на той самой улице, где жила Дон Эшуорт. В нескольких минутах ходьбы отсюда начинался переулок, который вел к тому месту, где она погибла. А полицейские в здании школы тоже ждали… его крови.
Народу в зале было мало — не прошло и месяца, как начали брать кровь. Полицейские сидели в ряд. Все в гражданском. Ян дрожал как осиновый лист. Его знобило. Он сел. Ожидание было невыносимым.
Он с трудом сообразил, когда назвали имя Колина Питчфорка.
— Это я, — сказал он.
Сев за стол напротив полицейского, Ян написал имя Колина и заполнил бланк. Сержант открыл паспорт и водительское удостоверение.
— Хорошо, — сказал он, — фотография имеется, новую делать не будем.
Ян подписал бланк. Потом его проводили к врачу. Взяли образцы крови и слюны, на которые полицейский прикрепил бирки.
Таким образом, в документах следствия появилась запись о том, что Колин Питчфорк, личность которого подтверждалась британским паспортом за номером Р413736В и действующим водительским удостоверением, добровольно сдал кровь и слюну.
Когда Ян наконец вышел из школы, Колин некоторое время наблюдал за ним, заставляя приятеля дрожать на холоде: надо было убедиться, что все в порядке. Тогда Колин вышел из темноты и позвал его. Они сели в машину, и Ян вернул Колину паспорт и бумажник с правами.
— Все в порядке? — поинтересовался Колин.
— Да. Пустяки, раз плюнуть.
Колин отвез Яна домой в Лестер и, высаживая, сказал:
— Спасибо, друг. И никому ни слова.
К приходу Кэрол Колин несколько раз уколол руку с внутренней стороны иголкой штангенциркуля и заклеил ранку пластырем. Кэрол удивилась:
— Я думала, они возьмут кровь из большого пальца.
— Нет, они сделали мне укол в руку! — ответил он. — И вообще меня взбесило их отношение. Они обращались со мной, как с преступником.
Колин сморщился, как всегда, когда сдирал пластырь с раны. Нет, это невыносимо! Подрезав пластырь по краям, он осторожно стащил его и показал ей рану.
— Вот, посмотри! И еще меня заставили жевать тампон. Эта чертова рука доконает меня!
— Успокойся, — ответила она. — Здесь только крошечный след от укола.
