— Тебя кто-то окликнул, — сказала мне Пэтти.
Все было на месте: небо, горы и толпы туристов с фотоаппаратами и в своих lederhosen. Однако, кроме этого, там было что-то еще.
Еще там был Йоахим Ферге.
На нем были старенькие, вытертые и немилосердно скрипевшие при каждом шаге lederhosen. Его голая, как бильярдный шар, голова была непокрыта, и альпийское солнце сделало свое дело, придав ей оттенок лака для ногтей, который обычно предпочитают очень светлые блондинки. Лицо его тоже было розовым, а кустистые брови вполне годились для того, чтобы полировать ими ботинки. Он показался мне ниже ростом, чем я его помнил, но его плечи вполне могли посоперничать по ширине с ведущей на Цугшпитце дорогой с двусторонним движением.
— А, Herr Драм, — произнес он. — Ну что, отыскали вашего американца?
Со всех сторон нас обтекал поток отпускников. Чья-то удочка чуть было не хлестнула Ферге по лицу, и, чтобы сохранить глаз, ему пришлось слегка подать голову назад.
— Я уже начинаю подозревать, что он вообще не приезжал в Германию, — ответил я.
— Ну да, конечно. Разумеется. И все-таки я должен попросить вас сесть ко мне в машину.
— Зачем?
— Чтобы поговорить, mein herr. А, и фроляйн тоже с вами? Я думал, что вы путешествуете один.
Я глубоко вдохнул, но, тем не менее, нехватка кислорода ощущалась. Может быть, это сказывалось высокогорье, а может быть, то выражение, с которым смотрел на меня Ферге. Возможно, это было опасение, что если мы назовем ему фамилию Пэтти, то он сразу же поймет, зачем мы сюда приехали.
Через толпу снующих отпускников мы протиснулись к стоянке, где был припаркован черный седан Ферге. Если у него и был водитель, то он, видно, отлучился, чтобы хлебнуть пивка. Ферге сел на переднее сиденье, мы с Пэтти — сзади. Ферге сидел, не двигаясь, и машину заводить явно не собирался.
— Фроляйн Киог, — проговорил он. — А вы даже красивей, чем на фотографии.
Ответом было молчание. Я зажег сигарету и предложил всем пачку, однако вместо этого он вытащил черную сигару и, когда я давал ему прикурить от зажженной спички, внимательно разглядывал мои пальцы, как будто они держали ответ на все его вопросы.
— Этот Беккерат на самом деле бежал из тюрьмы, или же это ваша очередная газетная утка? — резко спросил я.
Ферге отпустил короткий лающий смешок и торжествующе уставился на меня.
— Черт побери, — продолжил я. — Неплохая уловка, чтобы еще разок попытать счастья со Штрейхерами, правда?
Ферге посмотрел на Пэтти.
— Фроляйн Киог, а вы-то кого надеетесь встретить в Гармише? Призраков?
— Я никогда этого и не скрывала. Я намерена выяснить, как погиб мой отец.
В присутствии Ферге с ней что-то стряслось. Я ощутил, что она сбита с толку, и хоть на время, но снова вернулась в тот мир, где была одержима только своей манией.
— Благодарю за откровенность, — сказал, обращаясь к Пэтти, Ферге. — Это именно то качество, которое надлежит воспитывать в себе хитроумному Драму.
— Где Сиверинг? — поинтересовался я.
— Попробуйте меня понять. Драм. Я ничего не имею лично против вас. У себя в Вашингтоне, делая работу частного сыщика, за которую вам платят, вы, скорее всего, на отличном счету. Здесь у меня нет никаких сомнений. Вот и прекрасно. Но наша работа, видите ли, имеет свою специфику, и…
— Вы хотите, чтобы я уехал?
— Да, вы оба.
Я щелчком выбросил сигарету в открытое окно.
— Йоахим Ферге, режиссер, — произнес я.
— В моей власти устроить так, что вас объявят «персона нон грата», а американское посольство в Бонне отберет ваш паспорт.
— И вы собираетесь это сделать?
— Если вы не уедете по своей воле, то да.
— Но почему? Кому мы здесь мешаем?
— Да потому что у нас и кроме вас есть, за кем присматривать.
— У кого это, «у нас»? Вы что, и Мюллера имеете в виду?
Что-то едва заметное промелькнуло в его глазах.
— Выкладывайте все, что знаете про Мюллера.
— Выкладывайте все, что знаете про Сиверинга.
— В последнем донесении Мюллера, переданном через нашего связного в Западном Берлине, говорилось, что вы пошли в танцзал «Маленький Вальтер-утешитель», где выступали Штрейхеры. С тех пор от Мюллера ни слуху, ни духу. Может быть, вы меня просветите, в чем дело?
— Да, — ответил я.
— Но без особого желания?
— Сперва давайте про Сиверинга.
— Вы, американцы, — заметил Ферге, — все время торгуетесь.
Он сделал паузу, и, опустив тяжелые веки, прикрыл ими свои непроницаемые глаза. Потом веки взлетели вверх, брови изогнулись дугами, глаза в упор глянули на меня, и, направив в мою сторону толстый, как баварская сосиска, указательный палец, он неохотно проговорил:
— Да, Фред Сиверинг в Гармише.
— Где именно?
— Вы все еще торгуетесь?
— Пока я только разминаюсь. Я хочу знать, где находится Сиверинг. И еще я хочу, чтобы вы дали слово, что ни вы, ни ваши сотрудники не будете меня толкать, топтать или выкидывать из Гармиша. И то же самое в отношении мисс Киог.
Ферге перегнулся через спинку переднего кресла, открыл дверцу и сказал:
— Выходите.
— Что, звонок уже прозвенел?
— Я не могу вам этого обещать. Если, конечно, вы тотчас же не достанете из вашего кармана Мюллера и не отдадите его мне.
Я выбрался из машины. Пэтти коротко и разочарованно вздохнула и последовала за мной. Я обернулся и положил руку на переднюю дверцу с опущенным стеклом.
— Этого сделать я, разумеется, не в состоянии, — ответил я Ферге. — Я не имею привычки таскать в карманах перебежчиков.
Я повернулся, взял Пэтти под руку, и мы пошли прочь.
— Драм!
Мы вернулись. Дверца еще была открыта, и мы снова забрались в машину.
— Сиверинг остановился в туристической гостинице под названием «Цугшпитце».
— И это все?
— В том, что произошло в Бонне, виноват Мюллер?
— Моя вина только в том, что меня оглушили. Однако Мюллера не оглушили. Он просто сидел и ждал, пока Вильгельма Руста убьют, а после этого позволил Штрейхерам уйти.
— Для вас будет лучше, если вы сможете подтвердить все это в присутствии самого Мюллера.
Я покачал головой.
— Вот этого я сделать не могу.
По лицу Ферге пробежала едва заметная тень улыбки. Я продолжил:
— Мюллер был убит в Восточном Берлине в районе Жандарменмаркт. Убит в перестрелке со Штрейхерами, но вовсе не в качестве сотрудника вашей службы. Как Зиглинда Штрейхер и Отто Руст, он дрался за то, чтобы завладеть восемьюстами тысячами марок. Именно за это, кроме, конечно, собственной жизни, он и боролся. Все время он стремился только к этому.
Ферге потрясенно молчал.
— Подумайте сами, — продолжал я. — Если бы вы посадили мне на хвост агента, который был заинтересован не в деньгах, а в том, чтобы сделать свое дело, Штрейхеры сейчас уже были бы в наших руках. Но это, разумеется, не имеет никакого отношения ни к Беккерату, ни к Фреду Сиверингу. Сейчас вы согласны пообещать мне то, о чем я просил?
— Откуда у вас такая уверенность в том, что Мюллер…
— В Восточном Берлине он под пистолетом сдал меня Штрейхерам. Потом мне удалось убедить его в том, что у него больше шансов получить то, чего он хотел, если он будет на моей стороне. Этого вам достаточно?
Ферге извлек изо рта сигару и уставился на нее. Сигара была почти перекушена напополам. Со станции в квартале от нас отъехал автобус. Мимо нас на велосипедах промчались мальчик и девочка. Все вокруг было залито слепящим светом послеполуденного солнца. Над маленьким городком под названием Партенкирхен угрюмо нависали величественные серые скалы, освобождавшиеся от снега лишь на время короткого баварского лета.
Ферге сидел темнее тучи. В первый раз я наблюдал, как он позволил живому чувству отразиться на своем лице. Я уже ожидал, что по этому случаю грозные Альпы съежатся, обрушатся с высоты полутора миль и превратятся в пыль.
— Я вам верю, — произнес он так тихо, что я едва разобрал слова.
— Так звонка не будет?
— Убирайтесь отсюда. Можете идти, куда вам угодно.
Мы снова выбрались из машины. Мне было угодно идти в туристическую гостиницу «Цугшпитце». Однако, когда мы ждали такси возле автобусной станции, я поймал себя на мысли о том, что мне немного жаль Йоахима Ферге.
* * *
Гостиница «Цугшпитце» была большим зданием из серого камня лишь немногим ниже громоздившихся над ней альпийских пиков. Темный и прохладный вестибюль сильно смахивал на пещеру из-за нескольких незажженных каминов, в каждом из которых вполне можно было целиком зажарить слона, и развешанных по филенчатым стенам оленьих голов и чучел пернатой дичи.
Мы отыскали в вестибюле незанятый угол, где стояло несколько деревянных стульев с высокими спинками, и я усадил там Пэтти.
— Мне бы хотелось увидеться с Сиверингом наедине, — объяснил я, — чтобы его не испугать.
