Вопрос: Ну и, наконец, о диком верблюде. Насколько я знаю, всегда существовал вопрос: а есть ли он? Не принимают ли за дикарей обыкновенных одичавших верблюдов?
Ответ: У меня на этот счет никаких сомнений не было никогда. О существовании дикого верблюда в пустынях Центральной Азии было известно из древних летописей. С научной точностью дикого верблюда впервые описал Н. М. Пржевальский. Позже об этом животном поступали разрозненные данные. В экспедиции 1943 года мы видели диких верблюдов, собрали сведения об их жизни и поведении. Позже монгольские ученые для музея в Улан-Баторе добыли несколько экземпляров животных. В этой последней экспедиции мы встречали диких верблюдов несколько раз. И, считаю, удачно сняли их на цветную пленку.
Вопрос: Неопытный глаз отличил бы дикаря от обычных животных?
Ответ: Несомненно. Дикий верблюд пуглив, осторожен. Опасность он замечает на расстоянии двух-трех километров. Подъехать к нему по открытому пространству близко нельзя. Он срывается с места и обнаруживает такие качества бегуна, что всаднику преследовать его бессмысленно.
Монголы диких верблюдов зовут хавтагаями (по-русски — плоский). Это очень верное наблюдение. Дикий верблюд действительно плоский, поджарый. Он, прибегая к житейскому словарю, выглядит «физкультурником» среди отяжелевших, флегматичных собратьев, служащих человеку.
В первой экспедиции я прослеживал: табун хавтагаев без заметной усталости пробегает до ста километров.
Вопрос: Общаются ли дикари с домашними табунами верблюдов?
Ответ: Да, конечно. Родство и те и другие чувствуют хорошо. В период гона самцы диких верблюдов жестоко дерутся. Побежденный иногда ищет счастье в табуне домашних верблюдов. Самца при этом он забивает нередко до смерти, а самок уводит. Араты во время гона верблюдов уводят свои табуны к северу, оберегая их от хавтагаев.
Вопрос: Если подходить с научной меркой, что отличает диких верблюдов?
Ответ: Исследования черепов, многократно проведенные учеными, показали: дикий верблюд отличается от домашних так же, как и другие животных отличаются от своих диких предков. Например, собака от волка, свинья от кабана, домашний бык от дикого тура…
Легко различаются следы домашних и диких верблюдов. У домашнего мозолистая подушка ступни выше, и только она отпечатывается на земле. У дикого верблюда подушка суше, и потому впереди отпечатывается два верблюжьих когтя.
Вопрос: Пустыня Гоби, единственное на Земле место обитания дикарей?
Ответ: Теперь, к сожалению, да.
Вопрос: А много ли их?
Ответ: Ответить трудно. Учетов, отвечающих современным требованиям, никто не проводил. В 40-х годах, сопоставляя все наблюдения, я высказал предположение, что диких верблюдов в Гоби не меньше 300. Более поздние данные склоняются к цифре 500. Но число их росло. На всем ареале диких верблюдов сейчас, видимо, не менее 900 голов.
Вопрос: Это не единственный снимок верблюдов?
Ответ: Конечно, нет. Пленку мы не жалели. Но этот кадр мне показался самым удачным.
Вопрос: Назовите, пожалуйста, ваших спутников в экспедиции.
Ответ: Их было семь. Монгольские ученые Даш и Батахтог, советские зоологи Жирнов и Винокуров, польский ученый Шанявский и два шофера.
Фото из архива В. Пескова. 31 декабря 1974 г.
1975
Познакомьтесь: Гребенников
(Окно в природу)
Москву чем удивишь? «Джоконда», сокровища из египетских усыпальниц, Рерих… А может ли взволновать искушенного москвича маленькая выставка никому не известного творца из мало кому известного Исилькуля (Омская область)?
Может! Не меньше десятка звонков и письма: «И я уже видел?» Это голос ученых, художников и просто людей любознательных.
Самого художника на выставке я не застал. Он погостил, сколько мог, и отбыл в свой Исилькуль. А выставка осталась пока в Москве. Ее приютил у себя в коридоре (сам живущий в невероятной тесноте) зоомузей МГУ.
Теперь и я присоединяю свой голос к тем, кого покорила работа мастера из Сибири: самобытный талант, редкое трудолюбие, новизна (почти открытие!) мира, в который он приглашает нас заглянуть. Вполне соглашаешься с писателем Пермяком, который оставил на выставке отзыв: «Второго такого мастера нет».
Гребенников Виктор Степанович рисует насекомых. Сказать точнее, изображает, ибо служат ему не только бумага, краски и тушь, но также металл, стекло и пластические вещества.
Не спешите разочароваться — вот, мол, невидаль, насекомые. Не спешите. Вначале признаемся: мир этот, снующий в щелях и в траве у нас под ногами, мы знаем плохо. Между тем насекомые — древнейшая форма жизни. Родословная человечества не идет ни в какое сравнение с временем обитания на Земле многоликих козявок. Они хорошо приспособлены к жизни. Любая козявка, правда, погибает под каблуком, но в массе они поразительно жизнестойки. Среди них есть наши враги и наши друзья. И важно отметить: не с крупными животными человек делит сегодня растительные богатства планеты (основу всех целей жизни), а с насекомыми.
Посмотрим с другой стороны на козявок.
Муравей тянет ношу, во много раз превосходящую его собственный вес. Пчела по особому танцу своей подруги узнает, в каком направлении и как далеко надо лететь за кормом. Одна из бабочек, влекомая зовом любви, без ошибки находит себе подобное существо на расстоянии нескольких километров. (Факт, установленный экспериментами, но оставшийся пока чудом и для ученых.) Загадок за прочным замком у природы еще немало. И большую часть из них хранят насекомые. Положите под стекло микроскопа обычную муху, и любая из созданных человеком машин не покажется слишком сложной в сравнении с крошечным агрегатом живой природы.
И наконец, красота… С малого возраста ее олицетворяют для нас цветок и бабочка. И все ли знают: цветы на Земле существуют лишь потому, что есть насекомые. Это для них, переносчиков пыльцы, растительный мир так щедро расходует краски и запахи.
Красотой природа не обделила и самих насекомых. Приглядитесь к шмелю, к сидящим на солнцепеке солдатикам, к божьей коровке, маленьким бронированным чудом ползущей на вашей ладони… Ни на что другое в животном мире не потрачено столько изящества, выдумки, красок, и нигде в другом месте творец-природа не была так сдержанно-экономна — шедевр творения без микроскопа или хотя бы без лупы как следует не рассмотришь.
Вернемся, однако, к выставке. Когда проходишь мимо больших листов с «портретами» ос, муравья, бронзовки, жука-рогачика и всякой другой мелкоты, испытываешь чувство открытия. С чем бы сравнить это чувство?..
Сравним с наблюдением самолета. Много раз вы видели проплывающий в небе маленький белый крестик, а однажды оказались рядом с летательным аппаратом и поразились его размерам, подробностям устройства. Вот так же смотришь и на какую-нибудь осу, преподнесенную тебе на листе в размерах козленка, с передачей всего, что увидел очарованный мастер в стеклышко микроскопа.
Счастливое сочетание многих способностей видим мы в этом умельце. Мир насекомых он знает и любит с такой же страстью и преданностью, какими прославился Фабр, «вся жизнь просидевших в бурьянах с лупой». Отменное чувство формы, света и цвета, способность точно схватить движение — это художник. Но это не все. Недавно газеты писали об одном из умельцев — «сделал тоннель из волоса и поместил в него поезд из невидимых глазу вагонов». И эту работу мог бы проделать Гребенников! Таков многогранный талант сибирского самородка.
Можно представить, как он часами сидит, склонившись над микроскопом, и переносит на белый лист скрытую от обычного взгляда тайну. Можно представить, как он наблюдает за жизнью травяных джунглей и сколько хлопот ему, рисовальщику, доставляет неуловимость шестиногих натурщиков.
— Изящный натурализм! — сказал профессор-зоолог, с которым мы были на выставке. Эта фраза, звучащая часто как порицание художнику, в данном случае — похвала. Точная передача форм, цвета, характерной позы животного, мельчайших деталей в строении организма. Это работа прирожденного натуралиста, математически точный взгляд на природу.
В работах анималистов, изображающих насекомых (плакаты, книги, определители), нередко чувствуешь приблизительность, излишнюю и не всегда оправданную стилизацию. (То и другое — порождение спешки, плохое знание натуры, копирование чужих образцов.) И потому так радует оригинальность, основательность труда Гребенникова.
