В тот момент я тебя ненавидел и поэтому легко согласился на твою смерть ради получения могущества.
Возможно, ты скажешь, что я слишком легко поверил в твою вину, но… все дело в том, что я хотел поверить. Все, что не позволяло мне податься соблазну – это твоя непорочность, невинность. И поэтому я в какой–то степени желал, чтобы ты оказалась виновной хоть в чем–то. Ведь тогда бы я смог спокойно заглушить голос совести. Что я и сделал. Осознание того, что я натворил, пришло ко мне только в тот роковой день… день моей казни. Ты, пусть и ненавидя, отдала за меня свою жизнь. Не скажу, что внезапно раскаялся в своих поступках, но я чувствовал себя хуже некуда. Тем более, когда понял, что я тебя…
Тут Кэссандр неожиданно запнулся, но заканчивать предложение так и не стал, замолчав.
Эта долгая речь чем–то была похожа на исповедь. Создавалось ощущение, что Кэсс как будто… как будто просит так у меня прощения за все то, что он со мной когда–то сделал.
Но я то знаю, что это не так – он просто не может быть искренен! И поэтому лишь холодно отчеканила:
– И чего ты от меня хочешь? Прощения? Так не будет его, даже не жди. То, что ты со мною сделал, не прощают.
Кэссандр медленно обернулся и, пристально посмотрев на меня, неожиданно грустно улыбнулся:
– Я никогда бы не посмел просить у тебя прощения. Как ты сказала, такое не прощают.
– Тогда зачем ты мне все это рассказывал? – исподлобья взглянула я на него.
– Мне просто было нужно, чтобы ты знала, – медленно произнес надвиг, глядя мне в глаза.
– Знала что? – прошептала я.
– Что я признал свои ошибки. И сожалею о них.
Кажется таким искренним. Еще немного, и я бы поверила.
Наша игра в гляделки продолжалась еще некоторое время, после чего Кэссандр первым отвел глаза:
– Ванная там, – он сделал неопределенный пасс в сторону одной из стен, и в то же мгновение в ней появилась дверь. Еще одно движение, и комната полностью восстановлена, окно исчезло, а цепь соскользнула с моего запястья. – Постарайся больше громить ничего – ты можешь пораниться. Еда будет появляться по твоему желанию, стоит лишь сказать об этом вслух.
– Постой! – вскрикнула я. – Ты так и не сказал, зачем я тебе здесь. Почему ты меня похитил?
Кэссандр на это лишь странно улыбнулся и в следующее мгновение исчез во вспышке телепорта.
Хаос!!! Что это вообще сейчас было? Сплошные вопросы и ни единого ответа.
Почему его поведение так разительно поменялось с нашей последней встречи? Ведь то, что я видела тогда, было ничем иным как злостью.
И самое главное – зачем? А, может, это все для того, чтобы я ему больше не мешалась? Ведь уже дважды его планы были нарушены из–за меня. И слава Богам. А что, если он планирует третью попытку избавиться от Алекса?
Еще одна загадка – почему ему так нужна смерть моего вампира? Разве что… устранить более сильного противника. Но для чего? Неужели опять идиотские планы по мировому господству? О Боги, если это так, помогите моей нервной системе пережить это…
Глава 8
В мире все должно держаться в равновесии:
Если на тебя наорали – наступи кому–нибудь на ногу.
Резиденция вампирского клана Сент–Левен. Зал заседаний клана. Десять часов спустя нападения на ВАМ.
Лучи закатного солнца слабо пробивались сквозь оконные витражи зала заседаний в официальной резиденции вампирского клана Сент–Левен. Глава клана – Александрий Сент–Левен, на данный момент неподвижно стоял, отвернувшись к окну. Иногда на его лице мелькала болезненная гримаса, но она быстро сменялась отрешенностью. Внезапно двери, ведущие в зал, отворились, и внутрь проскользнул вампир щеголеватого вида. Это был рыжеватый блондин невысокого роста с немного раскосыми глазами. Тонкий и гибкий, он походил на юркого лиса, какие водятся в южных странах. Чеканя шаг, вампир приблизился к главе и, остановившись на расстоянии ровно двух метров от него, коротко поклонился.
– Ваша светлость, с докладом прибыл.
Александрий моментально обернулся:
– Вы нашли след?
– К сожалению, нет, ваша светлость, – лицо главы застыло. – Ни единой зацепки. Девушка как сквозь землю провалилась – никакие артефакты ее не улавливают. Соседний нам клан согласился помочь, но пока безрезультатно.
– Странно, – зло усмехнулся Александрий. – С чего бы это им помогать мне?
– Они согласились лишь потому, что их глава, по его же словам, чем–то обязан вашей невесте.
– Жене, – автоматически поправил глава, но, увидев пораженное лицо докладчика, опомнился. – Но для остальных она остается моей невестой. А насчет главы, это интересно… Впрочем об этом я разузнаю позже. Пошли в ВАМ гонца – пусть подключится Совет архимагов. Все же речь идет и об ученице Академии.
– Представляю, какие у них будут лица, когда они узнают, что вы женитесь, – не смог удержать смешка тот.
– А уж когда узнают, на ком… – мрачно посмотрел на него Александрий, а затем вновь отрешенно уставился в окно. – Это еще не все, Ладий. Ты, как моя правая рука, должен будешь официально объявить о собрании клана.
– Собрание? – настороженно переспросил Ладий.
– Да. После первой луны этого месяца. Присутствовать обязаны все. И смерть оправданием для неявки не является, – ледяным голосом отчеканил глава. Его лицо при этом стало пугающе жестоким.
– Будет сделано, ваша светлость, – нервно сглотнув, лихо отдал честь блондин и, развернувшись на каблуках, вышел из зала, тихо притворив за собой дверь.
Александрий, разом растеряв всю свою грозность, тяжко вздохнул и прислонился лбом к цветному витражу.
– Где же ты, малышка? – тихо прошептал он, закрывая глаза. – Где же мне тебя искать?
Когда солнце уже село, а зал погрузился во мрак, его неподвижная фигура все так же стояла у окна, освещенная лишь тусклым лунным светом. И столько боли было в этой фигуре… впрочем, столько же было и решимости.
А в небе уже собирались мрачные тучи. То тут, то там вспыхивали молнии, где–то вдалеке раздались первые раскаты грома. Начиналась буря…
* * *
Адиалия.
Вздохнув, я в сотый раз оглядела комнату, приевшуюся мне до демонов. А все оттого, что мне было скучно.
Нет, не так – мне было СКУЧНО!
Вот уже десятый день я нахожусь здесь. Проснувшись утром, я отправилась в ванную принять душ, затем заказала завтрак – стоило сказать вслух, чего ты хочешь, как это тут же появлялось; дальше ничегонеделанье до обеда, а после него опять безделье – расписание этого дня почти ничем не отличалось от предыдущего. За исключением одного – Кэссандра.
Каждый день после того памятного разговора он приходил в эту комнату, становился у появляющегося окна и говорил.
О чем, спросите вы? О разном – бывало, он рассказывал что–то из своей жизни или рассуждал о значении тех или иных изменений в мире. Первые два дня я смотрела на него волком и отмалчивалась, но на третий, когда Кэсс завел речь о природе зла и добра, я не выдержала, начав с ним спорить:
– Вот вы говорите, «добро», «зло»… А ведь это очень переменчивые понятия. Ты не задумывалась, что для «зла» настоящим злом является «добро»? И наоборот. Да и вообще, свет часто бывает лицемерен, – разглагольствовал тогда надвиг.
– Свет не бывает лицемерным! – впервые подала голос я.
После столь пылкого моего возгласа на его лице мелькнула довольная улыбка.
– Ты ошибаешься. Ведь, вспомни. Кто чаще всего менял сторону, оказывался предателем? Светлые… Во всех войнах именно в их рядам поселялась неверность.
– Просто зло привлекательнее, – буркнула я в ответ.
– Вот видишь, – усмехнулся Кэссандр, – ты сама признаешь это. А знаешь, почему тьма столь привлекательна? Потому что она никому не отказывает. У добра есть один существенный недостаток – его ханжество, то самое лицемерие. Тот, кто был рожден демоном, мог забыть о свете. Просто из–за того, что он таким родился… А зло… зло принимает любого. Кем бы ты ни был, ты всегда найдешь поддержку и свое место в лоне тьмы. И пусть она преследует корыстные цели, тем не менее, она никому не отказывает в праве на существование. И, заметь, только зло понимает, что без добра ему не выжить – в мире должно быть равновесие. А вот так называемый «свет» этого не понимает. И стремится всеми силами уничтожить «отродья тьмы». А ты знаешь, что во время войн даже детенышей демонов безжалостно убивали?
