Она ревет белугой. Тут уж никаких сомнений. Моя сильная девочка ревет. Косвенно из-за меня.
– Ладно. Я отзову заявление. А ты прекращай эти игры, – добавляю голосу нерва. – Они могут боком выйти.
– Как скажешь. Так я могу к тебе приехать?
– Я не настолько передумал разводиться, – рявкаю. Ну, не могу я, чтобы она меня таким видела. Не могу. Это же пиздец какой-то!
– Л-ладно. Я думала, может, ты по мне скучал.
– Я скучал. Знала бы ты, как я по тебе скучал.
– Тогда, может быть…
– Нет! Сказал же. Все. Давай… У меня уже отбирают трубку.
ГЛАВА 23
Нина
– Герман! Гер…
– А, прости, я что-то пропустил?
– Ага. Я спросила, все ли нормально.
– Да. Вполне. – Гера раздраженно дергает узел галстука. – Не понимаю, как в этих удавках ходят.
– Так ты поэтому такой хмурый? Из-за галстука? – внимательно мониторю лицо своей правой руки. За последнее время я все чаще ловлю себя на параноидальных мыслях о том, что кругом одни враги. И очень осторожничаю. Даже с теми людьми, которых назначил и сто раз перепроверил Ставрос. В этом отношении Герман для меня – темная лошадка. Пусть он достаточно долго проработал на нашу компанию, раньше я с ним почти не пересекалась. Он отвечал по большей части за производственные моменты – саму стройку, согласования и поставки, в общем, за все то, что моей работы почти не касалось. Изредка мы контактировали лишь по вопросам оплаты счетов. Даже пару раз ругались, когда он в последний момент скидывал срочные. На этом и все. Корпоративы в офисе Герман игнорировал. Для работяг обычно организовывалась своя тусовка, он предпочитал проводить время с ними. Это нормально. Так происходит во многих фирмах.
– Да я в порядке! – психует.
– Ну, как скажешь, – пожимаю плечами. Герман достает сигареты. Закуривает. Движения нервные, что бы он там не говорил. И ладно переживал бы он о чем-то своем, но я ведь чувствую, что его напрягла последняя встреча.
– Хорошо поработали. Этот контракт с французами нам о как нужен! – режет ребром ладони у горла. Киваю, не согласиться с его словами сложно. Нужен. Пусть не такой большой, бывали у нас контракты и гораздо солиднее, пусть не слишком прибыльный и геморный с точки зрения ведения бизнеса. Но сейчас и такой – хлеб. Добавь к нему два небольших заказа, которые нам все-таки удалось получить через тендер, и закрываться совсем не придется. Будет тяжело, да, но на плаву останемся. А это главное. Я для себя решила концентрироваться на хорошем и не думать о плохом. Потому что плохого в моей жизни стало как-то уж слишком много.
– Ставрос будет доволен.
– Или нет, – хмыкает Герман, бросая на меня странный взгляд.
– Я тебя не понимаю.
– Что тут понимать? Конкуренты нас топят, а мы брыкаемся. Как бы не сделать хуже.
Так вот почему он на нервах? Переживает, что выхватим? Хм.
– Да брось. У Степанова просто не хватит мощностей подгрести под себя тут все. Его больше жилищка интересовала и госзаказ. Сферы, где можно по-быстрому распилить.
– В тендерах мы тоже участвовали, – бурчит Герман.
– В совсем маленьких, и Степанову вряд ли интересных. Выдыхай. Я не собираюсь лезть на рожон. Это не в моих интересах. Я не боец. И не смертница.
Обмахиваюсь сложенными вместе бумажками. Вслед за нами на улицу выходит Азаров. Он тоже был на сделке и задержался утрясать юридические формальности.
– Еще какой.
– Что, прости? – моргаю. – Похоже, я все прослушала.
– Еще какой боец.
Кажется, или в глазах Германа мелькает восхищение? Да ну. Бред какой-то.
– Это маска. На самом деле я до ужаса боюсь подвести мужа. – Смеюсь, впервые позволяя себе откровенность. – К тому же он бы просто зарубил наши переговоры, если бы почувствовал в них хоть малейшую для меня опасность.
Я укладываю ладонь на еще почти плоский живот. Тут я, конечно, лукавлю. О моих заявках на тендер Ставрос не знает.
– Он в СИЗО, Нин. Разве это не доказывает, что с чувством самосохранения у него не очень?
– Нет, – резко отрезаю я. – И буду признательна, если впредь ты воздержишься от подобных замечаний.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Герман морщится от попавшего в глаза дыма. В одну затяжку докуривает сигарету, и отбрасывает бычок в урну.
– Прости. Ты права. Это все нервяк. Подбросить тебя?
– Нет. Я отсюда домой.
Потому что дома у нас неприкаянная Вика. Когда начались летние каникулы, я предложила ей съездить в языковой лагерь, но она отказалась. Теперь вот болтается без дела. Испуганный мой воробышек. К бабке и то не загонишь. А старая мегера думает, что это я ее не пускаю. В любое другое время я бы уже озверела от ее истерик, но беременность делает меня удивительно терпеливой ко всем заскокам. Вот бы еще сил побольше! Сонливость просто убивает. Хорошо хоть не тошнит. Почти. Было пару раз, и все. Бог миловал. Если верить моему гинекологу, беременность у меня вообще выходит образцово-показательной. Наверное, чувствует мой малыш, что мамочке сейчас и без него проблем хватает. Не капризничает.
Подъехав к дому, опускаю голову на руль и на несколько секунд застываю так, собираясь с силами.
– Эй! Вам плохо?! – стучат в окно. Подпрыгиваю.
– Господи, вы меня напугали.
– Извините. Чего не хотел – того не хотел. Смотрю, вы лежите. Думаю, может, в голову напекло.
Мужчина еще что-то говорит. Но я не слушаю. Меня опять параноит. Что он здесь делает? Наш дом в тупике. Улица, если ее так можно вообще назвать, короткая. Всего на пять домов. Соседей я знаю. А мужика этого вижу в первый раз. Выходить? Или вызывать ментов и двери блокировать? Так менты в последнее время мне кажутся опаснее самых конченых отморозков. А этот на отморозка совсем не похож. Пожилой. Представительный. В костюме в такую жару.
Заработалась ты, Зайка, вконец.
Разозлившись на себя, выхожу из машины.
– Со мной все в порядке. Просто устала немного. А вы здесь… – оглядываюсь. До ворот всего ничего. Плюс повсюду здесь установлены камеры. Если передо мной не киллер экстракласса, вряд ли он их вот прям все отключил.
– А я вас жду.
– Меня? – брови взлетают вверх.
– Нина Васильевна Зайка?
Медленно сглатываю. После всех дурацких допросов, которым меня подвергли, я на собственное имя реагирую совершенно неадекватно. Так и кажется, что за ним последует «Вы обвиняетесь в чем-то», что они на этот раз придумают. Поэтому вместо того, чтобы ответить, я на выдохе задаю встречный вопрос:
– А вы?
– Василий Петрович. Зайка. Твой отец. – Я покачиваюсь. – Тебе, похоже, правда, нехорошо. – Отец… Отец! Боже мой, подхватывает меня под руку. – Открывай эти чертовы ворота. Тебе нужно прилечь.
– Со мной все в порядке. Просто небольшой шок.
Голос у этого мужчины чем-то напоминает голос моего мужа. Не тембром, нет. Скорее интонациями, свойственными человеку, привыкшему отдавать команды. Не подчиниться которым просто невозможно. Очевидно, поэтому я послушно иду к воротам, пялясь на него во все глаза.
– Похожи? – усмехается.
– А? Нет.
– Похожи-похожи. Ты в меня рыжая.
– Нина? – выскакивает из беседки Вика. – А вы кто такой?! – воинственно.
– Это, Вик, мой отец. А это – Вика. Дочь моего мужа.
– Очень приятно, Вика. Принеси матери чего-нибудь холодненького. Попить.
Мужик опускает меня на садовый диванчик крепкой рукой. Почему-то залипаю на ней. Обычная мужская рука. Что я на ней ищу? Наколки в виде перстней? С губ срывается истеричный смешок. Василий Петрович приподнимает бровь. Кажется, мимика у нас тоже похожа. Мамочки. Как же меня трясет!
– Я ей не мать, – поясняю, едва ворочая языком, когда Вика скрывается за раскидистыми розовыми кустами.
– Мне ли тебе объяснять, что мать и отец – это необязательно те люди, кто тебя сделал?
– Вот как? Ну, вы же отцом представились.
– О как! Зубы есть, значит? А я уж подумал, совсем ты…
– Беззубая?
– Не в мою породу.
