За нее закончила Эстер:
— ...на нашей стороне.
* * *
Когда «бивер» сел на теперь уже более приличной полосе, Паркер увидел, что небольшая группа его людей собралась вокруг Санчеса и пытается побудить бычков к какому-то активному действию. Остальные, раздевшись вплоть до шорт и ботинок, играли в пятисторонний футбол, игру быструю и неистовую. Монтальбан прокладывал себе путь к воротам, обозначенным парой стоек, вбитых в мягкую землю, когда один из гуркхов сбил его с ног коварным ударом сзади. Поле взорвалось слаженной бурей брани, которую оборвал Майк Хенчард, поместив мяч в импровизированную штрафную площадку, откуда он и влетел в пустые ворота.
«Четверо выживших из шестнадцати? — подумал Паркер. — Хорошо бы не меньше».
27
Билл Айнгер получил удовольствие от стрельбы из пистолета, которой они занимались часом раньше. Сначала было удивительное ощущение от того, что в руке было тяжелое компактное оружие, которое он так часто видел в своих любимых фильмах; затем было потрясение от силы, которая шла из его ладоней, когда он стрелял с двух рук; хлопок, ударяющий по барабанным перепонкам; и наконец, маленькое черное отверстие, которое появлялось в мишени в двадцати метрах от него. Он держал в правой руке SLR, большой палец позади курка, пальцы вытянуты в его сторону, но не касаются спускового крючка, дуло лежит на согнутой левой руке, обращенное к земле; точно так же, как наряды полиции, которые показывают по телевизору, когда они идут по улицам Белфаста. И он, понюхав свои пальцы, уловил запах кордита и очищенного машинного масла.
Он усмехнулся про себя, потому что это вызвало воспоминание о том, как он, после первой своей девушки, его первой победы, не хотел мыть руки, пока не уверился, что ее запах выветрился, запах, не много похожий на то, как пахли некоторые здешние цветы. Первая девушка? Единственная девушка, потому что следующие четыре года он провел на хлебах Ее Величества там, где не было женщин.
Воспоминание и то, чем он занимался, и то, что он делал, и восхищение оружием, которое он держал в руках, и местом, где он находился, — все это неожиданно вызвало странное ощущение в его груди и горле, волоски у него на затылке поднялись, пенис набух, и в глазах появились слезы.
— Что-то со мной не то, — пробормотал он, потому что слово, пригодное для описания этого, раньше не имело для него реального значения. Какое слово? Счастье. Вперед и направо. В пятнадцати метрах от себя он видел, как Джон Крик прокладывает себе путь среди переплетения лиан, а позади — тот черный, Уинстон Смит. За ним шел Хулиан Санчес, толстый испанец, который всегда смеялся, но теперь двигался тихо, как кот.
Шуму было не много, только вдалеке, в нескольких километрах, прозвучала короткая, патронов на пять, очередь, и птицы засуетились под пологом леса, и вниз медленно спланировал коричневый лист. Но когда он был уже на уровне его глаз, он попал в солнечное пятно, раскрыл металлически блеснувшие синие крылья и стал подниматься обратно, откуда появился: бабочка, самая большая и красивая из когда-либо виденных им.
Майк Хенчард сдвинул вперед с установленного места и плавно снял защелку мушки на стволе «молотилки». Затем он зажал пластинку мушки между большим и указательным пальцами и согнул ее, чтобы компенсировать ошибку. Его первая очередь снесла верхушку импровизированной цели.
— Теперь смотри, сынок, — сказал он Колину Уинтлу, — ты не делаешь этого, если я не поднимаю головы, но ты бы лучше усвоил на случай...
Колин смотрел с расстояния примерно в метр, которое разделяло их в укрытии, которое они соорудили из поваленных древесных стволов на краю леса. Он усмехнулся нерешительно и выжидательно. Его обязанности второго номера пулеметного расчета не заходили дальше таскания на себе периферийного снаряжения, треноги весом в четырнадцать килограммов и тысячи патронов, которые весили вдвое больше, на расстояние больше километра через открытое место, переноски веток для устройства убежища, а затем держания ленты под углом, который предписал Хенчард, пока тот разносил в клочья картонные коробки, которые они разложили в двухстах метрах. Доведется ли и ему в конце концов пострелять?
— Ладно. Заметь правильную позицию при ведении огня. Всегда сиди, если можешь — если в укрытии это безопасно; конец упирается в правое плечо, левая рука прижата к поясу, чтобы удерживать ствол постоянно и контролировать отдачу, указательный палец правой руки на спусковом крючке, и только большой — сверху. Если ты обхватишь всеми пальцами, ты сожмешь их, когда будешь стрелять, и будь уверен, ты сдвинешь все вправо. Попробуй.
Хенчард встал и помог Колину встать так, как он описал, развернув его плечо под правильным углом и проверив хватку левой руки. Затем он вынул патроны из ленты, которую Колин набивал для него, оставив только десять.
— Две очереди по пять патронов каждая, интервал десять секунд. Огонь!
Хотя и установленная на треногу, машина из металла и дерева вдруг показалась похожей на воющего дикого зверя, бьющего Колина по плечу и безуспешно пытающегося высвободиться. Он отпустил спусковой крючок, досчитал до десяти и нажал снова. Но на этот раз не хватило двух выстрелов — он израсходовал на первую очередь восемь патронов. А картонка, укрепленная на трех деревяшках, выглядела точно так же, как раньше.
Колин посмотрел на Хенчарда.
— Куда они делись?
— Бог их знает. Но не удивлюсь, если Гордон приготовит нам на ужин обезьяну. Смотри, мы попробуем трассер — может, это тебе подаст идею о том, что случилось.
Но у Гордона Беннета были другие идеи. Накануне он раздобыл дерева и ржавого железа у вакерос, которые смотрели за скотом Томаса Форда, и соорудил нечто вроде автобусного кузова, но на котором он мог поджаривать на вертеле большие куски мяса. Он сложил самые сухие дрова и ветки, какие только смог найти, на дно, зажег их, уверился, что все получается хорошо, затем погасил. Потом вместе с Дитой он съездил на джипе в новый дом, поторговался с толстым американцем насчет бычка и заплатил на пятьдесят процентов больше, чем на рынке. Хотя Беннет был обычно весьма экономным покупателем, это его не смутило — это ведь были не его деньги.
Дита поспрашивала и нашла вакеро, который знал, как резать скот. С помощью Аугусто — так звали этого вакеро — Беннет выбрал шестимесячного бычка, чуть более упитанного, чем остальные. Он был еще молочным, но ел и траву, и Беннет счел, что это сочетание добавит вкуса.
Аугусто был невысоким, кривоногим, с бочкообразной грудью, однако поймал бычка одним броском своего лассо, и вместе они увлекли его прочь от коралей к старой «финке». Его мамаша раза два или три мычала ему, но следом не пошла. К тому времени как они увели его за «финку», она уже снова щипала длинную влажную траву.
— Тебе может не понравиться следующий этап, — сказал Беннет Дите.
Но она осталась смотреть. Аугусто махнул ладонью вверх и вниз у морды бычка, затем Беннет ухватился за маленькие рожки и отогнул голову назад. Вакеро перерезал яремную вену, выпустив поток темной крови, на которую тут же слетелись большие черные мухи. Они подождали, пока он замрет.
— Там, откуда я родом, — сказала Дита, — мы старались не выпускать кровь.
— Для черного пудинга? — спросил Беннет. — Я думал, вы только свиней для этого используете.
— Нет. Для удобрения.
Она развернулась и пошла на большую кухню. Она испытывала облегчение от того, что они не ожидали от нее, единственной здесь женщины, что она будет готовить одна, но она также чувствовала, что ей понравилось помогать. Она нашла большой мешок ямса и начала срезать красную кожицу с желтой мякоти, потом вздохнула. Не так-то легко накормить сразу семнадцать человек.
Аугусто принес три своих основных орудия — мясницкий нож, пилу и большой нож, который он обычно использовал, и им отделил голову и ноги. Затем он освежевал и выпотрошил тушу. Неожиданно он начал что-то говорить Беннету по-испански, и тому пришлось идти на кухню и звать Диту.
— Он хочет взять себе кусочки и ошметки, они приготовят их с фасолью, это их обычная пища, — пояснила она.
Гордон задумался на мгновение. Назавтра он задумал превосходное блюдо наподобие гуляша, которое он редко имел шанс приготовить. Стрэханам, а возможно, Глеу и Гудаллу, оно должно понравиться, но он ожидал, что остальные, особенно младшие, откажутся. Так что он согласился.
Теперь наступил решающий момент: разрубить тушу или зажарить целиком? Он посмотрел на часы — они хорошо использовали время, и оставалось еще четыре часа, так что он решил выбрать второе. Вместе с Аугусто они пропустили два заранее приготовленных вертела через тушу и поместили ее над огнем, который был небольшим, но очень горячим. Вообще-то некоторые части могли обуглиться, а другие остаться полусырыми. Но он знал, что такой опасности нет — свежее мясо можно есть сырым с минимальным риском.
