Мне были знакомы матчевые дни.
Я часто ходила на игры, в которых участвовал Джоуи.
Однако здесь все было по-другому.
Я ощущала себя чужеродным элементом.
— Эй! — услышала я до боли знакомый голос, прервавший мои мысли. — Погоди!
Обыкновенное любопытство заставило меня повернуться и посмотреть, кто зовет и меня ли.
Джонни бежал прямо ко мне, и при виде его мое сердце заколотилось о ребра.
Боже мой!
Что он делает?
Зачем он бежит ко мне?
Что вообще происходит?
— Как дела? — спросил Джонни, подбегая ко мне.
Судя по голосу, он все еще не отдышался после игры.
— Ну… э-э… хорошо, — запинаясь, ответила я, полностью выбитая из колеи от его близости. — А тебе хорошо? — робко добавила я и тут же покраснела от смущения. — Должно быть, очень. — Я едва не застонала от собственной глупости и промямлила: — В смысле, а у тебя как дела?…
— Все хорошо, — с улыбкой ответил Джонни.
От улыбки у него на щеках появились маленькие ямочки.
Я впервые видела эти ямочки, и память впитала их, как губка.
— Хорошо, — выдохнула я, силясь сосредоточиться.
Вблизи я его видела только тогда на поле, когда лежала и пялилась в небо, а потом, в коридорах, он быстро проносился мимо или стоял слишком далеко, чтобы я могла рассмотреть его лицо. И вот сейчас я смотрела на него в ясном сознании, не затуманенном ушибленной головой.
И вид оказался захватывающий.
Честное слово, он был потрясающе, до боли привлекателен.
Какое лицо! Высокие скулы, волевой подбородок, пухлые губы и лохматая грива темно-каштановых волос, стильно выбритых по бокам, зато довольно длинных на макушке.
Но это же лицо хранило отметины многочисленных сражений.
Через левую бровь тянулся свежий шрам, нос явно был пару раз сломан, а правая скула с пугающей быстротой становилась пурпурной.
— Ты ведь помнишь меня? — продолжая улыбаться, спросил он, хотя во взгляде появилось легкое беспокойство; думаю, из-за того, что я пялилась на него, как законченная дура. — Шаннон «как река».
Боже мой!
— Ага, — выдавила я, чувствуя, как вся кровь, что была в моем теле, устремилась к щекам. А тут еще прядь волос лезла в глаза. Я закинула ее за ухо. — Я тебя помню. — Не зная, как себя вести и что говорить, я глупо помахала ему рукой. — Привет, Джонни.
Что со мной творится?
Мне не почудилось?
Я действительно ему помахала?
Боже…
Он улыбнулся шире — идеальной белозубой улыбкой..
— Привет, Шаннон.
Рехнуться можно…
— У меня это… все хорошо, — с заметным напряжением произнесла я. — И у тебя тоже. Значит, это… хорошо.
— Конечно хорошо, — ответил он, и губы у него слегка дернулись.
— Да, все у всех хорошо, — ответила я, сжимаясь от собственной тупости.
— Хорошо, — усмехнулся Джонни.
Я оцепенело посмотрела на его лицо и тут же отвела глаза, пообещав больше не произносить это дурацкое «хорошо».
— Я смотрела твой матч, — выпалила я. — Поздравляю с победой.
Да, Шаннон, звучит уже гораздо лучше.
С этого нужно было и начинать, идиотка.
— Знаю. — Джонни слегка улыбнулся. — Я тебя видел.
Я открыла рот, пытаясь что-то сказать в свое оправдание, но в голове было пусто, и я лишь беспомощно пожала плечами.
— Ты получила мою записку? — спросил Джонни, к счастью избавив меня от необходимости изобретать какую-то более или менее связную фразу.
— Да. Я хотела поблагодарить тебя за те деньги, — тихим голосом ответила я. — Я просто не знала, нужно ли…
— Не волнуйся, — перебил он меня и снова улыбнулся. — Я не ждал никакой благодарности.
— Кстати, эта была слишком большая сумма, — быстро добавила я, заталкивая за ухо еще одну прядку. — Мама купила мне юбку всего за тридцать евро.
— Надеюсь, она купила и колготки, которые тебе хотелось, — сказал он, понимающе улыбаясь.
Боже мой.
Улыбка у этого парня…
— А-а. — Я густо покраснела. — Они стоили всего пять евро. — Я сунула руки в карманы пальто и, опустив глаза, разглядывала свои туфли. Потом, судорожно вдохнув, подняла голову и снова посмотрела на него. — Я могу вернуть тебе остаток…
— Ни в коем случае, — торопливо отказался Джонни и стер с щеки грязное пятно. — Оставь себе.
— Оставить себе? — Я отупело посмотрела на него. — Тебе не нужны шестьдесят пять евро?
— Я испортил тебе первый день, — ответил он, и его пронзительные синие глаза вперились в мои. — Еще и травмировал. Ты не обязана ничего мне возвращать.
Слава богу, поскольку родители ни за что не вернули бы мне те деньги.
— Ты уверен? — хрипло спросила я.
— Конечно, — ответил Джонни, сопроводив слова кивком, и потом спросил: — Как твоя голова?
— Все лучше и лучше, — сказала я и улыбнулась.
— Ты уверена? — спросил он, передразнивая меня. — Никаких остаточных явлений, из-за которых у меня могут быть неприятности? Мне не надо обращаться к адвокатам?
— Что-что? — разинула я рот. — Нет, не надо. Я прекрасно себя чувствую. Я бы никогда не подала на тебя в суд.
— Да я прикалываюсь, Шаннон, — усмехнулся Джонни и, покачав головой, добавил: — Я правда рад, что у тебя все в порядке.
— А, ладно, — вспыхнула я. — Спасибо.
— Джонни! — послышался зычный мужской голос.
Я повернула голову и увидела грузного мужчину, направлявшегося к нам. На шее у него висел внушительного вида цифровой фотоаппарат.
— Сынок, позволь щелкнуть тебя для газеты.
Я была в полной уверенности, что слышала, как Джонни пробормотал сквозь зубы: «Да пошел ты», — но, повернувшись к фотографу, он вежливо кивнул и сказал:
— Без проблем.
— Вот и умница, — похвалил его фотограф. Он направил камеру на Джонни, но остановился и, повернувшись ко мне, сказал: — Дорогуша, можно попросить тебя немного отойти?
— Ой, конечно, извините! — пискнула я и вышла из кадра.
— Между прочим, мы разговаривали, — заметил фотографу Джонни и, сердито посмотрев на него, подошел ко мне.
— Улыбайся, — шепнул мне Джонни, притянул к себе и грязной ручищей обнял за талию.
Я ошалело смотрела на него:
— Что?
— Улыбайся, — спокойно повторил Джонни, запихивая мою голову себе подмышку.
У меня не было сил возражать. Я повернулась лицом к фотографу и сделала так, как велел Джонни.
Просияла.
Фотограф выгнул бровь и с любопытством посмотрел на меня, но быстро нащелкал кучу снимков.
Вспышки его камеры слепили глаза, а когда вокруг засверкали такие же вспышки других камер, меня охватило беспокойство и я затряслась от волнения.
Что происходит, черт побери?
— Пожалуй, этого достаточно, — взмахнул рукой Джонни и снял другую с моей талии. — Спасибо, что пришли на игру. Мы ценим поддержку прессы.
— Джонни, Джонни! — выкрикнула какая-то женщина. — Какие у вас отношения с этой девушкой?
— Личные, — сухо ответил Джонни.
— Дорогуша, а как тебя зовут? — спросил фотограф, доставая ручку из кармана куртки.
Я дрожала всем телом, чувствуя себя конченой дурой и ловя десятки любопытных взглядов.
— Шаннон Линч, — объявил Джонни, резко кивнул и, игнорируя с полудюжины фотографов вокруг нас, повернулся ко мне и спросил: — Идешь праздновать после школы?
— Что они делают? — неуверенным тоном спросила я, толком не расслышав его вопроса.
Я во все глаза смотрела, как фотограф что-то пишет у себя на ладони. Рядом толкались несколько его коллег.
— Плюнь на них, — тряхнув головой, посоветовал мне Джонни. — Они сейчас уберутся.
— Они смотрят на тебя, — прошептала я. — И кажется, на меня тоже?
Джонни досадливо зарычал и обернулся.
— Я ученик этой школы. На школьной территории. С несовершеннолетней, — резко сказал он.
К счастью, его слова возымели действие, поскольку люди медленно разошлись.
— Это было так странно, — едва ворочая языком, призналась я, когда Джонни снова повернулся ко мне.
