публикациями в «Русском вестнике», чтобы убедиться, с каким мастерством выполнена редактура. Тургенев исправил неудачные обороты, подобрал во многих случаях более точные эпитеты, заменил украинизмы близкими по смыслу русскими выражениями, значительно обогатил словарь, синтаксис и ритмический строй речи. После тургеневской правки русский перевод украинских рассказов Марко Вовчка засветился всеми красками, стал легким, изящным, поэтичным, певучим и, главное, вполне адекватным подлиннику.
Книга Марко Вовчка, как и «Кобзарь» Шевченко, печаталась под наблюдением Каменецкого в типографии Кулиша. Финансировал издание петербургский книгопродавец Д. Е. Кожанчиков, связанный с кружком украинских литераторов. Только счастливое стечение обстоятельств позволило ему выпустить «Народные рассказы». 19 марта цензор Никитенко записал в своем дневнике после очередного заседания секретного Комитета по надзору за печатью: «Тимашев прочитал безымянный донос о том, что в «С.-П[етербургских] ведомостях» напечатано извещение о приготовляющемся переводе малороссийских повестей Вовчка на русский язык и о намерении некоторых литераторов пустить их в продажу по самой дешевой цене. Доносчик с патриотическою ревностию указывает на страшный вред, долженствующий произойти от распространения в народе подобных вещей».
Никитенко усомнился, действительно ли так «вредны» эти рассказы, и тогда Муханов пересказал ему содержание «Козачки», написанной «с целию как бы вооружить крестьян против помещиков, их притеснителей-владельцев». «Странно, — продолжает цензор свои рассуждения, — что подобные вещи печатаются теперь, когда дело идет об уничтожении злоупотреблений, против которых восстает автор «Козачки«…Странно также, что переводчиком повестей Вовчка в «С.-П. ведомостях» объявлен Тургенев, не знающий вовсе малороссийского языка. Это, должно быть, какая-нибудь спекуляция».
В действительности же то, что Никитенко принял за «спекуляцию», явилось ценнейшим вкладом великого писателя в национальную культуру обоих народов. Незнание украинского языка не помешало Тургеневу после кропотливого редактирования русского текста «Народних оповідань» взяться за перевод «Институтки». Вместе с украинским оригиналом в распоряжении Тургенева был на этот раз не авторский перевод, а добросовестный «подстрочник», сделанный, по-видимому, Афанасием Марковичем при участии Кулиша или Каменецкого.
20 марта Тургенев выехал в Москву, а оттуда в Спасское, с тем чтобы после месячного отдыха вернуться на несколько дней в Петербург и отправиться потом за границу. Из Спасского он прислал обещанное предисловие к книге Марко Вовчка.
«Благодарю Вас, уважаемый Иван Сергеевич, за предисловие. «Институтка» вышлется Вам дня через три», — писала она 29 марта, а Тургенев, в ожидании нужных ему текстов, напоминал Карташевской: «Я до сих пор не получил перевода «Институтки» — да мне нужен и оригинал, непременно; надеюсь, что Кулиш мне его пришлет».
Захваченный работой над романом «Накануне», он не успел выполнить перевод к намеченному сроку. Русский текст повести попал в редакцию «Отечественных записок» только осенью и был напечатан в январе 1860 года.
Тургенев как переводчик и популяризатор украинских произведений Марко Вовчка способствовал ее всероссийской славе. Пока писательница находилась в Петербурге и в первые месяцы ее пребывания за границей, появлялись хвалебные статьи и отзывы о книге, изданной Кожанчиковым, и рецензии на «Рассказы из русского народного быта», печатавшиеся в журналах.
Оперативность прессы соответствовала злободневности рассказов. Они произвели в России не меньшую сенсацию, чем «Хижина дяди Тома» в Америке. Не было, пожалуй, ни одного сколько-нибудь заметного органа печати, который обошел бы их молчанием. Среди первых критиков Марко Вовчка, отвлекаясь от конкретных оценок и отношения к ее творчеству, мы встречаем Тургенева и Достоевского, Герцена и Писемского, Добролюбова и Писарева, Кулиша и Костомарова, Дружинина и Леонтьева, Пыпина и Котляревского.
Рассказы Марко Вовчка будоражили общественное мнение, никого не оставляли равнодушным. На первых порах, пока вопрос о реформе находился еще в стадии обсуждения, их появление было встречено дружными похвалами. Автор небольшой книжки немедленно был вознесен на Олимп, возведен в ранг перворазрядных писателей. Позже, по мере нарастания революционной ситуации, отношение к Марко Вовчку служило верным показателем идейных и эстетических позиций критиков — разных направлений. Вокруг ее творчества разгорались жаркие споры, завязывались литературные бои. Но первой реакцией был восторг, смешанный с удивлением: автором этих чудесных произведений оказалась молодая женщина!
Рецензировались даже отдельные рассказы. Стоило появиться «Надеже» на страницах «Народного чтения», как последовал отклик в «Московском вестнике»: «Рассказ г-жи Марко Вовчок мог бы украсить страницы любого из наших периодических изданий. О произведениях этой замечательной писательницы, исполненных искренности, теплоты и задушевности, мы когда-нибудь поговорим в особой статье».
Но инициативу перехватил молодой украинский критик А. А. Котляревский, впоследствии крупный ученый-славист, которого хорошо знал и высоко ценил Чернышевский{20}. Он выступил в «Отечественных записках» (1859, № 3) с боевой публицистической статьей, подписанной криптонимом «Эк. С-ть» (т. е. экс-студент). Без всяких околичностей он причислил «Народные рассказы» Марко Вовчка к «реальному направлению» в литературе, которое «приходит в живую связь с нашими кровными интересами и является дружным помощником на пути отречения от выжившей старины». И с этой точки зрения критик подробно рассматривает «Козачку», «Одарку» и «Горлину», выражая притворное удивление, почему именно эти, лучшие из лучших рассказов, не были помещены в «Русском вестнике». «Все три рассказа, — заявляет Котляревский, — не что иное, как три акта одной тяжелой драмы, впечатление которой тем сильнее, что она далека всех литературных условий и прямо вводит нас в среду живой, неподкрашенной действительности». Не менее знаменательна и концовка статьи: «Великая благодарность да будет воздана честному автору за его честное, благородное слово о том, на что в настоящее время обращены и мысли, и чувства, и дела всякого живого современного человека».
Даже в первых доброжелательных откликах наметились две тенденции, которые в дальнейшем проявились еще более отчетливо. Одни подмечали преимущественно поэтическое своеобразие рассказов, не касаясь их социальной остроты, другие подчеркивали общественную направленность и идейно-творческое новаторство писательницы. Характерны в этом отношении выступления Костомарова и Писарева, как бы продолжающие первый — линию Кулиша, второй — А. Котляревского.
Костомаров постарался обратить внимание читателей «Современника» (1859, № 5) прежде всего на художественные достоинства рассказов, отметив умение автора «отыскивать главные поразительные черты, избегать многословия и в немногом выражать многое», а Добролюбов в вводной заметке похвалил работу Тургенева: «В его собственном таланте столько поэтической грации и прелести, его сочувствия так близки к народной жизни, что он мог приложить к этому делу свою душу, и это ручается нам, что русская публика получает теперь перевод украинских рассказов Марко Вовчка, не уступающий оригиналу».
В подтверждение правоты этих слов в том же номере «Современника» была напечатана «Одарка».
Писарев откликнулся на только что изданную книгу в журнале «Рассвет» (1859, № 5). В его короткой рецензии уже проводится главная мысль, определившая содержание большой статьи, написанной в следующем году, когда он возобновил свою деятельность после тяжелой болезни: писательница «нападает своими вполне художественными произведениями не на
