отвечает она.
– И выпить не хочешь?
– Я не пью…
– А почему не спросишь, куда мы едем?
– Куда мы едем?
– Мы едем к тебе домой.
Чувствую на себе ее полный ужаса взгляд и примерно прикидываю, что она может сказать. Про квартиренку, которую они снимают впятером и в которой сейчас спят вповалку ее подруги после дневной «смены». Про повара, который одновременно охранник, исполняющий указания сутенера бить в бубен клиенту и проститутке за то, что в дом чужого привела. Про отобранные документы и перспективу лишиться «отпуска» в родной Кривой Рог…
– Ты меня неправильно поняла, – быстро поправляюсь я, – я просто отвезу тебя домой.
– А как же… «работа»?
– Хрен с ней, с работой. Обещай только, что сегодня ты уже не вернешься на «точку».
В этот момент я повернул в сторону Шереметьева-2, чтобы развернуться у аэропорта и ехать в Москву. И яркие фонари вдоль обочины вдруг высветили лицо моей спутницы настолько, что, наконец, я смог его хорошенечко разглядеть.
Какое оно все же особенное – лицо счастливой бабы, хоть она и проститутка! Все на нем прописано до мельчайших черточек, одухотворено и проникнуто светом! И предвкушение того, что хоть сегодня ее не будет лапать дядька, пропахший табаком! Что не придется ей вспоминать упражнения с бананом, которым ее учили для «правильного» секса! Что никто ее не ударит, не прижжет окурком, не заставит «крутить солнце» на групповухе, не убьет, наконец, и не выбросит изуродованное тело в сугроб!
Где-то на полдороги к терминалу нас нагнала милицейская машина и, обойдя слева, «скомандовала» остановиться.
– Пожалуйста документы, – вежливо попросил лейтенант-«пэпээсник».
– В чем дело, командир?
– Пустая формальность, проверка. У вашей спутницы документы есть?
Второй мент, сержант, поправляя на плече автомат, тем временем приоткрыл пассажирскую дверку моей тачки.
– Какие ещё документы?.. – начал было я.
– Спокойно, – ухмыльнулся сержант, очень красноречиво оглядывая потупившую взор проститутку. – К вам у нас претензий нет. А вот девушку придется забрать в отделение для установления личности. Может, хотите поехать с нами?
Ментовская машина была той самой, которая стояла на обочине у «точки». И «мамка» зачем-то возле нее крутилась, пока я доставал бутылку из-под педалей.
Надо ж, развела. Меня, можно сказать, – на широкий и гуманный жест. Проститутку – на столь непродолжительное счастье.
Опель Омега
Ты помнишь, девочка моя, с чего началось наше знакомство? Не помнишь. Да и что ты могла помнить, находясь в ту пору, когда я еще мучился выбором, в неведомом мне Магдебурге, в руках брюхатого немца с явно плохой наследственностью, словно его бабушка была замужем за собственным кузеном?
Не злись, девочка моя. Мужики они все такие – не переносят соперников, отстаивая свое право первой ночи. У нас с тобой все было иначе…
Я расскажу, что было до тебя.
В нашей стране по очень и очень многим причинам, суть которых ты все равно не поймешь, категорически запрещалось многоженство в понятном для нас с тобой смысле. Иначе некто с рыбьими глазами мог прийти к тебе домой и спросить, на какие шиши ты приобрел очередную подругу. Тогда ведь нельзя было заработать, можно было только украсть. Но чтобы перед цивилизованным миром советский человек выглядел богатым, ловкачи придумали народную на века жену-товарища с именем во множественном числе «Жигули».
Не стану ее ни хвалить, ни ругать. Скажу только, что если б ездил на ней до сих пор, то вряд ли остался в живых. В последние годы, перед тем как уйти в правительство, главный производитель отечественных соратниц Каданников почему-то делал их сплошь кривоногими, убогими и мятыми, будто перед тем как отправить в магазин, механики упорно спаивали подруг в привокзальном баре, а потом сажали им фингалы за отказ любить в извращенной форме.
В одной такой чахлой подруге с фигурой-кузовом универсал, проданной мне плутоватым сутенером из обшарпанного автомагазина, я вскоре обнаружил щели, в которые, видимо, просовывали… доски. При езде она сопела и утробно по-старушечьи кашляла, перебирая конечностями не быстрее изможденной клячи по дороге на мясокомбинат. Среди мужчин я был, наверное, единственным, кто с интересом отслеживал рекламу женских гигиенических прокладок, прикидывая, как этими предметами затыкать все ее простудные течи. Да и в остальном, прости Господи, она вызывала лишь вселенскую печаль, плач Ярославны и крик души. На десятой тысяче, когда «вылетела» коробка передач, я решил, что с меня хватит. Поэтому сопровождая взглядом удаляющийся топорный зад проданных мною за бесценок «Жигулей», я чувствовал облегчение, какое бывает в стоматологическом кресле, после того, как дантист покажет на пинцетике благополучно выдранный зуб.
А потом долгими осенними вечерами, думая как мне больше не наколоться, я стал составлять некий манифест, суть которого хорошо известна неудачно женившимся мужикам в мятых костюмах, несвежих сорочках и парой склизких сосисок в желудке.
Работа моя была усложнена только тем, что речь шла не о новой жене, которая и стирает, и гладит, и отменно готовит, а о новой автоподруге, которую чувствуешь лучше, чем жену. И я провозгласил, опираясь на свою хорошую теорию и плохонькую практику, ряд параметров, без которых сделка не состоится.
Я, например, потребовал от неведомого мне еще продавца, чтоб будущая моя подруга имела три-четыре года от роду, что в человеческом измерении составляло тождественный мне возраст. Я не желал, чтобы она имела до меня нескольких ухажеров. Максимум – одного.
Еще я настаивал на том, чтобы к ее документам были приложены все «медицинские» карты с указанием работ, которые на ней производились, и всех текущих техосмотров с указанием марок залитого масла, антифриза, тормозной жидкости и т.д.
Мне хотелось управлять моей подругой играючи, не причиняя ей боли. Поэтому я настаивал на гидроусилителе руля, на дисковых тормозах спереди и сзади, причем вентилируемых и обязательно – с антиблокировочной системой.
Я мечтал о ее свободно вздымающейся груди, в которой должно быть сердце, питающееся исключительно системой впрыска, ибо карбюраторы так же затейливы и замысловаты, как искусственная почка.
Я переносил нерастраченную «жигулевскую» любовь и на привод, который должен быть обязательно задним.
Я также настаивал на краске, отдавая предпочтение «металлику», поскольку знал, что сверху «металлик» дополнительно покрывается лаком, усиливающим устойчивость моей подруги к русской соли и агрессивной среде.
Наконец, я хотел роденовских габаритов – огромного холеного тела, внутри которого, не в пример человеческой утробе, было бы столько жизненного пространства, столько отвоеванной у улицы площади и воздуха, чтоб не капризничала душа, переболевшая клаустрофобией в «Жигулях».
Словом, много чего я хотел за не слишком большие деньги. Поэтому что-нибудь из «Мерседесов», полноприводных «Ауди» отпадало из-за дороговизны. «Пассат» не «годился» из-за задних барабанных тормозов и привода. Европейские «Форды», типа «Тауруса» или «Скорпио» отпугивали своим не совсем немецким происхождением, как, впрочем, и «японцы»… Оставались «Опели». Из них – только ты, подруга с галактическим именем «Омега»…
Дальнейшее тебе
