Не в силах выдерживать давления этой ситуации, я тихо встала и покинула зал.
Поверить не могу, что он сделал это! Как нагло, безобразно и восхитительно.
«Заткнись, Перри, тебе еще ни с кем не удавалось чувствовать нечто подобное», – настаивало мое подсознание. «Твоя грудь разрывалась от желания прижаться киской, как он выразился, к его руке, и налившейся грудью, сдавливаемой лифом платья, к его груди. И я уже не говорю об оргазме. Чувствовала ли ты с Майком хоть что-то из этого?».
– Заткнись, заткнись, просто заткнись! – зарычала я, выбегая на балкон.
– А мне говорили, что благотворительность приносит некое умиротворение, – усмехнулся Пауэлл.
Я обернулась. Он стоял в проходе, плечом привалившись к каменной балке свода. Такой огромный и расслабленный, словно это он получил потрясающий оргазм некоторое время назад.
– Мне больше нравилось, когда ты молчал и обходил меня стороной, – призналась я.
Он кивнул, изогнув губы, как если бы мои слова могли задеть его, и спрятал руки в карманы брюк.
– Но это именно ты не оставляла меня в покое.
– А сейчас жалею, – прозвучало мое второе признание.
Его взгляд изменился, стал отстраненным и холодным.
– Не заметил, чтобы ты жалела.
– Ты о сексе? – спросила я, предварительно убедившись, что на балконе мы все еще одни.
– Не только. Мы оба понимаем, что нас тянет друг к другу, но ты продолжаешь отрицать это.
– Я не отрицаю, но мы интерпретируем это притяжение по-разному. Я считаю это постыдной и запретной связью, а ты видишь в этом вызов и просто позволяешь себе играть со мной, как того пожелаешь. Ты знаешь, что нравишься мне, и пользуешься этим, Макс.
– Я нравлюсь тебе? – Он удивленно вскинул брови.
Черт! Даже себе я не могла признаться в этом, а ему так просто выложила то, что сидело во мне уже давно.
Отвечать не имело смысла. Он уже все понял.
– Пойдем, – вдруг сказал Зверь и кивнул в сторону выхода.
– Куда?
– Не переживай, твоя киска останется нетронутой, – усмехнулся он.
Я догнала его и стукнула разок по плечу.
– Не говори это идиотское слово!
– Я же хоккеист, могу сказать грубее, но это точно не понравится тебе.
– Вообще никак не говори!
Он остановился и выглянул из-за колонны.
– Там пока никого нет, побежали. – Макс схватил меня за руку и поволок по лестнице на третий этаж. У самого верха висела толстая цепь с табличкой. Макс перешагнул ее и помог перебраться мне.
– Какое из слов «проход закрыт» тебе не понятно? – хмуро спросила я.
Он проигнорировал этот вопрос, и тогда я крепко вцепилась в его руку, позволяя меня вести. Весь третий этаж был одной большой комнатой, без дверей, с выходами к лестницам по бокам. Только свет улицы освещал зал, мне потребовалось время привыкнуть к такой тьме.
– Здесь красиво, – заметила я. Ведь зал действительно был прекрасен. – Но не понимаю, зачем ты привел меня сюда, Пауэлл.
– Хочешь потанцевать? – спросил он, моментально обескураживая меня этим вопросом.
– Потанцевать? Но как же музыка, да и потом, разве можно танцевать там, куда даже входить нельзя?
– Этот зал пустует из года в год, никто сюда не придет, – ответил Макс. – Остается только музыка?
– Ага, – улыбнулась я, чувствуя, как разгорается огонек внутри меня.
Музыки нет. В зале на втором этаже начинается аукцион, а значит, сейчас мы вернемся назад.
– Пойдем, Макс, – сказал я, и потянула его обратно к лестнице. Но он не сдвинулся с места, дернул меня за руку, заставляя буквально упасть в его объятия, и накрыл своей рукой мою поясницу. Я забыла, как дышать, смотрела на него, запрокинув голову, а Макс начал двигать бедрами, уводя меня в танце. Кожа от его прикосновений горела, заставляя плавиться и мои внутренности.
– Зачем тебе это?
Он раздумывал несколько секунд, а затем сказал:
– Хочу.
Со второго этажа доносился голос мужчины, ведущего аукцион, но для меня он был очень далек. А близко был Макс. Я слышала, как он дышит, заглянула в голубые глаза, которые больше не казались холодными, а затем опустила взгляд на губы. Вдруг эти губы стали что-то напевать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
«I sit and wait. Does an angel contemplate my fate36»
– О нет, – тихо засмеялась я, пока Макс продолжал напевать. И на удивление этот большой, грубый и временами вредный медведь попадал в ноты, и голос у него был невероятный.
«So when I'm lying in my bed. Thoughts running through my head. And I feel the love is dead. I'm loving angels instead»
– Макс! – зашипела я, а с моих губ не сходила улыбка. Эта ситуация казалась мне до ужаса неловкой. – Робби Уильямс, серьезно?
– А что не так? Ты же любишь восьмидесятые, – засмеялся он, являя мне свои белые зубы.
Черт. А я ведь думала, он не улыбается, потому что у него какие-то проблемы с этим. Ну, знаете, у хоккеистов может недоставать зубов. Но нет. Весь ряд ровных белых зубов на месте. Ровнее чем у меня.
– Эта песня вышла в девяностых, дурила. И с чего ты взял, что я люблю восьмидесятые?
– Как можно этого не знать, я думал, моя голова взорвется от бесконечного потока старья, что крутил музыкальный автомат в том сальном баре за Лос-Анджелесом.
– Ты запомнил?
– Такое не забывается.
Я машинально провела ладонью по его крепким мышцам рук и плеч, наслаждаясь их рельефом, который чувствовался даже через ткань рубашки. Затем накрыла руками его шею, большим пальцем касаясь бьющейся венки. Не было больше спокойного пульса, его сердце стучало так же быстро, как и мое.
– А ты что предпочитаешь слушать? Помнится, в твоей машине играл рок.
– В точку, – кивнул он.
– Другого я от тебя и не ожидала.
– Почему же?
– Ну не будет же такой как ты слушать попсу или, ну не знаю, классику, например, – предположила я.
– Такой как я, это какой? – спросил он.
– Большой и суровый.
– Я суровый?
– Хочешь сказать, что это не так? Ты был очень груб со мной в баре, я не забыла этого.
Он смотрел на меня, переводя взгляд от одного глаза к другому, а затем кивнул.
– Ты права. Прости.
Ух ты, кое-кто умеет извиняться.
– Что случилось с тобой в тот день?
Макс тяжело вздохнул и отвел взгляд. Я вглядывалась в его лицо и пыталась понять: он молчит, потому что это слишком личное, или он не доверяет конкретно мне.
– Не расскажешь, да? – с грустной улыбкой спросила я. – Ладно, Зверь, храни свои секреты.
Моя рука плавно выскользнула из его руки, и я хотел уйти, но он не дал мне сделать этого. Макс вжал мое тело в свое, позволяя почувствовать жар, исходящий от него.
– Я говорил, что ты выглядишь бесподобно, Перри?
С моих губ сорвался смешок.
– Как и любой в этот вечер. Так и предполагалось: красивые наряды и костюмы. Все выглядят хорошо сегодня.
Он покачал головой.
– Но только твой образ отпечатался в моей голове.
– Потому что ты хочешь заняться со мной сексом, Макс.
– Я не стану лгать тебе, я хочу, но это не отменяет того, что ты невероятно красивая.
– Сегодня?
– Всегда.
Его глаза скользнули к моему рту, так словно он хотел соединить наши губы, однако противился этой мысли.
– Можно тебя поцеловать? – спросила я, мягко обхватывая щеки Пауэлла.
Мышцы его лица под моими пальцами напряглись. Что же такого в простом поцелуе, что он так сторонится его. Дело во мне? Может мои губы похожи на рыбьи, или он брезгует целовать меня? Но сексом заниматься же не брезгует.
– Нет. – Твердо и категорично.
– Почему?
– Я не люблю это.
Мои губы сложились в усмешке, однако веселье – последнее, что я чувствовала в данный момент.
– Так просто трахаешь меня под столом своими пальцами, берешь сзади на кухне в своей квартире, а целоваться боишься?
