— Абсолютно, — заметил он направление моего взгляда (хорошо, что не направление мыслей) и едва заметно улыбнулся. — Я лично забирал коробки с архива «Экоса». Конечно, не у всех на виду, но можете не сомневаться. Вряд ли кто-то стал бы переводить такую прорву бумаги, создавая фальшивые отчёты, из опасения не украдут ли их конкуренты, — засмеялся он.
Вместе с ним засмеялись ещё пять мужских голосов, все наши пять Всадников Апокалипсиса. Вернее, четыре всадника — Чума, Война, Смерть, Голод и опарыш Дениска.
Они даже выглядели, как с картины Васнецова: рыжий — Чума, брюнет с бородой — Война, худой — Голод, а бледный блондин — Смерть. Не ошибёшься. Не вписывался в этот бравый квинтет только Дениска, менеджер, что уехал вместе с Пряником в командировку вместо меня.
Зато слышно его было сейчас лучше всех: пухлый парень, вечно голодный и постоянно жующий, отсмеявшись, чем-то чавкал в микрофон.
— Ну тогда не буду вмешиваться со своими подозрениями, — ответила я.
Хотя могла бы поспорить. В компании, где я работала до «Органико», у Евы Грифич (не к ночи помянутой, голодное чавканье Дениски и так звучало, словно аллигаторы кого-то дожёвывали в трясине) к проверке всем офисом дружно перерисовывали документы как раз за отчётные пять лет. Много чего там было интересного, в тех документах, что надо было уничтожить, а я нечаянно скопировала. Как знала, что пригодятся. Хотя это, конечно, было давно, сейчас многое изменилось, отчётность стала прозрачнее. В общем, нет так нет. По крайней мере я попыталась.
— Значит, будем считать данные достоверными, — повернулась я к Таисии, которая общее веселье не поддержала, а тихонько кашлянула в кулачок.
— Я выборочно проверила, когда вносила полученные из официальных источников цифры, — сказала она. — И знаю, что тебе не понравилось, — обращалась девушка исключительно ко мне. — Полосящий принтер, отсутствие признаков, что этими документами когда-либо пользовались и в принципе их открывали. — Думаю, бумажные копии на всякий случай распечатали именно для архива. Ими никто никогда не пользовался и не планировал. Вся работа ведётся в программе. Вся информация хранится на серверах…
— Мы поняли, Таисия, — перебил её Война, шумно скребя свою душманскую бороду. — Не думаю, что Кристине Валерьевне нужно пояснять такие элементарные вещи, как электронный учёт. Давайте к делу.
— Давайте, Арслан, тогда с вас и начнём, — отозвался с экрана Пряник. — Озвучьте, что есть по вашему направлению.
Чёрт, я же вроде приличная девушка, перебирала я аудиозаписи в памяти телефона в поисках вдохновения: «Лесоповал», «Пить с ней вино», «Пающие трусы», пока Арслан открывал ноутбук, прочищал горло.
«Здравствуйте! Это Девушка с домкратом, — наконец нашла я, что заказать, и написала в «стол заказов». — Поставьте, пожалуйста, для Горячего механика…»
Война подошёл к интерактивному экрану, куда на время собрания вывели «карту» с шестью стратегическими направлениями, по каждому из которых работал участник команды, а роль Таисии заключалась в том, чтобы онлайн вводить полученную информацию в созданную ей программу, которая оперативно просчитывала риски и обнажала слабые места «Экос», как томограф поражённые остеопорозом кости или раковые клетки.
На прошлом, первом собрании, речь держал сам Жулебов, многословно и пространно, как он любил, умел и практиковал.
— Надеюсь, никому не нужно объяснять, — вышагивал он по «аквариуму», — как важна репутация для компании. Фирмы с сильной положительной репутацией привлекают лучших специалистов. Они представляют бо̀льшую ценность. Их клиенты более лояльны и охотнее покупают более широкий ассортимент товаров и услуг. И поскольку рынок верит, что такие компании будут и дальше обеспечивать устойчивую прибыль и рост, они имеют высокие мультипликаторы цены-прибыли, рыночной стоимости и более низкие затраты капитала.
Я как губка впитывала каждое слово. Кое-что, к радости Пряника, даже конспектировала.
— В экономике, где восемьдесят процентов рыночной стоимости приходится на трудно поддающиеся оценке нематериальные активы, такие как бренд и интеллектуальный капитал, организации вроде «Экоса» особенно уязвимы ко всему, что наносит ущерб их репутации, — остановился он передо мной, и я крупно вывела в блокноте «80%» и даже подчеркнула. Дважды.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
После он разделил все риски на культурные, управленческие и внешние, и я послушно поделила страницу на три части, чтобы как примерная студентка записать, что в каждую из них входит.
И чем глубже вникала, тем мне становилось страшнее.
Халатность, неэтичное поведение, реакция на кризисное событие, несправедливое увольнение, неправильное решение руководителя, компьютерные вирусы — всё можно использовать против компании и в итоге разрушить её репутацию и довести до банкротства.
— Наша задача на данном этапе, — подвёл итог Пряник, — определить самые слабые места "Экоса" и прицельно работать по ним. Бухгалтерский учёт, — повернулся он ко мне. — Любая найденная ошибка уронит интерес инвесторов, снизит цену акций и вызовет трудности с привлечением капитала. Бухгалтерские скандалы всегда порождают волны негативной реакции и приводят к снижению продаж. — Я кивнула, а он продолжил ставить задачи: — Качество. Для компании, производящей безопасную экологическую продукцию это наиболее слабое звено. Если мы найдём информацию об использовании ядовитых веществ, обмане, подлоге — это может произвести эффект разорвавшейся бомбы. Обслуживание клиентов… Текущие проекты… Информационная безопасность… Исполнительное управление, — обошёл он всех шестерых.
Война отвечал за последнее.
— Новый генеральный директор компании, — подвёл он итог своей ещё даже не полной недельной работы и повернулся к Прянику на экране, задумчиво сцепившему перед собой руки, — самое слабое звено. — Я сглотнула. Арслан презрительно скривился. — Сын владельца, ранее входил в десятку наиболее перспективных молодых топ-менеджеров, но после личной трагедии более полутора лет о нём ничего не было слышно. Думаю, сейчас он наделает максимальное количество ошибок, как управленческих, так и поведенческих. И мы все их сможем использовать.
— Угу, вношу, — кивала Таисия, получая от каждого информацию и бодро щёлкая по клавишам.
— Вот чёрт, — выдохнула я.
Интерактивный экран к концу собрания показывал множество слабых точек «Экоса», но стоящий во главе него Мирослав Сарматов выглядел как праздничный торт с зажжёнными свечами, которым «Органика» будет праздновать победу.
Near, far, wherever you are… I believe…
Близко, далеко, где бы ты ни был… Я верю… — пела заказанная Девушкой с домкратом Селин Дион по радио у меня в кабинете, когда я вернулась к себе после собрания.
Чёртов Титаник снова тонул. А я достала телефон.
Держись, мой самурай! Я знаю, тебе сейчас трудно, но я с тобой. Я в тебя верю.
И Селин Дион пусть слушают по радио. А это тебе лично от меня, Миро̀.
Подписала: «Группа «Пающие трусы». Красивый конец». И отправила ему запись.
Глава 24
— Мирослав Сергеич, — положил перед ним очередной распечатанный лист, очередной сотрудник очередного отдела.
В очередном костюме, одинаковые как миньоны, за несколько дней они слились для Мира в одну офисную массу как слипшиеся пельмени.
— Это что? — болезненно скривился Мирослав.
— Заявление для прессы, ну и обращение к сотрудникам компании, — пояснил бойкий парнишка с брекетами. — Разместим на главной странице сайта.
— Вы сами это написали? — с недоверием прикинул Мир количество листов в пресс-релизе.
— Да. Вы, конечно, можете внести правки, только, — он сморщил нос, — не надо.
— Я же вроде не президент, чтобы выверять каждое слово в своей речи, — устало выдохнул Мир. Возражать он и не собирался.
— И всё же любая ошибка чревата, — настаивал паренёк, — поэтому будем придерживаться.
— Учёт и последовательное сокращение углеродного следа при производстве косметики? — прочитал Мирослав. — Это не чересчур утомительно?
