— Э-э-э… — тот на секунду онемел, а потом взмахнул руками. — Нет, брат. Нет, прости, я не могу. Он стоит пятьдесят. Я не…
— Ты не понял, — покачал головой Мир. — Ты должен купить у меня автосервис за пять миллионов, — он кивнул на лежащую на столе бумагу.
Гамлет недоверчиво покосился на Мирослава, взял лист. Начал скользить глазами. И не дочитал — изменился в лице:
— Она хочет автосервис?
— Она не хочет. Она требует. Это единственное, что у меня есть. А это досудебная претензия.
— Пять миллионов, брат, — выдохнул Гамлет. — Мне совесть не позволит.
— Засунь её куда подальше, свою совесть. Деньги нужны до конца недели, — оттолкнулся от подоконника Мир.
— А если я не соберу? Если не успею?
— Лучше тебе успеть, Гам, — выдохнул Мир.
— Я понял, брат, — кивнул тот, озабоченно потёр лицо рукой. — Я постараюсь.
Мир хлопнул его по плечу и пошёл вниз.
Машина уже приехала и впереди был тяжёлый рабочий день, но все мысли были о ней.
Я буду тебя помнить…
Я желаю тебе победить…
Если нам суждено быть вместе…
Мирослав достал телефон: мама прислала фотографии.
Каждую неделю в понедельник он привозил ей завтрак из её любимой кофейни. И не видел причин не сделать этого сегодня. Только прихватить ещё упаковку растворимого аспирина этой пьянчужке.
Он зажал в руке телефон и уставился в окно…
— А если я не найду деньги до конца недели? — спросил он, прочитав протянутую Евой бумагу. — Подашь в суд?
— Конечно, — ответила она. — И отсужу твой автосервис на раз-два до конца текущего дня. А потом сожгу его к хренам со всем барахлом. Но если ты наивно думаешь, это всё, на что я способна, то сильно ошибаешься.
— На счёт тебя я ошибся всего один раз, — улыбнулся Мир, — когда подумал, что влюблён. Но мне так всего лишь показалось. Я тебя просто трахнул.
Она засмеялась.
— Не играй с огнём, мой мальчик. У меня нет ни стыда, ни совести, ни гордости, чтобы её задеть. Я просто беру, что хочу. Пока хочу. А чем сильнее ты брыкаешься, тем сильнее меня заводишь. Я установила правила, Мир, и ты согласился. Разве я поступила нечестно?
— Честно, — выдохнул он.
— Разве я тебя не предупредила: заведёшь бабу — пеняй на себя?
— Предупредила, — скрестил на груди руки.
— А ты завёл. Опять.
— Ева, — Мир покачал головой.
Она скривилась.
— Ой, не надо, а? Хочешь сказать: нет никакой другой бабы?
Мир промолчал. Ева усмехнулась.
— Ладно, пусть. Давай так, — она тряхнула волосами, откидывая их за спину. — Сегодня ты едешь со мной. Вот прямо сейчас. Ко мне. Ты знаешь зачем. Последний раз. И я прощу тебе долг и отпущу.
Мир тяжело вздохнул.
— Даю слово. А я слов на ветер не бросаю, ты знаешь, — смотрела она в упор.
Сцепив зубы, он мотнул головой.
— Да брось! Соглашайся, мой мальчик, лучшего предложения не будет.
— Спасибо, но нет.
— Нет? — делано удивилась Ева, глядя на его играющие желваки. — Хорошо. — Она взмахнула руками: — Аттракцион невиданной щедрости! Только сегодня! И только для тебя! Обещаю: она не узнает. Ни от меня, ни от кого-нибудь другого. Это останется между нами. Только ты и я. Всего одна, последняя ночь. И ты свободен.
Она гипнотизировала его взглядом, а когда он снова покачал головой фыркнула:
— Что и следовало доказать. — С презрением отвернулась, пошла к машине, но потом остановилась. — А знаешь, — обернулась она, — я ей даже завидую. Хотела бы я, чтобы меня кто-то также любил. Может, даже ты. Но… ей же хуже.
Она села в машину, захлопнула дверь и уехала…
Других предложений не будет. И если бы дело было просто в деньгах.
Мир побарабанил пальцами, прикидывая, что Ева придумает дальше.
Для него ответ был очевиден: она и сейчас ведёт себя как ревнивая жена, дальше она потребует штамп в паспорте и брачный контракт. Но как она его заставит?
Развернув к себе экран, Мирослав прокрутил пальцем список контактов: не рано ли сейчас, стоит ли уже дёргать чеку из гранаты или повременить, есть ли другие варианты…
«Надо встретиться» — написал он. Выдохнул и отправил сообщение абоненту, которого не стоило беспокоить без крайней нужды. Но что-то ему подсказывало — это тот самый случай.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Он открыл фотографии, что прислала мама.
Нам суждено, самоотверженная моя, — улыбнулся он, листая фото, где они с Крис. — Нам суждено.
— Будьте добры, — сказал Мир, когда ему ответили на радио, и назвал композицию.
— Угу, — повторил ведущий. — Записано. А для кого?
Глава 23
— Пф-ф-ф…
Кофе брызнул изо рта. Хорошо, что напротив никого не было, и кофейный душ принял только монитор. А может, жаль.
Поспешно вытерев рот, я добавила громкость радио:
— Для кого?!
— Для девушки, что потрясающе выглядит с домкратом, — крикнула мне в дверь Таисия.
— Though we've got to say goodbye… for the summer… — пел Джейсон Донован, а я сползла вниз по спинке кресла и закрыла глаза.
«Письмо, запечатанное поцелуем».
Даже с моим английским на уровне немого застенчивого англичанина, я знала, о чём он поёт:
Хотя мы вынуждены распрощаться на лето,
Дорогая, обещаю, что
Я буду посылать тебе свою любовь
Каждый день в письме,
Запечатанном поцелуем…
— Миро̀, — выдохнула я, когда песня закончилась. — Чёртов романтик!
— Ты что плачешь? — в ужасе округлила глаза Таисия.
— Нет, блин, лук режу, — полезла я в стол за зеркальцем и заодно за салфетками: монитор всё же надо бы вытереть, да и документы заодно.
— Слышишь, слышишь? — оживилась Тася и подняла палец, чтобы я прислушалась.
— Девушка с домкратом, откликнитесь, — сказал ведущий. — Мы каждый день передаём для вас эту песню.
— Каждый день, представляешь? — восхитилась она.
— А она, дура, не слышит, — выдохнула я и полезла за телефоном, чтобы записать продиктованный номер.
— Кристина Валерьевна! Таисия! — крикнули нам.
— Да, там же собрание, — махнула мне Тася. — Видеоконференция, Жулебов на связи из Барселоны.
— Как же вы все не вовремя-то а, — зашипела я. Мне тут письмо прислали, надо срочно ответить, а вы со своими собраниями.
Но куда деваться, сунула телефон в карман и пошла.
Ни один работник за зарплату с большим энтузиазмом не разбирал коробки «Экоса», чем я. Не рассортировал с такой заботой их содержимое по стопкам. Не погружался с таким рвением в цифры бухгалтерских отчётов, как погружалась я. Тщательно сверяла каждую цифру, придиралась к каждой запятой. Пачкала крошками, иногда, как сегодня, поливала кофе, вникала, запоминала, записывала, пересчитывала. И картина финансовой деятельности компании постепенно складывалась для меня в эпическое полотно вроде «Последнего дня Помпеи», с каждым днём заполняясь деталями.
Но сейчас мне было не до цифр, спрятав телефон под столом, я искала песню ответить Миро̀.
— Кристина Валерьевна, а вы о чём мечтаете? — голос Пряника, усиленный динамиком устройства видеосвязи, прозвучал недовольно.
Ну как о чём, Стёпа, так и подмывало меня ответить, о твоём мужском достоинстве, конечно.
— Думаю, откуда у нас эти документы «Экоса», Степан Аркадьевич, — подняла я глаза к экрану, на который передавалось изображение.
— По ним есть вопросы? — напрягся Пряник. Его обветренное каталонским солнцем лицо и цветущий вид не сочетались с выражением тревоги. Но поездка явно шла ему на пользу — он посвежел, похудел, загорел, хоть на обложку журнала «Мужское здоровье» снимай. С обнажённым торсом. Или в одном полотенце на талии.
— Да, и очень много, — ответила я, прикидывая, какой ширины ему понадобилось бы полотенце, насколько выше колен. — Вы уверены в надёжности источника, от которого получены бумаги? — скользнула я взглядом по его волосатой груди под расстёгнутой рубашкой и решила, что полотенце таки надо пошире.
